Поплывем

Небо мирно покачивается в спокойной глади воды, мимо проплывают ветки деревьев - утром был дождь. Такой долгожданный, как песня небес после недель удушающе засушливого молчания. Песня небес, да. Красивые сравнения всегда приходят на ум неожиданно. Интересно, хорошо бы такая фраза смотрелась в каком-нибудь рассказе? Маргери приподнимается на локтях и встречается глазами с Сансой. Она не отрываясь смотрит на неё, немного настороженно, как дикий зверек, под глазами болезненная краснота, на бледной щеке розовеет свежая царапина. "Чахоточная красота", вспоминает Маргери, и тянется пальцами к царапине, осторожно, едва касаясь. Санса едва заметно вздрагивает и замирает, напрягается, не отводя взгляда. Пугливая девочка Санса, всегда в толстых нелепых платьях и с высохшими дорожками слез на щеках. Как выудить её из этого панциря, как заставить снова расцвести? Маргери заставит. Маргери будет солнцем, которое пригреет малютку Сансу, растопит лед, застывший на этой прекрасной душе после смерти родителей и брата. Она согреет её, и Санса зацветет, чудесный, редкий цветок, лучший в коллекции Маргери. Маргери садится и придвигает к себе цветы, собранные недавно. Роса переливается на солнце, блестит на рваных соцветиях. Они вдвоем сидят на деревянных мостках, скользких после дождя. Предусмотрительная Маргери постелила захваченный плед и накинула на плечи подруги свой свитер - ничто не должно навредить её дивному цветку. Ловкие пальцы Тирелл плетут венок; цветы знатно потрепало ветром во время ливня, но венок будет хорош. Санса молча следит за быстрыми движениями, теребит край рукава. Сосны шумят. Маргери заправляет последний стебель и надевает венок на голову Сансы. "Корона для королевы", говорит она и улыбается, как умеет только Маргери Тирелл - одними уголками губ, но так светло и ясно, словно всем лицом. Довольно оглядывает свою работу. Что может быть лучше чем белизна ромашек и их желтые сердцевинки на медных волосах? У Маргери душа художника, она любит цвета, из которых состоит мир. Она любит цвета, из которых состоит Санса: чистоту льдисто-голубого в глазах, медовое тепло в едва заметных веснушках, лисье богатство темно-золотых волос, легкий налет румянца на скулах, кровавые обветренные трещинки губ. Санса поправляет венок и улыбается, неловко, осторожно, как будто спрашивая разрешения, и сердце Маргери пропускает удар. Джинсовые шорты, кажется, промокли даже через плед, комары уже облюбовали голые ноги, но уходить не хочется. Не сейчас, когда Санса готова улыбаться и смотреть прямо в глаза, не исподлобья, а открыто, как раньше. Пусть немного застенчиво, но без необъяснимого страха, без примеси тоски, которая так прочно обосновалась в этих глазах, так полюбившихся Маргери. Тирелл кивает на покачивающиеся волны: - Поплывем? Сансу вопрос застает врасплох, но она отвечает, пресвятые угодники, отвечает обычным своим голосом, и в нем не слышно грусти или чего-то в этом роде, только недоумение. - Куда? "Далеко, - думает Маргери, - очень далеко, туда, где никто не посмеет огорчить тебя, где буду только я. И ты. И никого больше. И ты будешь смеяться каждый день." - Далеко, - отвечает она, - к солнцу. Хочешь к солнцу, Санса? И Санса улыбается.