Бессонница

Не спится. Шумят деревья в саду, изредка кричат ночные птицы. Через тонкий футон чувствуются края татами, а подушка твердая, что ей можно забивать гвозди. Повернуться набок, вытянуть ноги, или лечь на живот, итог один – сон не идет. Ичиго не спится. Это последняя ночь его холостой жизни – как сказал этим вечером Ренджи. Ренджи, вообще, говорит слишком много. «…Ух, и нагулялся ты, наверняка! Столько девок красивых возле тебя вилось! А теперь ни-ни!..» «…Тьфу, на тебя! Скажи еще, что и с той грудастой, да, да, Орихиме, ничего не было…» «… Слушай, а говорят, что ты и Йоручи-сан… Мацумото божилась!» Потом Ренджи валит с ног четвертая бутылка саке. И слава богам. Это спасло Ичиго от возможной самой большой ошибки в его жизни: поговорить с рыжим придурком о первой брачной ночи. Ну и дурак бы он был, – Ичиго ложится на живот и поджимает ноги. Довериться болтливому Ренджи. Не прошло бы нескольких часов, как о проблемах Ичиго знал бы весь Сенретей. И Бьякуя зарубил бы его, опозорившего сестру, прямо на свадьбе. Бьякуя. Ичиго замирает и поворачивается на спину. Снова. Простыня собирается еще больше, и Ичиго чувствует ее складки хребтом. Не уснуть. Бьякуя тоже не спит – Ичиго в этом уверен. Рукия говорит, что тот засиживается за бумагами допоздна, порой и ложиться на рассвете. Свадьба сестры не повод изменять свои распорядки. Не так ли, Бьякуя? В отличие от Ичиго дом спит. Из комнат не доносится звуков, только пол скрипит под ногами. Спальня Рукия смежная со спальней Ичиго. Чувствовать ее присутствие через тонкую, бумажную стенку уже не привычка, а потребность. Ичиго замирает на мгновенье перед ее комнатой – ничего не слышно. Рукия спит тихо: не сопит, не разговаривает во сне, не ворочается в кровати как волчок. Отодвинь Ичиго седзи и увидел бы, что та как всегда откинула одеяло и свернулась клубочком. Маленькая. Слабая. Ранимая. Но Ичиго идет дальше. Неспешно проходит мимо комнат – спален, где никто не ночует, – посматривает на луну. До рассвета еще далеко. Кабинет Бьякуи на другом конце дома. Раньше, в те времена, когда Ичиго был пятнадцатилетним парнем из Каракуры, он бы решил, что тот специально поселил его подальше от себя. Теперь же он в этом уверен. Ичиго не спрашивает разрешения войти: просто заходит внутрь. Бьякуя хмуро бросает на него взгляд – субординация, фуку-тайчо! – и снова возвращается к своим бумагам. Обстановка в кабинете аскетичная, а комната такая огромная, что всё в ней – и люди, и вещи – кажутся ничтожно малыми. Ичиго садится на пол, не в сэйдза, а по-плебейски опускается на задницу, упирается руками в пол и изучает. Мебель, вещи, Бьякую. Не пройдет и нескольких минут, как тот перестанет игнорировать Ичиго. Раздражать Кучики Ичиго умеет прекрасно. – Что тебе надо? – голос Бьякуи как всегда холоден и сдержан, но Ичиго уже может различать его полутона. «Какого хрена ты приперся?» – спрашивает его Кучики, и Ичиго честно признается: – Заснуть не могу. – Не мои проблемы, – Кучики не поднимает головы от бумаг – видеть не хочет Ичиго. Придется. – Как сказать, – Ичиго чешет за ухом. Ухо у него не чешется, он просто нервничает. Говорить о таком с Бьякуей – это ли не глупость? Но Ичиго перебирает в уме своих друзей – Ренджи, Рукия, Икаку, Кенпачи, Урахара – и собирается с духом. – У меня свадьба завтра, – Ичиго говорит равнодушно, но куда ему до Бьякуи. Даже он слышит в собственном голосе страх. – Как не удивительно, я это знаю, – коротко замечает Бьякуя. Шуршит бумага – он перебирает ворох бумаг перед собой. Замирает, недолго, прищурившись, изучает лист перед собой и снова шелестит бумагой. Доклады ли это, донесения, рапорты, увольнительные или секретные приказы от Ямамото – Ичиго не знает. Бумажной работой в отряде он занимается мало – похоже, Бьякуя ему не доверяет еще и в этом. – Так вот,… – Ичиго собирается с мыслями и продолжает: Так вот. Я спросить хотел: ты до женитьбы с женщиной был? Бьякуя застывает. Не шелестит листами бумаги – с неизвестно чем, – но на Ичиго не смотрит. Будто стесняется. – Куросаки, хочешь ли ты сказать…, – Бьякуя не договаривает фразу, но смысл ее понятен. Интересно, – думает Ичиго, откидывая голову назад и уставившись в потолок, – говорил ли Бьякуя когда-нибудь слово «трахаться»? Наверное, он – исключительно – занимался сексом. Или любовью – если Рукия не лжет, что Бьякуя любил свою жену. – Если бы ты сказал раньше, я бы сводил тебя в одно место, – продолжает Кучики. Сквозь холодный голос пробиваются нотки паники. А мне-то каково, – тоскливо думает Ичиго и дальше откидывает голову. Пока его руки не подворачиваются, и он не бухается на пол. Пойдет. Они молчат. Ичиго больше нечего сказать – Бьякуя же не дурак. Понял всё. Но он ничего не говорит. Ичиго приподнимается на локтях – Кучики задумчиво, подперев подбородок рукой, смотрит в ответ. Даже бумаги свои отложил. Может, вспоминает, как это делается? Что куда вставляют? – Но ты же знаешь принцип? Издевается он что ли над ним? Ичиго раздраженно мотает головой: – Знаю. На уроках анатомии проходил… Лет двадцать назад. Лицо у Бьякуи вытягивается. Будь на месте Кучики Ренджи, тот бы уже ржал во всю глотку, потешаясь над другом. «Парень, столько баб, столько баб кругом!» – Ичиго словно наяву слышал раскатистый голос капитана пятого отряда. Вот посмешище. Бьякуя не смеется, даже не хмыкает, как он делает, когда сдерживает смешок. И Ичиго ему благодарен. – Раз так, – отрезает Бьякуя, – то ты знаешь, что делать. Тянется к своим бумагам, но опять застывает. Ичиго не двигается. Пол не устлан татами – дерево, но лежать на нем Ичиго приятнее, чем на своем футоне. Заснуть бы – прямо так и прямо на этом месте, – но Ичиго не уверен, что Бьякуя не выбросит его спящего в пруд в саду. Кучики же. Бьякуя ходит бесшумно, и одежда его не шелестит. Когда тот садится перед Ичиго – конечно же, в сэйдза, – он просто чувствует его. Привык. – Я не знаю, хранила ли себя моя сестра для тебя, – говорит Бьякуя медленно, будто слова подбирает. Но Ичиго машет рукой – давай, говори. Были ли мужчины у Рукии, он тоже не знает, но думает – да. До его появления точно, после… Ичиго горько об этом думать, но это его вина: он слишком занят, он потерян в битвах. Где ему найти время для Рукии? Найдет ли он для нее, как для своей жены? – В любом случае тебе потребуется мазь. Подойдет масло для массажа. Оно, наверняка, будет в спальне молодожен. Не забудь нанести его перед проникновением, – с каждым словом голос Кучики обесцвечивается все больше и больше. Может, ему неприятно говорить так о своей младшей сестре? Ичиго бы не смог – сразу придушил бы мерзавца. Но обе сестры Ичиго уже давно замужем, растят детей, работают, терпят назойливого отца. Даже его навещают. Его и мать. Ичиго вздыхает. Он уже не слушает, что говорит Кучики. Этот монотонный бубнеж хорош в одном – Ичиго клонит в сон. – … Предварительные ласки обязательны, – продолжает Бьякуя. Прямо как по брошюре. – Сначала женщину следует возбудить... – Как? – спрашивает Ичиго. Как ему возбудить Рукию? При мысли, что он прикоснется к ней – развяжет оби, проведет руками по острым плечам, стягивая свадебные одежды на пол – тяжелеет в паху. Но стоит ему представить дальнейшее – скольжение рук по нежной коже грудей – как становится смешно. В первый раз, когда они с Рукией поцеловались, так и вовсе смеяться начали, как умалишенные. Шутка ли – столько лет дружить, и вот на тебе. А потом ничего. После поцелуев смеяться им уже не хотелось. Но черту они не переходили. Опасно. Бьякуя вздыхает. «Ну и достал же ты меня, Куросаки». Но отвечает. – У каждой женщины свои потребности и желания. Кому-то нравятся прикосновения к груди, кого-то, наоборот, это раздражает. Одни любят нежности и ласковые слова, другие предпочитают делать это молча. Лишь пробуя, ты сможешь понять, что нужно твоей женщине, Куросаки. Ичиго поворачивает на бок и смотрит на Кучики. Лицо Бьякуи неподвижно, может, только рот очерчивается резче – смеется, гад. Врезать бы ему, но это же Бьякуя. Ренджи бы давно уже лежал и стонал побитый. А тут… Но Ичиго наглый. – Слушай, а покажи? Улыбка Бьякуи пропадает. – Что ты несешь? – он не скрывает злости. Даже глаза сужает – опасно. – Я не знаю, как начать, – Ичиго не напуган – ярость Бьякуи его не страшит. – Что тебе стоит-то? «Цвети, Сенбонзакура!» – Ичиго готов к такому. Или даже к простому – не по-благородному – получить по морде. Так сильно, что будет щипать в носу. Но Бьякуя не хватается за меч и руками не замахивается. Пару минут просто смотрит на Ичиго, будто поверить не может в его слова, а потом наклоняется – ближе, еще ближе – и целует его. Сравнивать двух Кучики для Ичиго – святотатство. Но больше не с кем: поцелуи Ичиго принадлежат только им. Поневоле Ичиго отмечает про себя – и губы, и нос, и запах и кожу – разные. Все по-другому. Но неправильности Ичиго не чувствует. Первым, что говорит Бьякуя, когда отрывается от его рта, это: – Помни про ласки. Будь нежен. – Хорошо, – отвечает Ичиго и тянется за новыми поцелуями и ласками. Руки сами по себе тянутся к завязкам: оголить кожу, почувствовать ее на ощупь, на вкус. Но его останавливают. Руки у Бьякуи стальные – хватает за запястьятак, что и не вырвешься. – Стоп, – у него даже дыхание не сбивается. Безупречный как всегда. А у Ичиго грудь ходуном ходит, а тонкое кимоно не скрывает возбуждения. Но он тоже знает, что им нужно остановиться. Он не настолько безумный, как о нем говорят. Когда он поднимается с пола, поправляет одежду и уходит в свою спальню, Ичиго не чувствует неловкости. И утром, когда они сидят за одним столом и Ичиго перебрасывается шутками с Рукией, ему не стыдно смотреть на Бьякую. Даже во время свадьбы под священные молитвы и клятвы он спокойно встречается глазами с ним. Только ночью, оставшись наедине с Рукией, он чувствует себя странно. Стягивая с нее ало-золотое, роскошное кимоно, прикасаясь к ней обнаженной, Ичиго не покидает странное чувство – словно он предает кого-то. Но забывает его, как только Рукия впускает его в себя. Ночами Бьякуя не спит. Бессонница. Бумажная работа, такая скучная и монотонная, что днем от нее клонит в сон, не помогает – он не зевает даже от скуки. Кругом тихо: все в доме спят. Кроме него. Он не хочет спать. Он просто хочет услышать, как раздвинуться седзи, и скрипуче прогнется пол под сильным телом. – Я хочу быть с тобой. Научи меня, – говорит ему голос – зовущий, мягкий, нежный. Устоять невозможно. Но стоит ему приподнять голову, как он… падает на стол. Сквозь бумажные стенки седзи пробивается красный свет рассвета. Дом скоро проснется, и Кучики идет в свою спальню. Следующей ночью она вернется к нему – его бессонница.