День рождения Одуванчика

      — Я прямо-таки поражен, Леон, твоей категоричностью! — заметил Вордсворт, попыхивая трубкой.       — А чему тут удивляться-то? — весело проговорил де Астуарис, орудуя шампурами. — Всем известно, что женщин нельзя к мясу подпускать, испортят! Они шашлыки готовить не умеют, а отвлекать – отвлекают при этом. Поэтому я и решил в этот день обойтись без женщин. Хотя бы в начале праздника...       — Согласен, — кивнул Гюг, который до этого молчаливо наблюдал за действиями Одуванчика. — Каждая мнит себя шеф-поваром, хотя зачастую не способна приготовить даже обычный бутерброд.       — Интересно, это ты сейчас о ком? — поинтересовался Уильям. — Кто так дискредитировал себя в твоих глазах, мальчик мой?       — Неважно! — буркнул Танцующий с мечом.       — Вот! — гаркнул Леон, решивший поддержать коллегу. — Еще ведь и в процесс вмешиваются: «Зачем столько лука? Я лук не ем!». Детка, я так приготовлю, что ты все съешь и еще попросишь. Я в свое время научился это блюдо готовить в военно-полевых условиях. И мои шашлыки… Да, это произведение искусства!       — Только шампуром никого не проткни, пожалуйста, — озабоченно попросил Профессор, обратив внимание на то, что Леон очень уж эмоционально начал размахивать руками, и, соответственно, находящимися в них шампурами.       — А я вот опасаюсь, что у нас проблемы будут, — проговорил хмурящийся Вацлав. — Вначале надо было разрешения испросить, а не ставить самовольно мангал буквально в сердце Ватикана.       — А что такого? Я же не перед собором Святого Петра шашлыки жарю! — обиделся Леон, — Ну, подумаешь, надымили тут немножко. Но вообще-то у меня день рождения сегодня, можно ради праздника и закрыть глаза на такую малость!       — Ну, это конечно праздник, но только лично ваш. Мы ведь действительно не на центральной площади, а на территории, где размещена наша штаб-квартира, и это место не является частным, а считается публичным, — пояснил Безликий. — А для подобных мероприятий нужно выбирать частную территорию.       — У меня из частной территории только моя камера, — кротко напомнил ему Леон. — И я не думаю, что администрация тюрьмы была бы в восторге от моей просьбы разместить в ней мангал, и, тем более, разжечь его.       Вацлав хотел ещё что-то сказать, но его перебил Авель Найтроуд, буквально истекающий слюной:       — Одуванчик, ну когда же они наконец-то приготовятся, твои публичные шашлыки? Сил нет ждать!       — Так, Авель, это девки бывают публичными, но не шашлыки. Запомни раз и навсегда! — строго произнес де Астуарис. — Еще раз назовешь их так, и ничего не получишь!       — А я-то при чем? — пожал плечами падре Найтроуд, — Безликий их публичными назвал.       — Стоп, я ничего такого не говорил, — возразил Вацлав Гавел, — я лишь сказал, что территория, на которой они жарятся относится к публичной, а не частной.       — Из чего вытекает, что шашлыки - публичные! — радостно провозгласил Авель.       — Ничего не вытекает! — возмутился Безликий — И не приписывайте мне свои глупости, падре Найтроуд!       — Кстати, я по поводу своего дня рождения припас фляжку марокканской водки! — радостно сообщил Леон. Не обращая внимания на спорящих, он подмигнул Гюгу и Уильяму: — Правда, крепкая, зараза! Достал, благодаря старым связям.       — Это та, которую из инжира гонят? — поинтересовался альбионец.       — Именно, — весело оскалился де Астуарис, — так называемая махиа, или "вода жизни". Вкус своеобразный, но после того, как вы её пригубите и ощутите её действие на себе, вы аллегорически познаете сладость поцелуев гурий в райском саду!       — Не знал, Леон, что ты в душе поэт, — хмыкнул Профессор.       — Да, после махии можно и поэму написать, и статую изваять, — воодушевлённо выпалил Одуванчик. — Знаю на собственном опыте!       — Средь бела дня! Посреди Ватикана! — покачал головой укоризненно Вацлав.       — Нет, в Ватикане я её не пил. Пока, — скромно признался им Леон. — Поэтому никто не в курсе этих моих талантов. О, а шашлыки-то готовы! Аромат свежеприготовленной баранины кружил голову всем. Леон сунул каждому агенту АХ по одному шампуру с дымящимся аппетитным мясом и стопке махии.       — Леон, вот только Стрелку не надо! — запротестовал Профессор, заметив, что Одуванчик не обделил едой и выпивкой даже киборга.       — Ничего, пусть привыкает к праздникам; есть и пить его ведь никто не заставляет, а из коллектива выбиваться нельзя, — успокоил его Леон, а потом посмотрел на Стрелка и спросил: — Трес, ты же мужик?       — Ответ положительный!       — Ну, раз ответ положительный, то постоишь с нами за компанию, а Авель потом за тобой доест и допьёт!       — Я не против, — согласно кивнул крусник, активно принюхивающийся к своему шашлыку. — Давайте уже начнем, что ли! И именно в момент поднятия махии за здоровье и долгие лета Одуванчика среди них появилась голограмма Кейт Скотт. Глаза у неё расширились, так как она увидела Треса, с интересом принюхивающегося к своей стопке.       — Это чья такая гениальная идея? — поинтересовалась она, показав на Стрелка с шашлыком и водкой. — Вы, господа, ничего не попутали?       — Первая женщина на мужском празднике, — возбужденно воскликнул Леон, только, что опрокинувший стопарик, — Кейт, бросай пялиться на киборга, давай с нами за компанию. У меня сегодня день рождения. Причём день рождения, которое я отмечаю здесь, в Ватикане!       — Кейт, не переживай, Стрелок стоит здесь чисто символически, — добавил Вордсворт, — дегустировать он не будет. За него Авель съест и выпьет.       — Еще не лучше, — проворчала Кейт. — Я хотела сказать…       — Наверно хотела сказать: «С днем рождения, Одуванчик!», — подмигнул ей де Астуарис. — Ты не стесняйся, вообще-то у нас изначально планировалась мужская компания, но… — тут он сунул стопку и ей, — ради тебя мы сделаем исключение.       — Да, — поддакнул Авель, дожевывающий последний кусок мяса со своего шампура, — Леон тут обещал нам поэму и статую, как раз нужна муза и натурщица. А тебя нужно взять в дело, иначе ты Сфорце наябедничаешь. А мне еще надо бы шашлык за Треса съесть, ибо сегодня я голоден как никогда, поэтому стукачества кардиналу допускать никак нельзя!       — Дурдом! — закатила глаза голограмма.       — Не дурдом, а просто день рождения Леона Гарсии де Астуариса, — вздохнул Вацлав. — Но вы же, сестра Скотт, понимаете, что вы часть коллектива и отрываться от него не должны?       — И это говорите мне вы? — ужаснулась Кейт.       — Ну, как вы понимаете, меньше всего мне хочется, чтобы посторонние знали, что падре Гавел бухал на дне рождения у одного заключенного со странной кличкой Одуванчик. Поэтому…       — Давай, Кейт, уж по старой памяти, как когда-то! — выдал внезапно Профессор.       — Что? — голограмма побледнела. — Вордсворт, да ты с ума сошел? Это еще что за намек?       — Ого, наши альбионцы–то, судя по всему, с богатыми традициями, — хохотнул Леон и лукаво подмигнул капитану "Железной Девы", — Кейт, да не стесняйся, тут все свои! Эх, жаль, что твоя голограмма выпить не может, но ты свою порцию махии можешь передать кому-нибудь из нас. Однако, учти то, что ты уже повязана с нами соучастием! Кейт оставалось только вздохнуть:       — С днем рождения, Леон! — проговорила она. — Надеюсь, что Ватикан сегодня не будет разрушен, а то вы как-то очень уж серьезно настроены… Захмелевший Леон предпринял безуспешную попытку приобнять голограмму.       — Не, волнуйся, Кейт, тут собрались приличные и интеллигентные люди! — сообщил он, но тут его уже слегка расфокусированный взгляд остановился на Авеле, который с каким-то нецивилизованным остервенением отбирал шашлык у Треса. — Ну, за исключением падре Найтроуда, но его только в плане еды клинит.