Baby It's Cold Outside

Декабрь ударяет холодом и большим количеством снега. Выходящий из дымоходов туман делает небо еще более серым, чем это привычно для этой местности, не говоря уже о затянутых льдом улицах и тропинках, сплошь запорошенных грязью и сором. Это точно не самые лучшие праздники. На улицах нигде не найдешь идеальный белый снег, из которого бы дети могли лепить снеговиков. Для развлечений все равно слишком холодно — не больше шести градусов [прим. пер.: по Фаренгейту] — да и потом, каждый день моросит дождь. Большинство людей предпочитают отсиживаться дома, согреваясь и прижимаясь друг к другу. Торговые предприятия и лавки не работают по причине погодных условий, и школы закрыты почти всю неделю. Кажется, что город заполнен привидениями: улицы пустуют, а таблички с надписью «закрыто» мелькают почти на каждом окне. Из-за подобной атмосферы скулы Зейна сейчас кажутся еще более остро очерченными. Зима всегда заставляет парня чувствовать себя по-настоящему крошечным в этом мире. Он не покидает квартиру в эти дни, потому что Зейна не привлекает перспектива застудиться на морозе; правда, на его взгляд, в этом милом местечке достаточно одиноко и слишком тихо. Его лучшие друзья, Луи и Гарри, уехали на отдых в тропики и не планируют возвращаться домой до Нового Года. И с того момента, как их нет, а университет закрыт, Зейну абсолютно нечего делать. Конечно, он думал о том, что можно поехать домой на выходные, увидеть маму и сестер, может быть, приготовить печенье, как в старые добрые времена. Но он до сих пор чувствует неприятную щепотку злости у себя в душе, которая и мешает ему включить поездку домой в свое расписание. Дело в том, что последний раз, когда он виделся со своей семьей, был примерно два года назад, когда его мама вышла замуж повторно. Зейн, разумеется, ненавидит этого мужчину, но он его не выбирал. Это был выбор мамы. Он пытался убедить себя, что ему плевать; пытался жить с мыслью, что если она счастлива — он счастлив. Но ничего из этого просто-непросто не выходило, и на данный момент он не может даже думать о встрече с матерью. Поэтому Малик и сидит дома в своей малюсенькой комнате, зарисовывая вид из широкого окна спальни. Окно — одна из причин, по которой Зейн купил эту небольшую квартирку. Вся задняя стена в его комнате сделана из стекла; отсюда открывается достаточно милый вид на парк, который сейчас выглядит, как серый вариант зимней страны чудес. Сегодня он сидит за своим старым столом для рисования и выглядывает из окна, наблюдая, как одинокие фигуры людей медленно снуют вдоль тропинок. На ногах Зейна надеты шерстяные носки, которые подарил ему Гарри, а чашка кофе стынет на углу стола. Сегодня действительно хороший день, и, вроде бы, сейчас обед, хотя у Зейна совершенно отсутствует чувство времени. В конце концов, он не сдвигался отсюда ни на миллиметр с самого пробуждения, не считая походов в ванную или на кухню. Тут телефон зажужжал в кармане тренировочных штанов, и только после того, как Зейн закончил детальную зарисовку ивы в углу парка, он вынул его; устройство осветило лицо парня, читающего имя на экране. Это Луи, который звонит, наверное, чтобы рассказать о том, как хорошо протекает их первый совместный отдых, и о том, как там так тепло. Зейн чувствует маленький укол зависти, но все равно отвечает на звонок, потому что Луи — один из его лучших друзей, и у него нет силы нажать на кнопку сброса. Тем более, он скучает по нему и хотел бы услышать его голос. — Привет, дружище, — отвечает Зейн, глотнув кофе, оказавшееся на вкус как фундук. — Как там дела дома? — спрашивает Луи. В его голосе слышна улыбка, а также понятно, что он уже знает ответ на этот вопрос. Холодно. Пасмурно. Отвратительно. — Довольно по-зимнему, — Зейн зажимает телефон между ухом и плечом, чтобы не отвлекаться от рисования. — Здесь скучно без вас и Хаззы... никто не создает проблемы. Из трубки послышался заливистый смех Луи. — Тебе просто нужно научиться заводить друзей, а потом выйти наконец на улицу. Я имею в виду... Ради всего святого, Зейн, последний раз ты был на свидании несколько месяцев назад. Зейн закатил глаза, потому что каждый раз, когда он разговаривает с ним, их беседа снова сводится к этой теме. Звучит немного нелепо, но Зейн отвечает: — Луи, у меня действительно по горло работы в университете. Ты знаешь это. Сложно встречаться с кем-то и работать одновременно. Слишком много забот. — Ну, у нормальных людей получается... — Значит, я ненормальный. Закроем тему, Лу. — В любом случае, я звонил только для того, чтобы убедиться, что все нормально, — продолжает Луи. — Надеюсь увидеть полное портфолио рисунков, когда вернусь. Хорошо? Зейн улыбается: — Да, конечно. — Ладно. Я должен идти. Мы с Гарри собирались спуститься к пляжному бару, заказать тропические напитки и посмотреть на закат. — Романтично, — воркует Зейн. — Ага, — соглашается Луи. — Поговорим с тобой позже, приятель. — Пока, Лу. Зейн вскакивает и моментально начинает убирать все рисовальные принадлежности. Луи прав. Он сам же и навевает себе эту скуку и одиночество — довольно глупо с его стороны. Поэтому Зейн находит одежду поприличнее, чем тренировочные штаны, огромные шерстяные носки и футболка, которая, по-моему, больше его параметров размера на три, а потом переобувается в свои ботинки. Добавив к своему сегодняшнему образу перчатки и шапку, он ступает прочь из квартиры, вроде бы, первый раз за неделю. Конечно, холодрыга тут ужасная, и морозный воздух незамедлительно щипает его за нос и губы. Широко распахнутыми глазами Зейн оглядывает улицу. Никого. Он начинает свой путь по направлению к парку, огибая жилой дом; Зейн не вполне уверен, куда идет, но ему просто до смерти надоело отсиживаться дома без дела. Его мысли вновь возвращаются к Гарри и Луи, попивающими какой-то напиток на пляже и наблюдающими за закатом в одних только плавательных шортах, и зависть снова пошевеливается в его животе. Слякоть хлюпает у него под ногами, издавая причмокивающий звук с каждым новым шагом. Безумно усыпляющий процесс. Вдоль парка тянется вереница магазинов, освещенных рождественскими огоньками и парой табличек, возвещающих о том, что заведения открыты. Возможно, небольшой шоппинг в честь праздников может занять его мысли? Каким-то образом Зейну удается пройти через весь парк, ни разу не подскользнувшись на льду, и наконец дойти до небольшого художественного магазина, который он постоянно посещает. Когда-то давно он был книжным магазином, и по этой причине здесь стоит неповторимый запах, а также древний бревенчатый пол и полки со старыми картинами, висящими на стенах. Зейн считает, что в мире нет места лучше, чем это. — Привет, Зейн. — Имя продавца — Найл; парень, которому постоянно не сидится на месте и который представляет из себя живое воплощение маленького солнышка. — Тебе нужен рисовальный уголь, да? — Не сегодня, — отзывается Зейн, — я просто осмотрюсь. Может, выберу подарки для друзей. — Тоже неплохо. Тогда Зейн направляется к своему любимому отделу, который полон всяких карандашей, рисовального угля и ластиков самых разных форм и окрасок. Поднимая старую упаковку карандашей, предназначенных для новичков в рисовании, Зейн подумывает купить ее для Луи. В конце-концов, парню нравится глазеть на все работы Зейна, и он всегда спрашивает, как тому удается так замечательно рисовать. Возможно, эти карандаши вдохновят Луи на создание своей собственной картины. Зейн улыбается одними уголками губ и поворачивается, чтобы пойти заплатить за покупку, когда вдруг впечатывается в парня, у которого в руках целая охапка подарочных коробок. Зейн падает назад, незамедлительно приземляясь на мягкое место и скрываясь в ворохе каких-то бумаг и точилок для карандашей. — Ай, — доносится его бормотание. — Боже, мне безумно жаль! — говорит голос. Зейн думал, этот человек — Найл, но теперь выяснилось, что это определенно не он. Если бы он врезался в Найла, блондин бы сейчас тоже валялся на полу рядом с ним, истерически смеясь. Зейн размышляет, кто же это, потому что кто здесь еще работает? Он знаком только с самим Найлом и хозяином. — Подожди, я помогу тебе подняться, — когда Зейну протягивают руку, он поднимает взгляд, смотря прямо перед собой, чтобы наконец увидеть лицо загадочного юноши. Сердце Зейна начинает стучать где-то в горле. Этот парень прекрасен. У него большие карие глаза и идеальная короткая стрижка, а еще он совсем чуть-чуть, самую малость, напоминает пай-мальчика со своим клетчатым жилетом и кожаными ботинками вроде мокасин. Зейн никогда его раньше не видел. Он сжимает протянутую руку и с его помощью поднимается, отряхивая свои штаны и выгребая все еще желанные карандаши из кипы бумаг и других завалов. — Ты в порядке? Мне так жаль! — Все нормально, — говорит Зейн, — абсолютно. Заслышав шум, Найл подбегает к ним и говорит: — Черт возьми, Лиам, серьезно, друг? Теперь нам нужно всё это переупаковывать и заплатить Зейну за причиненный вред! — он всплескивает руками, как маленькая королева драмы. Зейн ухмыляется. Парень по имени Лиам краснеет и опускает голову: — Прости, Ни. — Ладно, забудь, — говорит Найл, — все в норме. Зейн тут же вскакивает: — Я тоже в норме, Найл. Эй, дай я помогу. Все трое опускаются на колени и начинают переупаковывать рисовальные принадлежности. Это занимает не меньше десяти минут, но вскоре всё лежит на своих местах, и здесь снова воцаряется порядок. Трое ребят поднимаются на ноги затем, чтобы отряхнуться, и Зейн до сих пор не может подавить в себе желание узнать того парня поближе. — Найл, а... кто это? — Зейн старается выглядеть настолько вежливым, насколько это возможно. — О, — Найл улыбается и чуть приобнимает рукой плечо незнакомца. — Это Лиам. Мой двоюродный брат. Мы не живем вместе, но он обычно приезжает на праздники. Ну, знаешь, просто навестить меня. Хозяин разрешил ему устроится здесь ненадолго, чтобы немного заработать. — А, — в знак понимания говорит Зейн. — Рад познакомиться, Лиам, — он медленно протягивает свою руку. Лиам улыбается, а затем пожимает ее, не отрывая взгляда от их сплетенных кистей. То же делает и Зейн, потому что тона их кожи действительно сочетаются, и когда они находятся рядом, это по-настоящему красиво. Правда, Найл тут же прерывает этот их момент, выпаливая: — Так чем ты занят эти дни, Зейн? — Честно говоря, ничем особенным, — отвечает Зейн, опуская руку Лиама, но ловя его взгляд. Тот, напротив, смотрит в пол. — Луи и Гарри на отдыхе, поэтому мне довольно одиноко. — Ну, мы с Лиамом сейчас как раз планировали закрываться и сходить куда-нибудь поесть, — говорит Найл. — Не против присоединиться? Так вот Зейн и оказывается сидящим за маленьким столом рядом с Лиамом и Найлом, которые неторопливо потягивают свои напитки и ждут заказанные блюда. По существу, Найл разговаривает сам с собой, рассказывая какую-то историю про то, что случилось прошлой зимой на канун Рождества. По-моему, это про то, как его рождественская елка загорелась в гостиной; если быть честным, Зейн не до конца уверен. Он слишком занят, пожирая взглядом двоюродного брата своего друга. Лиам такой кроткий и безупречный, и он сидит так близко к нему, и их колени совершенно случайно сталкиваются под столом раз пять в минуту. Это сводит Зейна с ума, потому что он просто хочет расспросить Лиама обо всем на свете, заучить его наизусть, узнать каждую особенность его характера. Ну а Найл, кажется, не обращает ни малейшего внимания на то, что происходит прямо перед его носом. Наконец, когда еду приносят, блондин замолкает. И Лиам, и Зейн пытаются сконцентрироваться на процессе пережевывания пищи, но получается не очень. В конце концов, их ноги запутываются под столом, а сердце Зейна начинает биться гораздо чаще, чем ему полагается. Это кажется таким странным — вести себя подобным образом почти с незнакомцем. Но Зейн абсолютно ничего не может с этим поделать. — Мне нужно зайти к маме и помочь ей с несколькими декорациями, — говорит Найл, когда им приносят счет. — Лиам, ты идешь со мной или уже что-то себе запланировал? Прежде, чем Лиам успевает открыть рот, Зейн говорит: — Может, я покажу ему город? Каким-то образом — возможно, это судьба или попросту удача, — в конечном счете Зейн и Лиам идут по направлению к парку плечом к плечу. — То есть, ты жил здесь? Как долго? — Лиам спрашивает, отбрасывая кусок сероватового льда с тротуара. — С тех пор, как учусь в универе, — говорит Зейн. — Я живу в том доме рядом с парком, — он указывает на здание, — а мои лучшие друзья, Гарри и Луи, живут в соседней квартире. — Это прекрасно, — Лиам улыбается. — Мне правда нравится этот маленький городок. Я, кстати, подумываю сюда переехать. В смысле, мне, конечно, нравится мой родной город тоже, но мы с Найлом достаточно близки, и я скучаю по нему, когда мы далеко друг от друга. — Зейн улыбается, потому что это слишком мило. Плюс, мысль о том, что Лиам может переехать, дает ему надежду. Просто он такой обворожительный и чересчур чудесный. — Так тебе нравится рисовать? — спрашивает Лиам с мягкой улыбкой на губах. Зейн кивает. — Я навещаю Найла раз в неделю, когда нуждаюсь в своего рода рисовальном инвентаре. — Это прекрасно, — говорит Лиам. — Ты позволишь мне увидеть какие-нибудь из твоих работ? Так они оказываются в маленькой квартирке Зейна с потрескивающим камином и разливающимся от него теплом. Зейн снимает свое пальто и вешает его на крючок, предлагая и Лиаму один, а затем неторопливо ведет того в спальню, где в углу аккуратно сложены его рисунки и скетчи. Они лежат и на рабочем столе. Лиам тут же начинает рассматривать их, глазами мельтеша по рисункам и пробегаясь по всей поверхности стола руками. Зейн лишь наблюдает, немного волнуясь. Никто обычно не видит его рисунки, помимо Гарри и Луи. И это все действительно как-то по-другому. Также какая-то часть Зейна сейчас желает впечатлить Лиама. — Они реально потрясающие, — наконец говорит Лиам. — Кто это? — он держит рисунок, на котором Луи счастливо хохочет и держится за живот. — Это Луи, — отвечает Зейн. — То есть, это, значит, Гарри? — он показывает другую зарисовку. — Ага. Они проводят друг с другом еще немного времени, попивая колу во время просмотра нескольких серий какого-то мультфильма и переговариваясь на отвлеченные темы. Кроме Гарри и Луи, на свете не было больше людей, с которыми Зейн бы чувствовал такой покой на душе, как с Лиамом. Когда становится поздно, а Лиаму нужно идти домой, они вдвоем подходят к двери; но прежде, чем открыть ее, Зейн бросает взгляд на окно. Короткий смешок слетает с его губ, он хватается за живот и указывает куда-то: — Лиам, смотри! Снег шел на протяжении всего того времени, как Зейн и Лиам знакомились друг с другом, и теперь улицу покрывает пышное белое одеяло. Короче говоря, не пойдет Лиам домой сегодня. — У меня нет второй кровати, — бормочет Зейн. — Оу, мне придется спать на диване? Лиам качает головой в знак несогласия. Эту ночь Зейн проводит рядом с Лиамом, потому как тот отказался спать где-то еще. Зейн отлично высыпается и рано встает, чувствуя себя освеженным. Он позволяет Лиаму отдохнуть еще пару минуток, пока сам сидит за своим рабочим столом. Пришло время нарисовать кого-то еще. Кого-то нового. Пришло время нарисовать Лиама. В конце концов, это не занимает много времени, — внешность Лиама безупречна. Это рай художника. Рисунок идеален. Он кладет его рядом с остальными и идет готовить завтрак. Он накрывает стол, маленький и деревянный, и распахивает занавески для пущего эффекта. Затем, он раскладывает еду по тарелкам, и уже было поворачивается, чтобы пойти будить того парня, как вдруг слышит скрип пола прямо позади него. — Ты нарисовал меня. Зейна встречает прекрасная фигура Лиама с оголенным торсом, в руках у которого законченный только полчаса назад рисунок. Зейн улыбается. — Ах, ну да. Тебе он понравился? Лиам кивает. — Можно я оставлю себе? — Да, конечно. Они садятся за стол и едят. Лиам говорит, что из Зейна вышел бы прекрасный повар. Здесь, в маленькой квартирке, очень уютно и тепло, и ни Зейн, ни Лиам, не хотят ее покидать. Они снова проводят день вместе. А затем еще одну ночь. А затем еще один день. Ничто не прерывает этот цикл до тех пор, как однажды не раздается звонок от Найла. Он спрашивает, как там Лиам. Конечно же, Зейн говорит, что он отлично. Просто замечательно. И тогда Найл спрашивает: — Ты его трахаешь, да? Малик, ты хитрюга. Зейн вешает трубку. Первый поцелуй Лиама и Зейна происходит по истечению недели с их первой встречи. Они проводят Рождество вместе, а на ужин отправляются к Найлу. Это все действительно прекрасно. Каким-то образом из этой дружбы с невинным рисованием пробивается любовь, и когда Луи с Гарри возвращаются домой, они видят Лиама, устроившегося на коленках Зейна, с которым они смотрят телевизор. Луи мгновенно изнемогает от желания узнать все. — Мы просто заперлись здесь друг с другом наедине, — говорит Лиам. — На улице было холодно, — Зейн целует Лиама в щеку и притягивает его ближе. Праздничные дни никогда больше не будут одинокими.