Непоправимо

Tom Odell – Can't Pretend Я знаю, что это опасно, я знаю, что это самое неразумное решение, которое я могла бы принять сейчас, но я делаю это. Мне некуда больше идти, а сил держать маску нет. Он в порядке, я точно знаю, с ним Рэйвен, ничего не может измениться, он поправится. Со мной лишь нож, боль и моя самоуверенность, и я иду прямо в лес, по дороге, которая известна лишь троим из Сотни. В бункере ничего не изменилось: огарки свечей на столе, желтая пластиковая деталь от машинки, валяющаяся в углу и плед на диване. Тот самый плед на том самом диване. Поджигаю свечу и тут же жалею об этом – воспоминания стали ярче вместе с освещением. Слезы щипят глаза, тихий гортанный звук, больше напоминающий вой срывается с моих уст – не в силах устоять на ногах, сползаю вниз, опираясь об стену. Я обнимаю себя руками, но ни черта не помогает, начинаю трястись в истерике, которую не могла себе позволить раньше. - Ну чего я? - пытаюсь вести внутренний диалог, но разум отказывается отвечать, уступая место тупой боли в груди. - Он выживет, он будет тут, рядом. - «Тут» не значит «с тобой». - Это же было спонтанно. - Зато по-настоящему. - У него Рэйвен. - Тогда какого черта он смотрит на меня, будто у нас есть малейший намек на шанс, будто знает, как сильно я хотела его поцеловать, когда он очнулся? - Я не знаю. Он просто был благодарен. - Заткнись. Позволяю себе завыть в полный голос. Захлебываясь обрывками разговора с мамой, умоляющими и одновременно ненавидящими взглядами Рэйв во время операции и угрызениями совести из-за землянина, обливаюсь слезами и даже не пытаюсь их смахнуть с лица. Вдруг приходит ярость, жестокая волна ненависти к судьбе, к Арке, к себе. Одним ударом ноги переворачиваю чертов диван, который был свидетелем моей самой непоправимой ошибки на Земле, и ни в чем не повинный плед отлетает в угол. Пластиковый корпус машинки разбивается желтыми осколками об стену, за ним летят жестяные банки. Стоит страшный грохот, и я позволяю всему, что накопилось во мне за это время просто выйти наружу в первозданном виде. Заношу руку со следующей потенциальной жертвой, но вдруг запястье кто-то перехватывает. Абсолютно не контролируя себя, поворачиваюсь и бью нежданного гостя в челюсть. Беллами, явно не ожидая такого приема, резко отходит и смотрит на меня, как на прокаженную, потирая скулу. Я не собираюсь останавливаться, только не из-за него. - Какого черта ты тут делаешь!? - это скорее риторический гневный вопль, чем вопрос, но я уже начала, так что останавливаться поздно. - Пошел за одной упрямой рассерженной идиоткой, которая без подкрепления решила прогуляться в лесу, где неустанно рыщут земляне. - Если тебе нужно кого-то поняньчить, то можешь найти Октавию, а меня оставь в покое! Отворачиваюсь от парня и концентрируюсь на внутренней агонии. Слезы текут по грязным щекам, оставляя на них дорожки, из-за все вокруг выглядит ужасно размытым. Собираюсь разгромить еще одну консервную банку, но сильные руки неожиданно заключат меня в кольцо и несут в сторону перевернутого дивана. Я продолжаю брыкаться, но Беллами уверенно сажает меня на него, и я мгновенно обмякаю, понимая, что проиграла, да еще и выставила себя последней истеричкой перед человеком ради которого играла роль сильного, гуманного и уверенного в себе медика – роль Эбигейл Гриффин. Он держит меня до тех пор, пока не понимает, что я больше не стану ничего крушить. Поднимает с бетонного пола плед в клеточку и накрывает меня им, чем провоцирует новую непонятную волну слез, беззвучную и отчаянную. Через пару минут набираюсь смелости взглянуть на парня. В мигающем сиянии свечи на его лице сильнее проступают веснушки, а в глазах появляется веселый блеск. Но он не улыбается, только смотрит озадаченно, и, кажется, с долей беспокойства. На щеке и шее засохли пара капель крови – не хочу знать, чьей, но пытаюсь оттереть их замерзшими пальцами. Мои попытки дали обратный результат : я лишь усугубила ситуацию, добавив крови с собственных разодранных ладоней. Смотрю в его карие, почти черные в этом тусклом свете глаза и хриплым голосом спрашиваю: - Так ты пришел сюда просто потому что неохота терять горе-медика? - на его губах появляется легкая улыбка, но отвечает он довольно серьезно: - Не только. Когда ты уходила, у тебя было такое лицо, будто ты сейчас пойдешь и голыми руками задушишь любого землянина, который попадется тебе на пути. Улыбаюсь против воли, а он пытается сильнее закутать меня в плед. Дабы не показаться сентиментальным, хмурится и добавляет: - Ты дрожишь, не хватало нам ОРЗ в лагере. Во мне включатся привычный режим иронии: - С каких это пор ты заботишься о здоровье Сотни? - С тех самых, когда тебя снесло с катушек. Поджимаю губы и молчу, осознавая его правоту. Эмоции снова были за проторены в темные дебри души, откуда я их точно в ближайший год не выпущу. Мы молчим, и только пламя свечи напоминает, что время не застыло. Беллами вдруг подает голос первым: - Октавия меня ненавидит. - Как и меня. Он смотрит на меня так пристально, что у меня по спине пробегают мурашки. - Тех, кто принимает решения, всегда кто-то ненавидит, правда, принцесса? Устало парирую: - Не называй меня так. Снова тишина. Удивленно кошусь на местного Акеллу – такое ощущение, что он действительно пытается меня подбодрить, чего раньше за ним не наблюдалось. Зачем ему сидеть сейчас и хмуриться, подбирая в голове слова для следующей реплики? - Вам с Рэйвен тяжко придется. Словно ногой ударили в солнечное сплетение – не могу вдохнуть, как бы не старалась. - С чего бы это? - Ну Финн-то явно ничего предпринимать не собирается. Ненавижу его в эту секунду всей душой и не могу скрыть кислоты во взгляде. Он же снова ухмыляется, будто бы вся эта абсурдная ситуация для него только повод для веселья. Сквозь зубы процеживаю дежурное: «Не знаю, о чем ты», и отворачиваюсь. Вдруг чувствую тепло ладони Беллами на правом плече, но не хочу смотреть в эти отчаянные черные глаза. - Прости. Он выдерживает небольшую паузу, но потом продолжает: - Я знаю, что тебе больно, и я не хотел бередить раны, не мое это дело. Я просто… Парень замолкает. - Кларк, я понимаю. Я не беру на себя роль твоего друга и не пытаюсь быть психологом. Я просто тут, если понадоблюсь. Мне нужно было увидеть его лицо в ту секунду. Оно выглядело уставшим и совсем юным, открытым и без привычного налета сарказма. И на том самом проклятом диване, с тем же самым пледом под боком я совершила мою вторую непростительную ошибку на планете Земля – доверчиво обняла Беллами Блэка и прижалась щекой к его крепкому теплому плечу. Как ни странно, он ответил тем же, немного неуклюже обхватив мою спину своими широкими шероховатыми ладонями. Он был весь теплый, словно его бронзовая кожа светилась изнутри, и это невероятно успокаивало. Футболка парня пахла потом, дымом и чем-то неуловимым, его, особенным. Не убирая лица от его шеи, я угрожающе прошептала: - Беллами Блэк, если об этом кто-то узнает, то я ночью перережу тебе глотку. Мой странный товарищ хохотнул и лишь удобнее перехватил меня, посадив себе под бок и укутав дурацким колючим пледом. - Можешь на меня положиться, принцесса. Ощущение, что мою душу выскоблили и оставили остатки гнить, никуда не делось. Но меня обнимал не менее несчастный человек, который был официально предупрежден о последствиях наших странных посиделок. Посиделок на треклятом столетнем диване под треклятым клетчатым пледом.