Холодный ядерный синтез

Размножение всегда будет основным инстинктом. Разврат - главным грехом. А грехи - это те слабости, которые побеждают даже собственные принципы. Чарльзу Магнуссену нужно получить кое-что от Майкрофта Холмса. До Майкрофта дотянуться непросто, он неглуп, а свою безопасность ценит почти превыше всего. Важнее для него только одно. Его непутевый, сложный, вечно дающий поводы для беспокойства брат. Чарльз наслышан о Холмсе-младшем, разумеется, знает о его работе и знает, где он живет. Застать его дома совсем нетрудно. Вот он - Шерлок. Неудобный, раздражающий, почти равноценный соперник. Чарльз подавляет желание снять очки и потереть глаза руками, вместо этого лишь напрягает зрение - и смотрит. Шерлок привык быть сверху. Шерлок боится проигрывать - сколько бы не закрывался слоями равнодушных масок. Он зависит от чужого внимания, питается восхищением, бросает вызов, идет против толпы и все равно ждет ее одобрения. Общественность всегда отторгала непохожих, Шерлок - не исключение. И он всегда рвется в игру. Вечная борьба за реванш. Его сексуальные фантазии такие же. Он всегда сверху, моральное удовлетворение в разы важнее оргазма. Его секс - игра. Шахматная партия. Русская рулетка. Подчинить себе, взять, вытрахать, победить - и плевать, кто будет под ним, мужчина или женщина. Побежденные всегда одинаковые - стонущие, отдающиеся, проигравшие, умоляющие. Шерлок никогда не позволял себе сдаваться. Просить. Разумеется, ему хотелось - Чарльз знает, он сам такой же. Шерлок кончает, когда тело под ним, безвольное, растраханное, обессиленное, срывается на отчаянные слезы. Шерлок кончает от того, что никогда не сможет себе позволить. Он может только смотреть, захлебываясь в своем оргазме. И это - абсолютно нормально. Человек хочет или брать - или отдаваться. Животные инстинкты - одни на всех. Кроме, разумеется, исключений. Болевых точек - которые, конечно, есть у Шерлока. И видны, как на ладони - сколько не пытайся скрыть. Джон Ватсон, суровый военный, смотрит на Чарльза зло и нервно. Слишком порывистый, слишком эмоциональный. Настоящие солдаты должны быть равнодушными и спокойными - разве тебя не учили этому, Джон? Джон, который мечтает - Чарльз усмехается - мечтает нарушить еще один стереотип. Мечтает отчаянно и зло. Мечтает и боится. Когда ты впервые понял, что хочешь мужчину, Джон? Еще до армии, не так ли? Ты был совсем молодым, совсем неопытным, но что-то толкнуло тебя за черту - когда ты впервые кончил от собственных пальцев в анусе, растягивая себя до боли - неправильной, грязной, невыносимо нужной. Такой хороший парень Джон, гордость семьи и школы, помнишь, как потемнело в глазах, как даже застонать не получилось - челюсти сжались, воздух кончился, ладонь сжала член совсем отчаянно - и ты кончил так, как никогда до этого? Помнишь, как боялся повторить? Как повторил? Как тянуло потом блевать, рыдать и попробовать собственную сперму на вкус? Конечно, помнишь. Чарльз улыбается совсем открыто. Джон видит улыбку, злится, сжимает кулаки, дышит тяжело и часто. Злись дальше, Джон. Продолжай прятать себя. Продолжай, ты ведь привык. Это тоже - нормально - хотеть быть правильным. Или казаться правильным. Чарльз прекрасно знает болевую точку Джона - для этого совсем не обязательно быть гением. Джон уже несколько недель женат на прекрасной, доброй, удивительно понимающей Мэри. О, Мэри Ватсон. Замечательная Мэри. Чарльз очень хорошо ее знает. Слишком хорошо. Девочка без имени и прошлого, которая выбрала для себя простую, удобную жизнь, зачеркнув все, что было раньше. Боялась сорваться. Боялась, что потом не сможет остановиться. И конечно, не смогла. И ее желания - все желания - сводятся к одному. Мэри хочет быть неправильной. Вся ее жизнь - череда поворотов не туда. Сознательных поворотов. Хорошие девочки не убивают людей за деньги. Не меняют имена и страны. Не врут мужьям. Хорошие девочки любят романтику и нежность. Мэри Ватсон хочет совсем другого. Она хочет грязи, неправильности, хочет не помнить имен и количества людей. Хочет быть затраханной до дрожащих рук и бликов в глазах. Больно, много, сильно, яростно. Мэри необходимо, чтобы ее взяли - именно взяли, подчинили, унизили, отымели. Каждая женщина в глубине души мечтает быть изнасилованной. Кто-то сильнее, кто-то - совсем слабо. Это - нормально. Все сексуальные предпочтения людей всегда безоружно видны, распахнуты, распяты перед глазами. Каждое желание, даже зарытое глубоко внутри - ключ к слабостям. Если знаешь слабости человека, можешь быть уверенным в своей победе. Чарльз проверял это сотни раз. Чарльз смотрит на Шерлока. Болевую точку Майкрофта Холмса. Циничного, злого, пустого на вид Майкрофта, которого, пожалуй, больше заботит новая рубашка, чем десяток уволенных прямо с утра сотрудников. Майкрофта, который мечтает упасть на колени, поймать губами чужие пальцы и целовать - до одури, захлебываясь нежностью. Его секс - как оголенный нерв. Он хочет признаваться в любви - шепотом, сорванным голосом, обжигая дыханием зацелованную кожу; хочет слизывать капли слез со склеенных ресниц и капли пота с висков; хочет греть губами и дыханием еще дрожащее от оргазма тело под ним. Майкрофт хочет, чтобы так было можно. Майкрофт знает, что у него так не будет. И сломать его получится, лишь ударив в больное. Не в силу, не во власть, нет. В его точку болезненной, рваной, колючей нежности. В Шерлока. Шерлока, которого не победить болью и насилием - лишь его точкой вины, слабости и человечности. Джоном Ватсоном. Потому что если Джону будет больно - Шерлок проиграет. А боль Джона - малышка Мэри. Мэри, которая в шаге от границы собственных страхов и желаний, которая невыносимо боится потерять контроль и переступить черту. Чарльзу даже не хочется демонстративно прощаться. Вообще не хочется говорить. Он уже узнал все, что ему нужно, тратить время на глупости - нерационально. Принцип домино всегда работает. Красиво и просто. Вперед.