Нам вечно гореть в аду

Сначала было долгое падение в бездну, никаких чувств и эмоций, ровным счетом ничего, что мог бы запомнить обреченный человек. Потом появился страх, физически ощущаемый хрупким человеческим телом, а затем наступила вечная обволакивающая ослабленный разум, ночь. Блаженные прохлада и темнота, не рассчитанные на человеческую душу, разительно отличали это место от остальных уголков бесконечного ада. Тут пытали не стонами умирающих грешников, не огненными струями вязкой горячей лавы, не гнойной резаной плотью и не запахом серы, вызывающим липкую дурноту. Тут пытали холодной, звенящей в ушах тишиной и сводящим с ума одиночеством. Личная пытка для ангела, предавшего Отца своего, персональный ад для падшего, место, жестокое во всех отношениях. Тюремная камера, которой не заслужил ни один грешник с момента создания. Ни один вор, мошенник, убийца или маньяк никогда не был и не будет наказан вечностью здесь… А Сэм был тут. В клетке для худшего людского кошмара, живого воплощения страха и священного ужаса. В клетке для Сатаны. И он тут был не один. Что может быть отвратительнее десятого круга ада? Сэм уже давно не сомневался в том, что это место было извращённым бонусом для грешников. Наверное, то, что даже самая жестокая пытка могла стать еще хуже. А ведь хуже действительно могло быть. И хуже было. Точно назло, помимо всего прочего, человек вынужден был делить свой кусочек преисподней с отцом лжи и людского порока – с Дьяволом. Нет-нет, это был не тот Дьявол, что толкает преступника в пропасть, что сводит лбами врагов, что заставляет людей убивать и красть. Это не было собственным озлобленным альтер-эго охотника. Все было значительно проще: Сэм оказался сокамерником Люцифера. Охотник выбрал этот путь сам, но он совсем не так представлял вечную пытку в нерушимой клетке. Боль, стоны и слезы терпеть было бы гораздо проще, но так уж повелось: Сэму никогда не доставались легкие пути. - Крошка Сэмми расстроен? Я знаю, как его развеселить. Люцифер искренне радовался каждому новому оттенку отвращения на лице охотника, он создавал иллюзии зажаренных младенцев, пел слащавые песенки, развлекался кровопусканием, вслух рассуждал о разнице испражнений человека и обезьяны, облизывал губы, похотливо разводя ноги и поглаживая себя то тут, то там, намекая на секс... Он делал все, для того, чтобы ад был адом, со всеми вытекающими из этого последствиями. - А знаешь, дорогой, меня ведь вновь выпустят через пару-тройку тысяч лет. Ты будешь ждать меня?! Только представь, сколько нового я принесу назад. В наш с тобой укромный уголок. Охотник молчал. Так, наверное, молчат в психиатрических лечебницах, раскачиваясь из стороны в сторону, поджав острые колени к груди и обхватив голени ослабевшими руками. Желание плюнуть Сатане в лицо, раздробить тяжелыми кулаками каждую кость ненавистного тела, стереть все виды выражений его лица, превратив его в сплошной кровавый сгусток, прошло быстро. Может быть, потому что Винчестер просто привык ко всему: к насмешкам, к едкому сарказму, к помпезным речам и к таким неуместным грязным словечкам... А может, дело было совсем не в этом? Может, Сэм начинал терять рассудок, прокручивая агрессивные мысли в своей голове? Чтобы ему пришлось просто забыть об этом. Просто перестать думать. Думать о доме, Дине, о том, что где-то там, где его уже никогда не будет, есть синее бездонное небо, темные, завораживающие своей опасностью городские проулки, люди, которые нуждаются в защите и монстры, которых следует убивать. Люцифер победил почти без боя. Охотник только сейчас понял, как глупо было полагать, что ад не сломит его. Здесь нельзя было остаться собой. Кем и чем угодно, кроме себя. Ад разрушал его медленно, изнутри, так, что Сэм мог физически ощущать боль каждой павшей клетки своего организма. Пыткой было само место, гнетущее и скользкое на вид. Первым и, пожалуй, самым тяжелым испытанием стало отсутствие времени. Не было минут, часов, дней, месяцев. Впрочем, кажется, не было и времен года. Охотник ни в чем уже не был уверен. Время было сплошной субстанцией, неизменной и неприятно обволакивающей замутненные чувства. А еще отсутствовали звуки. Все звуки, кроме тех, что издавали он сам и Люцифер. В огромном пустом пространстве можно было услышать чужое нервное сердцебиение, казалось, что даже мысли не скрыты от чужих ушей, потому как давящая тишина позволяла слышать и их. В любом случае, Дьявол быстро сломал ощущение скупого молчания, научившись заполнять его галлюцинациями: звуками кипения масла, скрипа железных оков, криков, шелеста резаной кожи. Что еще можно было забрать у морально мертвого человека?! Сэм больше не испытывал потребности в еде и воде, которых, впрочем, здесь и не было. Казалось, он может теперь существовать и без воздуха, но грудь вздымалась уже по привычке, вбирая в себя запахи, созданные стараниями Сатаны: ароматы крови и пота, тины, тухлой рыбы и разложившейся плоти. Правильнее, наверное, было бы дразнить его запахами нагретого на солнце сена, сырого грибного леса, свежего хлеба или соленой морской воды? Быть может тогда, Винчестер начал бы ломаться еще быстрее… Теперь, взамен всего, были разговоры. Сэм истерично замечал, что сама фраза: «Беседы с Дьяволом», больше подходила для какого-нибудь душещипательного ток-шоу, нежели для той ситуации, которая окружала его сейчас. Да и темы Люцифер подбирал соответствующие... - Итак, Сэм, что ты думаешь о сиротах? Бедных обездоленных детишках, которых, вероятнее всего, избивали и насиловали дома, прежде чем сдать под опеку мира? О, нет-нет, давай-ка лучше обсудим войну, неважно какую. Просто войну и роль каждой потерянной в ней жизни. Я, кстати, могу рассказать тебе о том, что большая часть погибших во имя победы, сейчас подрумянивается в заботливых руках моих деток. Отец не особо думает о благополучии каждой отдельной души, предпочитая наблюдать за вашей массой. У нас все иначе. Мы видим и помним всех... Для каждого припасен свой отдельный кусочек ада. Охотник молчал, понимая, что и в вечности найдется переломная минута. Минута, когда он сдастся, позволит Люциферу рассказывать о пытках, мертвых детях, кричащих в огне грешниках, показывать любые видения и вообще проделывать все то, чего тому так явно не хватало. *** - Хочу твоей крови. - О, что я слышу? Малыш Сэмми хочет моей теплой, соленой крови, в своем милом, маленьком ротике? А зачем? Мне помнится, раньше тебя отвращала сама мысль о том, что ты зависим от крови демонов. Стоит ли говорить, что их кровь – разбавленный лимонад по сравнению с моей… Так зачем? - Я смогу перестать думать о том, что ты говоришь, да и слушать тебя вообще. Ну так что? Ты сам вспорешь свои вены или это сделать мне? - Какой грозный маленький охотник. Ладно, пей. Дьявол выставил руку в приглашающем жесте и издевательски улыбнулся, разрезая тонкую кожу запястья собственным огрубевшим ногтем, с наслаждением вгоняя его в плоть, открыто наблюдая за тем, как темнеют глаза Сэма при виде теплых капель. - Прошу. Сэма не нужно было просить. Сейчас он уже ничего не слышал. Ничего, кроме ритмичного, не сбивающегося шепота вытекающей из раны жидкости. Еще мгновение назад он мог объяснить, зачем просил об этом. Но сейчас… Ему хотелось забыться, почувствовать свободу от эмоций, пресыщение энергией и силу, льющуюся по венам. Теперь он уже не помнил причин. Горячая соленая отрава, мерными глотками раздражающая горло, казалась самым важным элементом живого, концентрированным экстазом, впивающимся в клетки жаждущего тела. - Ты только посмотри на себя. Выглядишь, как сучка во время течки. Весь такой подконтрольный, зависимый, с затуманенным взглядом, приоткрытым ртом. Тебе ведь это нравится? Сэм отстранился и облокотился о каменистую стену позади себя. Его рот, перепачканный дьявольской кровью, сейчас был широко открыт. Охотник глубоко дышал, высоко поднимая грудь при каждом новом вдохе, и казался абсолютно потерянным. - Так не должно быть. - Ох, да брось, ну что в этом особенного? Сейчас тело привыкнет, ты просто расслабься, дорогой. - Что ты со мной сделал?! - Дал то, чего ты просил. Не ной, не умрешь ведь. Я предупреждал тебя, моя кровь совершенно другая. Люцифер рассмеялся в голос, лениво рассматривая пораненное запястье. Алые капельки все еще скатывались по бледной коже вниз, лениво намереваясь упасть куда-то на сырую поверхность и без того вязкой от влаги земли. Все тело Сэма вопило о том, что происходит нечто, мягко говоря, непривычное. Что-то определенно было не так. Конечности сводила колкая судорога, в голове лениво взрывались очаги туманного забвения, сердце загнанно билось о ребра, будто желая вырваться наружу. А кровь, казалось, пропитывалась кровью Сатаны. Сэм физически ощущал, как они смешиваются, превращая его в рюмку со взрывным коктейлем, способным, наверное, прожигать листы титана. И конечно, Сэм чувствовал, как этот коктейль пожирает его самого. Будто выпытывает какие-то признания, которые он с радостью бы дал, если бы знал, чего от него хотят. Казалось, что Винчестер стал прессованным кирпичом взрывчатки с подожженным веревочным фитилем – еще немного, и рванет, разнося окружающее пространство на молекулы. Вопрос: можно ли разнести клетку для Люцифера на столь мелкие частицы – был уже другим. Не особо важным. Сейчас было просто больно. Каждому органу, каждой конечности, каждому отдельному участку кожи. Потом боль отступила, оставляя уставшее тело наедине со слабостью и удовольствием, так разительно отличающимся от легкого удовлетворения, которое охотник испытывал, проглатывая порции обычной демонской крови раньше. Наверное, теперь он стал зависимым, потому как кровь, дарующая минуты забытья и позволяющая чувствовать себя почти неуязвимым, явно желала получить свою плату. Но какая к черту разница, будешь ты грешником или праведником, если твоя судьба уже решена?! Есть ли смысл искать в себе силы на борьбу с пороками, если ты уже сполна наказан за несоблюдение каждой божьей заповеди? Смысла не было, ровно, как его не было и в том, что Сэм чувствовал вину за то, что сорвался. Он ощущал ее почти физически, тяжелым, раздражающим камнем, отчетливо давящим на плечи. Убеждение самого себя в том, что он ни в чем не виноват, что это близость Дьявола так на него влияет, что Его кровь помогает ему, не ввергая в пучину зависимости, резким контрастом вставали к доводам о том, что дар Люцифера ломает и подчиняет, принося лишь мимолетное облегчение, а после даруя вечную боль. Теперь же охотнику нравилось отсутствие времени, он придумал новую единицу измерения текущей реальности: жажду крови. Он отсчитывал мгновения перед тем, как вновь просить Люцифера о глотке острой соленой жидкости, алыми струями бегущей где-то внутри дьявольского тела. Был только один минус в этом новом времени: оно было неустойчиво. Приемы крови были все ближе друг к другу, и Сэм отныне полностью зависел от Сатаны, который безбожно этим пользовался, с каждым разом все тяжелее расставаясь с миллилитрами алого яда. Охотник, сначала получавший его безвозмездно, теперь вынужден был просить и умолять, что, впрочем, тоже довольно быстро наскучило Люциферу. *** - Давай сыграем в игру, выиграешь ты - аллилуйя!!! Наркоман получит дозу. Выиграю я – будешь должен мне желание. - Какая, к черту, игра?! Ты, быть может, забыл? Мы в аду, тут гольф не предусмотрен, знаешь ли. - Такие пламенные речи, что я аж завелся. Дорогуша, ты же вырос в машине, не заставляй меня учить тебя человеческим развлечениям, рассчитанным на людей, живущих в коробке из-под обуви. Итак... "Что я вижу перед собой?". Люцифер ненадолго задумался и щелкнул пальцами, обращая на себя внимание охотника. Возникла уже привычная иллюзия: фальшивая реальность, которая с каждым разом становилась все более настоящей, обрастая деталями, сплетаясь с моментами воспоминаний человека, даруя тлеющую надежду на то, что ад был всего лишь ужасным ночным кошмаром. Но каждый раз Люцифер отнимал эту веру, возвращая охотника к себе и неистово радуясь своему чудному развлечению, которое, по его словам, не могло надоесть. И в этот раз Сэм видел вокруг себя настоящие, человеческие вещи, всё, что только могло существовать в мире, начиная от чашек с отколотыми краями и заканчивая старыми платяными шкафами, которые, вероятно, должны стоять в доме у каждой уважающей себя пожилой леди. Видел и понимал, что реальности нет. - Ты ведь знаешь правила игры, милый? Выбрать и описать выбранное. - Отлично. Холодное и скользкое, прозрачное и нет, жидкое и твердое одновременно. Я мог бы убить тебя этим. - А ты слышал, что Дьявол никогда не играет честно? - Да. - В любом случае, мне известен ответ. Люцифер указал пальцем в угол метафоричной комнаты. Оставляя после себя лишь тонкую дымку, оттуда исчезла банка с заспиртованной змеёй. - Нечестно было бы загадывать её ещё раз. Правда? Моя очередь. Итак... Это невероятно сексуальный предмет, красивый и обворожительный, он, пожалуй, может справедливо называться единственным украшением этого гиблого места. Подсказка: это чудо сейчас совсем рядом с тобой. - Жаль, что ты не испаришься после этого. А вообще, загадывать себя – верх самовлюбленности. - Ладно, дорогуша, можешь считать это ничьей. - И что теперь? - Полагаю, теперь, ты должен мне моё желание, а я тебе – твой обед. - Чего ты хочешь? - Ну-у, мне тут довольно скучно, не хватает многого. Поэтому, Сэмми, я планирую с твоей помощью залатать дыры в сером полотне моих до отвращения одинаковых дней. - Чуть больше конкретики, Люцифер. - Я, знаешь ли, всегда хотел заиметь себе любовника, которого мог бы периодически пользовать за установленную мной плату. Мой намек достаточно тонкий? - Катись. Просто катись как можно дальше. - В любом случае, у тебя есть вечность на то, чтобы ответить согласием. Тем более, плата, которую я готов тебе предложить, должна, как минимум, приводить тебя в щенячий восторг. Вечности не было. Невыносимо хотелось крови, до мелкой дрожи в пальцах, до судорожных вдохов, до красных глаз, изрезанных тонкой сеткой жадных до нее сосудов. Сэм прекрасно понимал, насколько жалкими были его попытки сохранять верность своим нравственным идеалам. Понимал и продолжал пытаться. Он клялся себе в том, что никогда, будучи в здравом уме, не пойдет на поводу у Дьявола. Эти клятвы были лишены даже намека на веру и очень походили на дешевый самообман, но охотник предпочитал не думать об этом, отравляя мозг пустыми обещаниями. Сэм не мог знать, как долго длилась его моральная война. Без крови не было времени, его попросту не в чем было измерять. Может, стоило считать граммами съеденных до мяса ногтевых пластин или километрами убитых нервов? Но он не делал этого, просто существуя в плотном неразрывном пространстве. Жажда с каждым мгновением становилась сильнее, все больше влияя на мысли человека. Сама идея секса с Дьяволом уже не казалась безумной, особенно с учетом того факта, что после этого он получит глоток заветной алой жидкости. Жидкости, способной пробежаться по всем уголкам жаждущего тела, оживив их, даруя ощущение свободы и алчной силы. Наверное, в тот момент Сэм был уже согласен, оставалось лишь найти в себе силы объявить о своем решении самому Люциферу. Но искать не пришлось. Сатана пришёл сам, молча приблизившись и сев на землю рядом с охотником, он надрезал запястье, протягивая руку Сэму. - Смотри на нее, Сэмми, разве тебе не хочется ее попробовать? Ты только представь, как она проникает в твой полуоткрытый рот, прокатывается горячими каплями по пересохшему горлу, пробирается во все уголки просящего тела. Только подумай о том, как она колет язык, вероятно, уже забывший её терпкий вкус. Люцифер наклонился к своему запястью, медленно слизывая каплю горячей крови, стекающую куда-то к локтевому сгибу, и принялся рисовать ею дорожку до собственного предплечья, при этом марая губы и оставляя их такими: ярко-красными и липкими на вид. Сердце охотника билось так часто, что, наверное, способно было бы пробить отверстие в груди, будь оно хоть немного тверже. Горло пересохло, а руки сами схватили локоть Дьявола. Сэм пил, старательно всасывая каждый миллилитр жидкого наркотика, пачкая руки и теряя крупицы самообладания. Он остервенело собирал капли заветной жидкости, пока рана, усилием воли Люцифера, не затянулась. Но даже тогда человеку было мало, и он принялся слизывать остатки красных пятен, медленно остывающих на руке Сатаны, поднимаясь вверх по кровавой дорожке и касаясь властных губ, очищая каждый их дюйм. Охотник потерял возможность мыслить уже после первого глотка, утратив способность к восприятию реальности, как это случается с людьми, вдохнувшими чистый кислород после долгого удушья. Он теснее прижался к Дьяволу, жадно цепляясь за стальные мышцы его спины и рук, силясь найти в этом связь с реальностью и, напротив, окончательно теряя ее. Разум плыл, мысли отказывались останавливаться и уносились прочь так быстро, что Сэм просто не успевал их услышать. В висках мерно било. Желание вырваться из цепких лап адовой бездны, обладать манящей кровью, а теперь, наверное, обладать и самим Сатаной, смешивались, создавая гремучую смесь, рвавшую непокорный разум на части. - Нет, не так быстро, Сэмми. Люцифер скинул с плеч верхнюю рубашку - тряпку, больше всего похожую на использованный грязный бинт, и обернул ее узлом на насильно заведенных за спину руках охотника. - Мы ведь не хотим противиться моим желаниям, так ведь, дорогой? - Нет, не хотим. - Чудно. Хороший мальчик. А теперь вставай и поворачивайся лицом к стене. Послушное тело повиновалось, поднимаясь на ноги, опираясь торсом о выступы холодной оскольчатой стены и слегка поворачивая голову вбок, тем самым обеспечивая себе возможность видеть Люцифера. Сэм выглядел так, словно был не в себе: обезумевшие глаза, диковатая полуулыбка, напряженная шея со слегка выступающими венами. - Отвернись - горячая рука надавила на затылок, легким ударом впечатывая голову охотника в острые камни. Сэм протяжно выдохнул, выпуская из легких ненужный воздух, и замер, мелко вздрогнув всем телом. Он уже на уровне инстинктов привык стоять к опасности лицом, теперь же, в тот жуткий момент, когда за его спиной находился сам Дьявол, Сэм боялся. Тело затрясло как в лихорадке, ноги казались ватными, а ледяные пальцы жадно сжимали мягкие узлы вынужденных оков. - Тебе страшно, детка? Ну-ну, расслабься, я не обижу. Люцифер вплотную подошел к человеку, вжимаясь грудью в неестественно прямую спину и опираясь руками о стену по бокам от него. Он склонился к плечу Сэма и зубами впился в холодную тонкую кожу, жадно расцветающую красными отметинами. Укусы сменялись требовательными поцелуями, засосами, едва различимыми словами, которые Дьявол выстанывал в ухо человека. Руки Сатаны грубо скользнули по бёдрам вверх, обхватывая Сэма где-то под рёбрами и заставляя его прогнуться в пояснице. Охотник чувствовал отвращение и стыд, горечь, страх и желание, теплыми импульсами заполняющее органы и ткани омертвевшего организма. Голодные руки, непрерывно скользящие по телу, томный шёпот, оглушающий своим содержанием, сам факт столь неестественной близости - все это возбуждало и заставляло желать большего. Желать чего-то, о чем Сэм никогда бы не попросил, желать того, о чем он предпочел бы не думать вовсе. - Отпусти меня, я не хочу. - Это звучало бы убедительнее, если бы ты предпринял хоть одну попытку вырваться. Кроме того, я умею рыться в слабеньких людских черепушках. Поверь, «я не хочу» выглядит несколько иначе, чем «возьми меня, я весь твой». Руки Люцифера неторопливо расстегивали пуговицы чужой рубашки, оголяя слабое, до отвращения хрупкое сейчас тело и заставляя кожу покрываться мурашками, неприятно покалывающими низ живота, рёбра и шею. Дойдя до верхней пуговицы и расстегнув её, Сатана одной рукой сжал горло охотника, причиняя лёгкий дискомфорт и объявляя тем самым свои права на собственность. Вторая ладонь кончиками пальцев дразнила разгоряченную кожу, пробегая от самого основания шеи до низкой кромки старых потертых джинсов и обратно. Жаркое, давно сбитое с ритма, дыхание Дьявола бесило, смущало и возбуждало, заставляя тело предательски реагировать на раздражитель. Сэм, откровенно отчаявшийся найти в своем положении плюсы, радовался теперь тому, что стоит к Люциферу спиной. Низ живота уже давно заполнился чугунным маревом возбуждения, а член, вопреки абсурду ситуации, болезненно упирался в ширинку ненавистных брюк. До изнеможения хотелось прикоснуться к нему, провести рукой по всей длине, чуть затормозив, достигая головки, лишь для того, чтобы продлить ставшие приятными мучения. Чем больше Охотник думал об этом, тем более отвратительным казался тот факт, что руки стянуты за спиной. Но даже это можно было бы вытерпеть, не будь рядом Сатаны, шипящего где-то совсем рядом с ухом, скользящего руками по телу, кусающего и целующего, и, судя по тактильным ощущениям, тоже до предела возбужденного. - Развяжи. - С чего ты взял, что твои желания тут кого-то интересуют? Люцифер двумя руками обнял Сэма, вжимаясь вставшим членом в его машинально оттопырившийся зад. Он терся, имитируя толчки, стонал и скулил, растирал и мял кипящую кожу охотника, матерился и царапал чужую грудь короткими, казалось, окаменевшими ногтями. Дьявол медленно опустил руки к ширинке Сэма, нарочито долго расстегивая короткий ненавидимый охотником замок и до боли сжимая налитый кровью член в узкой мозолистой ладони. Человек попытался толкнуться в чужой кулак, обещающий желанное наслаждение и совершенно определенно его не дарующий. Было сухо и до омерзения жестко. Хотелось чего-то большего, хотелось свободы рук и всего тела в целом. Сэм чувствовал себя жертвой в лапах зверя, а так мечталось занять привычное место охотника. Винчестер думал только о том, что будь у него свобода, он бы смог в корне изменить ситуацию. Тогда уже не он бы стоял прижатым к стене, а сам Люцифер жался бы щекой к ее холодным острым выступам. Терся об нее и испытывал все то, что испытывал сейчас человек. Не обращая никакого внимания на происходящее в реальности, охотник представлял себе все то, что он мог бы проделать со свои худшим врагом, имей он возможность поменяться с ним местами. Люцифер на коленях, жадно сосущий и давящийся, насаживающийся горлом на член и старательно его вылизывающий. Люцифер на полу под сильным алчущим телом, растрахивающим его, заставляющим непрерывно стонать и подмахивать. Люцифер, привязанный к толстой железной опоре, абсолютно голый и уязвимый, полностью готовый ко всему, что только Сэм может пожелать. Люцифер, подчиненный и униженный, молящий о том, чтобы охотник трахнул его, жестко хватая за плечи и грубо вколачиваясь в призывно отогнутую задницу. - Это очень мило с твоей стороны, думать обо мне во время наших игр. Я польщен. - А тебя никто не звал в мою голову. - Зато теперь я знаю, как тебе нравится. Никакой нежности, да, Сэмми? Дьявол резко развернул охотника лицом к себе и надавил сильными ладонями на его затылок, заставляя встать на колени перед собой. Руки переместились на чужое лицо, приподнимая его вверх, до боли ухватившись за подбородок. Сама поза заставляла Сэма чувствовать себя так, будто он дешевая, снятая на час, шлюха. Стальная молния истрепанных джинсов Люцифера звонко вскрикнула под напором его жадных до удовольствия пальцев, и Сэм увидел возбужденный, сочащийся смазкой член на уровне своего лица. Требовательные руки с силой надавили на затылок, заставляя притянуться ближе. - Открой рот, малышка. Ну же, ты ведь хочешь этого. Сэм разомкнул плотно сжатые губы и неуверенно коснулся ими головки приставленного к лицу члена. Поза была невероятно неудобной: сведенные за спиной руки заставляли выгибать спину в лопатках, колени болели от соприкосновения с поверхностью неровного земляного пола, а шею сводило из-за того, что голова долгое время была неестественно задрана вверх. Дьявол запустил руку куда-то в волосы охотника, схватывая их у корней, до боли сжимая и надавливая на затылок. Член грубо вошел во влажный, горячий и все еще пахнущий кровью рот, скользя по мокрому языку и упираясь в напряженное горло, толкаясь в гланды, вызывая рвотные позывы, отчего Винчестер заскулил, пытаясь уйти от слишком близкого контакта. Последнее, что Сатана мог бы сейчас сделать - остановиться. Он предпочел ожесточенно врываться в задыхающийся рот охотника, буквально насаживая его на себя, взрываясь криком от того, как тело человека вздрагивало при каждом толчке, силясь прекратить их или хотя бы сделать менее глубокими. Сопротивление такого хрупкого и беззащитного тела выглядело бесполезным, даже жалким, и Дьявол только сильнее распалялся, испытывая необходимость принуждать и подчинять человека. Один лишь факт того, что он мог безнаказанно брать то, что ему не принадлежит, приводил его в состояние экстаза. Хрипящий и связанный Сэм возбуждал одним своим видом. Он уже сам насаживался глоткой на член, лишь делая вид, что сопротивляется. На деле же он тихо стонал, стараясь делать это как можно незаметнее, вероятно для того, чтобы не дать Сатане понять причину этих жалобных всхлипов. Он абсолютно по-блядски смотрел полуприкрытыми глазами вверх, куда-то на лицо Люцифера, бегая по нему восхищенным взглядом, наблюдая за искаженными мстительной улыбкой губами и отводя взгляд, сталкиваясь с властными глазами. Но самым главным и, что особенно ценно, правдивым показателем реального состояния охотника являлся ничем не прикрытый, возбужденный член, подрагивающий аритмичными, неровными импульсами. Охотник не заметил мгновения, когда отвращение и желание развязать руки с целью освободиться от унижения, сменились вожделением и потребностью развязать их для того, чтобы иметь возможность касаться собственного возбужденного тела. Очень хотелось испытывать сейчас все то, что чувствовал Люцифер, явно довольный положением хозяина. Сатана еще несколько раз грубо толкнулся в давно уже привыкшее к члену горло Сэма и кончил, выплескивая струи вязкого семени в рот охотника. Сэм харкнул, выпуская изо рта чужую сперму и оправляя севшее горло, зля Дьявола этим небрежным и презрительным жестом, делая его похожим на взъерошенного пса. Он явно ждал чего-то другого. Быть может, он желал видеть движение кадыка, свидетельствующее о сделанном глотке и, наверное, эмоции Сэма после этого, и язык, который был просто обязан облизать пересохшие губы, и глаза, просящие добавки. А что он увидел? Даже теперь, полностью подчиненный и униженный, а еще возбужденный, до предела возбужденный охотник старательно хранил себе верность. Это определенно бесило, и это совершенно точно хотелось изменить. Люцифер дернул хлипкие веревки, все еще стягивавшие запястья Сэма, и порвал их, освобождая руки охотника, резко припадая к земле, копируя позу не успевшего опомниться человека и нависая над ним, заставляя буквально лечь на землю. Потом Дьявол осмотрел тело под собой и, быстро раздвинув ноги охотника, впечатал свой член ему в живот. От всех этих манипуляций у Сэма закружилась голова: он и подумать не мог, что его возбудит сам факт насилия над собственной личностью. Два пальца, чуть увлажненных дьявольской слюной, проникли в него, заставив прогнуться и глухо зашипеть. Движение было болезненным и очень неестественным, однако боль отчего-то показалась желанной и ожидаемой. Особенно теперь, в тот самый миг, когда в теле стремительно нарастало удовольствие, рождаемое толчками, совершаемыми длинными, грубыми пальцами, разгульно движущимися внутри разгоряченного тела. - Мразь! – выплюнул Сэм, почти с восторгом вслушиваясь в последовавший за оскорблением рык. Очевидно, Дьявол решил примерить на себя роль настоящей твари, больно впиваясь ногтями в плечи и почти сразу добавляя ещё один палец к тем, что уже и так скользили в раскрывшейся дырке охотника. Ощущение болезненной заполненности было предельным и, непонятно отчего, донельзя желанным. Желанным ровно настолько, чтобы забыть о морали и начать подмахивать настойчивым пальцам. - О-о-о-ох! – впервые за все это время охотник проронил звук. - Хм, да я смотрю, тебе это нравится? – Люцифер плавно вынул пальцы из охотника и резко вернул их назад, погружая до основания, слегка разводя в стороны и прокручивая. Охотник замычал от удовольствия и жгущей боли, причудливо сочетающимися в ядовитой смеси безумия и просветления. - Ты хочешь меня? Сэм рьяно мотнул головой, настолько, насколько это позволяла сделать его поза. Ему думалось, что он достаточно показал свое согласие с тем, что проиграл, но Дьявол явно думал иначе. - О, нет-нет, скажи мне вслух. Хочешь меня? Люцифер в очередной раз двинул пальцами, очевидно, задевая простату. Скользящее «да» прозвучало сначала тихо, а потом еще несколько раз: все более и более уверенно. - Да, да, я хочу. Пальцы, приносящие извращенный кайф, пропали, оставляя после себя ощущение голой пустоты и безумное желание вновь насадиться на что-нибудь столь же длинное и быстрое, способное выбить все удовольствие из возбужденного организма. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем человек жалобно застонал, почти умоляюще, выгибая спину и стараясь найти контакт хоть с чем-то, что могло бы утолить жажду разрядки. Дьявол, до сего просто рассматривающий распростертого под ним охотника, притянул Сэма ближе и резко вошел в него, грубо ухватившись за выступающие тазовые кости и дробно вколачиваясь в растянутое кольцо мышц, стараясь проникнуть как можно дальше и стремясь причинить как можно больше дискомфорта. Боль, которую представлял охотник, была блеклым отражением ощущения, испытываемого им сейчас. Но чем больнее ему было, тем острее чувствовалось удовольствие, волнами расходившееся по телу. Сэм, приподнимая бедра, чувствовал себя так, точно он застрял в густом киселе: ноги и руки уже не ощущались, а грудь и живот будто находились под очень высоким давлением. Каждый толчок Люцифера заставлял оживать все новые и новые нервные окончания, а каждое последующие движение создавало сладкие судороги, ползущие по телу. Люцифер усмехался, чувствуя, как скулит под ним охотник, непонимающий, что с ним происходит: то ли ему чертовски хорошо, то ли все-таки больно. Сознание помутнело, перед глазами сверкнуло что-то яркое. Сатана невольно рассмеялся в голос, не переставая рвано толкаться в плоть, постепенно все лучше и лучше принимающую его. Винчестер закусил губу, словно пытаясь хотя бы так отгородиться от своего «насильника». Странная попытка, скорее, рефлекторная. И потому совершенно бессмысленная. Этот жест лишь позабавил Люцифера. -Очень мило, дорогой, я бы сказал, даже соблазнительно. Еще пара остервенелых толчков, приносящих с собой причудливую смесь удовольствия и душащего омерзения, приторной сладости и острой боли. Всего несколько быстрых, глубоких движений, и Дьявол кончил, заполняя Сэма своей спермой, опуская его окончательно, унижая и марая. Тяжелая, обжигающая рука Сатаны грубо скользнула по стоящему колом члену охотника, уверенно сжимая и ритмично двигаясь вверх-вниз, заставляя до предела напрячься и, наконец, даруя долгожданную разрядку. Тело человека мелко задрожало, откликаясь на тянущее удовольствие, спазмами заполняющее все уголки реальности. Сэм застонал и прогнулся под дьявольским весом, крепко сводя челюсти, создавая подобие звериного оскала и жмуря глаза, в тщетных попытках огородиться от белесых вспышек, пляшущих перед ними. Уставшее и расслабленное тело было оставлено Люцифером, вставшим, отошедшим куда-то поодаль, и, судя по остановке аритмичного шага, вновь севшим на землю. Охотник привстал, глухо шикнув от острой боли, неожиданно кольнувшей тело в том самом месте, которое совсем недавно было очагом немыслимого кайфа, и отполз к стене, с тем, чтобы облокотиться о ее выступы спиной. Ноги болели и отказывались слушаться, поэтому Сэм даже не пытался встать на них, по-детски, отползая к своей каменной цели. Джинсы, все еще болтающиеся в районе колен, мешались. Руки тряслись, в голове шумело, бедра расцветали фиолетовыми пятнами, повторяющими контуры дьявольских ладоней, а задница казалась скользкой и до неприличия растянутой. Из нее струйкой вытекало уже остывшее и неприятно тянущееся семя, вероятно, делавшее Сэма похожим на дешевую суку. И, как ни странно, охотник не спешил ничего менять: он не попытался подняться или хотя бы сменить позу. Казалось, будто он специально ползет, волоча остатки брюк уже где-то на щиколотках, именно так: медленно и плавно, с прогнутой в пояснице спиной и оттопыренной задницей, мягко переступая содранными ладонями и ныне окровавленными коленями и искоса поглядывая на того, кого можно было бы назвать его хозяином. - Я посмотрел, ты вполне можешь теперь сесть. Сэм молча опустился, опираясь спиной о стену и чувствуя как остатки дьявольской крови теряют контроль над его разумом, как возвращается реальность, а вместе с ней страх, предрассудки, гнев и смущение. - А что теперь? - А теперь, детка, теперь нам вечно гореть в этом аду. Глупая и бессмысленная полуулыбка тронула бледные губы охотника. - Но я найду, чем занять нашу вечность.