А Пушкин нам наврал

Сальери: Сань, хуйню написал. Моцарт: Согласен. Пушкин: Пацаны, вы чё?? Сальери: Хуясе "мы чё"! Не ты ли давеча писал о том, как герра Моцарта я отравил? Пушкин: Хуясе "давеча", уж 200 лет прошло! Ну было дело, признаю. Моцарт: Антоха, можно я его убью? Пушкин: Да поздно уж, давно я умер сам. И вы, что характерно, тоже. Сальери: Но ты таки сейчас отхватишь по еврейской роже. Пушкин: Я не еврей. Сальери: Все равно отхватишь. Пушкин: Ну ладно, не травил, доволен? Сальери: Не доволен. Народ изволит отравителем меня считать. Пушкин: Да как по мне, народу давно уж срать. У них теперь другие развлечения. Моцарт: А мне обидно прост ((( Сальери: Вольфганг, ты знаешь, как я тебя любил. Моцарт: А чё это "любил", ужель меня ты более не любишь? Пушкин: Ну я пошел, короче, меня Онегин звал бухать, он дюже наебениваться любит. Сальери: Нет, кучерявый, за слова обязан ты ответить. *Моцарту*: Тебя я как любил, так и любить продолжу. Моцарт: Продолжи прямо здесь. Сальери: Тогда Санёк откинется повторно. Пушкин: Да, пацаны, вы это, друг друга возлюбите уж где-нибудь подальше от меня. Сальери: Договоришься ты сейчас. Как ситуацию решать изволим? Пушкин: Ну хочешь, я вселюсь в какого-нить автора успешного, напишет он - я! - про вас реальную историю? Сальери: Ты точно не еврей? А то уж больно хитрая ты жопа. Пушкин: Да не еврей я, арапом Петра Великого клянусь! Моцарт: Так что ты говорил про "автора" и "вселюсь"? Пушкин: Идея, в общем, такова, хотя, по сути не нова... Сальери: Задрал ты эпитетами сыпать. Моцарт: Да-да, Антоху не беси, он парень горячий, кавказский... Пушкин *тихонько*: Бля, ну кто же знал, что вы такие мудаки. Сальери: Саня, не доводи до греха. Моцарт: До греха Сальери довожу я. Пушкин *с проклятиями*: Да избавьте меня уж от подробностей! В общем, есть тут автор на примете, он в целом молодец. Сальери: Дерзай, кароч. И не дай бог тебе нас наебать. Моцарт: Иначе знаешь, что мы сотворим? Пушкин: Ну, судя по твоей довольной харе, вы будете греху содомскому активно предаваться, и очи мои бедные все это будут созерцать. Сальери: Ты в корень зришь, красава. Пушкин: ... чуть позже: Сальери: Ну и че? Опять все то же написал. Пушкин: Антох, да я ебал. Мне в голову другого ну не лезет. Моцарт: Не помню. Не было такого. Сальери: Не травил! Пушкин: Я, типа, написал, что ты Вольфганга уважаемого из жалости убил. Сальери: Таки вы странные, евреи. Пушкин: Я не еврей же, ну! Сальери *передразнивая*: Я не травил же, ну! Моцарт: Я погляжу, вы идиот. Пушкин: Я Пушкин. Моцарт: А я - нет. Сальери: Слава богу, товарищ Амадеус. И, к слову, бухал бы ты поменьше... Моцарт: И что тогда? Сальери: Тогда тебя бы хер кто отравил. Моцарт: Да не травил меня никто. Я просто гений, а гении уходят рано... Сальери: Люблю тебя за скромность, что скрывать.*Пушкину*: И что ты там про человека в черном написал? Люди в черном: Ну да, нам тоже интересно. Пушкин: Да ладно вам, не сильно я и черный. Сальери: Так это ты?! Какого ... лысого Бондарчука ты к герру Моцарту приперся и реквием потребовал писать? Пушкин: Такое дело... Стэндап я практикую. Моцарт: А получается какое-то говно. Пушкин: Увы, стэндап - не мой конек.*пытается незаметно свалить* Сальери: Остановись, мгновенье. Пушкин: Ты прекрасно? Сальери: Нет, ты должен мне косарь. Пушкин: Когда же это я успел? Сальери: За моральный ущерб. С тебя, жида, хоть штука - и то хлеб. Моцарт: А мож, пойдем бухать? Пушкин: Онегина возьмем; я повторюсь - он дико любит огненную воду. Сальери *Моцарту*: Ты набухался уж на 200 лет вперед. *Пушкину*: Верни косарь паскудатварь, и можешь ухуяривать отсюда. Так вижу, толку от тебя мы не добьемся. Пушкин: Чего ты, кстати, на меня все бочки катишь? Ведь я - поэт, и я так вижу. Моцарт: А я - дурак, вот справка. А это значит, что тебе я жопу на глаз твой иерусалимский натяну. Сальери: Герр Моцарт, не ожидал от вас сих дивных оборотов речевых. *записывает*: Что там после "глаза"? Пушкин: Заебали. Моцарт: Спасибо, кучерявый, что напомнил. *обращается к Сальери*: Ну что, покажем Сане мастер-класс? Пушкин *быстро убегает, кричит издалека*: ПОШЛИ ВЫ В ЖОПУУУ! Сальери: Пожалуй, мы последуем его совету, не так ли, Амадеус? Моцарт: Конечно, герр. Всегда готов.