***
Я тоже помню, и ты - как я. К телу прижавшись нежно, вспомни об этом и, нет, не плачь, но прокляни их мир. Сладость вишнёвых и грешных губ - всё это неизбежно. Ты же ведь знаешь, таких, как мы, черти зовут на пир. Круг /Номер/ Два неизменно ждёт, и оседает пламя между двух жаждущих ласк грудей. К чёрту Его запрет. Падает в прах Лоонуа, и я опускаю знамя. Скалы и ветры, и дикий смех. Ты не жалеешь? Нет.Часть 1
1 мая 2014 г. в 18:45
Кельтский мотив тихо плачет о
падших в низовья душах, руки дрожат, и молитву ввысь шепчет больной Тристан:
- Дева Мария, прошу тебя, дай мне хоть раз на сушах этой чужой, не моей страны сжать на минуту стан тихой Изольды, ведь я её...
Парус взмывает белый там, где клубится густой туман, но не узнает он истины этой, сгорит, падёт он - молодой и смелый. Тускл его взгляд, и в неверной тьме тускло коптит ладан.
Руки Изольды дрожат, и слёз, что пролились на тело странно-холодное, не-его не сосчитать вовек:
- Дева Мария, прошу-прошу, всё, чего я хотела - быть только там, где его рука, тонкий папирус век. Что мне сейчас твой Святой Закон? Что мне сейчас до Рая? Что мне до шумных морских глубин, танца семи планет? - и умирала она, в слезах горьких над ним сгорая. И расцветал на могиле цвет.
Ты не жалеешь?
Нет.
Кельтский мотив ещё плакал над этой слепой любовью, и Лоонуа махала им вслед ветерком норд-вест. Души слепы и оголены, и окраплёны кровью вместе сходили в низины - в Ад, чтобы нести свой крест. Сквозь Ахерона волну и муть, плетью Харона биты, пересекли они Первый Круг по раскалённой лжи. Плачет Изольда, её душа - вишенка Афродиты. Стонет Тристан, и подобен сну ропот его души. И на пороге встаёт Мидос, шепчут ему устало сквозь воспалённости алых губ дети страстей свою злую печаль, и вонзает он в сердце обоим жало. Тем, что любили запретно, нет места в святом Раю. Хвост обвивает и раз, и два душ телеса раненьем - это второй беспощадный Круг, цвет золотистый - страсть. Ветры завыли, кружили их ровно по пригрешеньям - тот приговор выносил Мидос, мерзко разинув пасть. Кружатся ветры, о скалы бьют, шрамы на коже белой болью рисуют узор из мук, камень дробит им кость...
И в этот миг /через сотни лет, поступью столь несмелой/ в эту обитель придёт живой и любопытный гость.
Помнишь, Изольда, дрожанье рук и карамель объятий? Помнишь, Тристан, как она была лучшей на всей земле? Помнишь, как в землю ты закопал злую канву распятий? Помнишь, Изольда, как назвала имя его во сне?