В тишине

Дверь распахнулась как от сквозняка – внезапно и бесшумно. На пороге силуэтом прорисовывалась фигура Бадоу. Хайне, не вставая с дивана, повернул голову на шум и с удовлетворением отметил, что напарник пришел на своих двоих, стоит прямо, а не держится руками за простреленный живот, и, значит, все в порядке. - Че, андед? Лежим, скучаем?, - рыжий плюхнулся на диван рядом с псом. – А я тут между прочим работу работаю! На этих словах Хайне была продемонстрирована фотокамера, свисавшая на шнурке с запястья Бадоу. - Таких фоточек наснимал – закачаешься!, - продолжал тарахтеть он, не забывая при этом делать глубокие затяжки, не выпуская сигарету изо рта. Но Хайне это не интересовало вовсе. Больший вопрос вызывали кровоподтёк на скуле, припухшая губа и грязная, в нескольких местах порванная, одежда. - А это я смотрю кто-то отблагодарил тебя за чудесную фотосессию, - пес кивком указал на атрибуты драки, принесенные напарником на себе. - Ах, это! Да так фигня…каким-то качкам не понравилось, что я курю, когда снимаю, как они проводят сделку. Ну там разводы сигаретного дыма на пленке и все такое, - как всегда весело протараторил Бадоу и засмеялся, довольный своей шуткой. Точнее попытался засмеяться, потому что в следующий момент он ойкнул и обхватил себя руками за живот. Хайне рывком сел на диване. - Что такое? - в голосе прозвучали нотки тревоги. - Ха! Что, испугался, Пёса? - наигранно весело спросил Бадоу, принимая нормальную позу. – То-то же! Теперь будешь меня беречь и встречать с работы горячим чаем, а не похуистическим ебалом с дивана. Вторая попытка засмеяться закончилась, так же как и первая – резким выдохом и сжатыми зубами. - Быстро! Раздевайся! - рыкнул Хайне и стал стягивать плащ с рыжего. - Оу! Ты че такой озабоченный, андед? Утром же только трахались! - Бадоу все еще не терял надежды обратить все в шутку и не показывать Хайне, что могут сделать тяжелые армейские ботинки с телом, не обладающим повышенной регенерацией. Но альбинос был непреклонен. И Бадоу был вынужден начать помогать ему в избавлении себя от одежды. В противном случае он рискнул бы обзавестись еще парочкой синяков на своем тщедушном тельце. - Какого хера, мать твою! Бадоу, что это? Когда с одеждой было покончено, взгляду Хайне предстала картина художника-авангардиста: синие, зеленоватые, красные круги и разводы в хаотичном порядке расположились на белой коже, кое-где присыпанные тертым шоколадом веснушек. Вот только альбинос не любил искусство, особенно выполненное какими-то ублюдками на его любимом теле. - Убью гадов! - пес был уже на полпути к двери. - Да, и брось меня здесь одного: голого и беззащитного, - Бадоу нарочно надул губы и обиженно исподлобья зыркнул на него. Хайне развернулся и посмотрел в ярко-зеленый глаз напарника. - Ладно! Черт с ними. Пусть живут до завтра! Сейчас принесу аптечку и будем лечить тебя, неудачник! - чуть недовольно, но уже не злобно пробурчал Хайне. - Пёса, а можно мне сначала ванну?, - умоляюще прижал руки к груди рыжий. Андед чуть усмехнулся и пошел набирать воду. *** Ванна была горячей, но не обжигающей. Бадоу сидел между раздвинутых ног Хайне, спиной к нему, и блаженно щурился. Альбинос аккуратно, мягкой губкой, водил по веснушчатому телу, периодически опуская ее в воду, а затем выдавливая теплую влагу на худые плечи. - Не больно? - спросил Хайне, когда почувствовал, что напарник напрягся от прикосновений к его левым ребрам. - О-ху-ен-но!. – отчеканила довольная рыжая морда. – Надо, наверно, почаще попадать в такие передряги, чтобы потом меня так омывали! - Да куда уж чаще! - усмехнулся андед, за что получил ощутимый тычок локтем. Но оставлять это просто так он не собирался и, намочив губку, выжал ее на голову Бадоу. - Волосы-волосы! Что ж ты делаешь, собака страшная? Сейчас я тебе покажу, как родину надо любить! – заверещал Найлз, как всегда превращая тихий вечер в бедлам с криками и брызгами. Через пару минут ожесточенного морского боя, потери составляли: губка натуральная – одна штука; терпение Раммштайнера – дважды; желание выходит из ванны у Бадоу – навсегда. В суматохе плесканий они и не заметили, как оказались лицом друг к другу. Осознание этого пришло к Хайне не сразу. Несколько секунд он смотрел на внезапно возникшие перед ним, припухшие от драки, губы Найлза. А потом, без лишних слов он чуть подался вперед и впился в них своими губами. Поцелуй вышел долгим и страстным. Пес чуть прикусывал губы рыжего время от времени, а Бадоу чуть стонал, когда клыки Хайне находили след удара. И они оба чувствовали, как возрастает под водой их напряжение и желание. После губ исследованию шершавого языка подверглась шея, а затем и самые любимые в мире ключицы. - Пёёёса!, - выдохнул Бадоу, когда Хайне коснулся выпирающих косточек под горлом. Альбинос принял это как сигнал к действию и, схватив напарника за бедра, чуть приподнял и начал опускать на себя. Бадоу постанывал, чувствуя, как пес проникает в него. Тело саднило от синяков и руки Хайне как раз схватились за один из самых крупных – на бедре. Но наслаждение пересиливало все. Они и не таким жестким сексом занимались, что ему пара каких-то синяков? Хайне постепенно все наращивал темп, одной рукой продолжая придерживать партнера за бедро, а другой лаская его член. И рыжий, уже не стесняясь, в голос стонал. - Ммммм, Пёса! Дааа! Еще! Еще! Пёёёса…ХАЙНЕ! - Бадоу выгнулся дугой. Альбинос тоже чувствовал приближение фейерверка в своей голове и, совершив пару резких толчков, сделал свое предчувствие правдой. Потом, при ополаскивание в душе, Хайне снова понял, что хочет взять эту тощую рыжую задницу, но было решено переместиться в комнату, потому что у Бадоу, по его же собственным словам, «пальцы уже съежились, вдруг и что-нибудь другое тоже скукожится подобным образом». *** Но продолжить в тот вечер им так и не дали. В комнате их уже ждали представители той самой группировки, что заснял Бадоу. Их было слишком много. А у Раммштайнера и Найлза из оружия под рукой только цербер. Отпихнув Бадоу за себя, андед обнажил клыки и зарычал. Цербер в его голове радостно облизнулся, предвкушая скорую прогулку. Пули. Порох. Крики. Кровь. Хайне не сразу увидел, что Найлз выскочил из-за его спины и бросился к брошенным у дивана пистолетом. - БАДОУ!!! - но его крик опоздал на сотую долю секунды. Пуля оказалась чуть быстрей и чуть проворней, но только один раз. Голодный цербер быстрее любой пули. Те, кто поняли это первыми, успели убежать, а остальные оставили свои мысли в пенящейся крови, что выступала на их шеях, когда пес рвал им горло. Покончив с непрошенными гостями, Хайне бросился к напарнику, заходящемуся в приступе кашля и харкающему кровью на черно-белый пол. - Как ты? - аккуратно переворачивая его на спину, спросил Хайне. - Лучше всех, Пёса! Только дышать трудновато, но думаю это от сигарет. Кажется, пришло время бросать, - слабо улыбнулся Бадоу сквозь проступающую на губах кровь. Хайне с ужасом глядел на рану в груди друга, и не мог понять, с кого вокруг натекло столько крови: с него или с Бадоу? - Тебе нужен врач! Сейчас…поедем в больницу! - Раммштайнер взял тонкую руку и закинул ее себе на плечо. Но, при попытке подняться ,Бадоу так страшно застонал, что Хайне понял: о транспортировке не может быт и речи. Первой попавшейся под руку тканью (а это была футболка Бадоу), он стал зажимать рану на груди и искать глазами аптечку, которую принес в комнату до того, как уйти в ванну. - Пёса, а сделай для меня кое-что, пожалуйста, - тихо проговорил Бадоу. - Да как ты можешь думать о сигаретах в такой момент, придурок! Тебе срочно помощь нужна или ты сдохнешь от потери крови! - Хайне не на шутку разозлился на напарника в эту секунду. - А? сигаретку было бы не плохо, - прикрыв глаз, мечтательно протянул Найлз, - но я вообще-то о другом. Поцелуй меня, Пёса? Хайне удивленно глянул на «курильщика пушек» и вся его злость мгновенно улетучилась. Он наклонился и поцеловал Бадоу, стараясь вложить в этот поцелуй всю нежность, на которую только был способен. Он чувствовал стальной вкус крови и еще чего-то незнакомого; легкий сладковатый привкус. - Сладко, Пёса, - получилось так тихо, что Хайне только по движению губ, понял, что рыжий что-то сказал. -. ….. тебя, - между тем продолжил Бадоу, не открывая глаз и слегка улыбнувшись уголками губ. - Что? - Хайне различил лишь последнее слово. Найлз не ответил. - Бадоу? Бадоу?! Бадоу! - альбинос стал перекладывать голову напарника к себе на колени, аккуратно приподнимая его за шею. И тут понял, что вечно живая жилка сонной артерии больше не бьется. - Бадоу! Нет! Нет!!! НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!! *** Хайне проснулся, как от толчка. «Сон. Всего лишь сон», - подумал он, осознав, что лежит на своем стареньком диване, а не на холодном полу. Он ощущал щекой знакомый меховой капюшон старой куртки и запах. Он был важнее всего – запах Бадоу. Такой родной, близкий, пробуждающий кучу воспоминаний. Хайне повернулся, собираясь обнять напарника и зарыться носом в его волосы. Но рука загребла лишь воздух. Хайне сжал руку, которой хотел ласкать, в кулак, так что ногти до крови врезались в ладони. Он взвыл и стал в остервенении долбить кулаком по дивану. Почти 2 месяца прошло с тех пор. 2 месяца как Бадоу нет. 2 месяца, как андед жалеет, что ему не чужды человеческие чувства, но нет возможности воплотить самое простое желание – умереть. И каждую ночь один и тот же сон. А потом облегчение, что это всего лишь сон. И резкий удар реальности по голове, что облегчение было лишь обманом. Хайне не хотел спать. Он боялся Сна. Но только там он мог увидеть Бадоу и еще раз, как наяву, пережить тот вечер, который не должен был закончиться так. В глубине души Хайне надеялся, что там, во сне, все пойдет по другому сценарию, а в этой реальности он больше никогда не проснется. - Это все ты виноват, паршивый ублюдок! Сколько можно было говорить тебе, чтобы ты был осторожней!!! Ненавижу тебя! Ненавижуненавижуненавижу!!! - Хайне схватил куртку Бадоу и стал кричать на нее. Он рычал, скалил зубы, продолжая вместе с диваном бить уже и куртку, мотать ей из стороны в сторону и чуть ли не рвать зубами. - НЕНАВИЖУ! - в последний раз выкрикнул Хайне и бросил куртку на пол, прочь от себя. С секунду он сидел с закрытыми глазами. Сердце бешено колотилось, а грудь раздирало так, будто в нее выпустили с дюжину обойм. Раммштайнер был согласен и на тысячу, лишь бы его напарник был жив. Бадоу… Андед повернул голову в сторону брошенной им куртки. Тихо сполз с дивана и на четвереньках добрался до самого главного теперь предмета в его жизни. Обняв куртку, Хайне свернулся калачиком вокруг нее, стараясь как можно сильнее прижать ее к себе. - Бадоу.. Бадоу… Бадоуууууууууууууууууууууууууууууууууууууу, - тихонечко завыл Пёса. *** Он не знает, сколько лежал на холодном полу. Но тело его полностью не слушалось. И на подъем потребовалось больше времени, чем обычно. Но Хайне встал. Размяв затекшие ноги, он бережно поднял с пола куртку и аккуратно разложил ее на диване. Потом он оделся, проверил патроны, снял пистолеты с предохранителей и направился к двери. В дверном проеме он обернулся к дивану и уверенно произнес: - Скоро увидимся, Бадоу! *** Стоя у входа в подпольный дом одной из мафиозных семей, всего с двумя обоймами в пистолетах он думал только об одном: «Пожалуйста, в голову…всего одна пуля! Пожалуйста.. в голову, в голову, голову… пожалуйста... умоляю! Бадоу…» Это было первое желание в жизни пса, которое сбылось именно так, как он хотел.