Семь грехов ангела, полюбившего человека

Кто знает грех только по словам, тот и о спасении ничего не знает, кроме слов. Грех, любовь, страх — просто звуки, которыми люди, никогда не грешившие, не любившие, не страшившиеся, обозначают то, чего они никогда не знали и не смогут узнать, пока не забудут слова. (Уильям Фолкнер)

      Ангелы — это сущность. Чистая, справедливая, карающая за нарушение всех божеских законов и оберегающая от чужеродного, древнего зла, скрытого за адскими вратами. И даже в теперешнем мире, пропитанном материальностью и циничностью, многие в это верят. Но они не знают, что иногда ангелы спускаются в мир людей, познают его прелесть и не могут вернуться назад, на небо, после того, как окунулись в свободу, сотканную из людских желаний. Но только единицы из них начинают грешить. Почему так мало? Потому что не все ангелы привязываются к какому-нибудь человеку, не все влюбляются настолько сильно, что готовы пойти на грех ради его защиты, даже ради такой мелочи, чтобы быть рядом с ним.       Гордыня окутала Кастиэля лиловой дымкой уже давно, понимающе улыбнулась за его спиной, когда он вздумал ослушаться и защитить Дина Винчестера и его брата, спрятать их от своих соратников, ставших вмиг чужими. Просто у Дина Винчестера душа... Её даже люди не смогут назвать обычной, а демоны с удовольствием подерутся за её кусочек. Яркая до невозможности, не испорченная вечным отпечатком адских испытаний и грузом потерь и страданий, от которых она уже успела покрыться мелкими трещинками. Странная душа у Дина Винчестера, ведь он способен улыбнуться даже тогда, когда она готова расколоться на части. Наверное, Кастиэль пропал тогда сразу, когда выдернул её из ада. Одного прикосновения к ней было недостаточно, и пока что ангельская сущность жаждала ещё и ещё, больше ощущения странного тепла и пересечения всех границ, которые его человек называл «личным пространством». Ради этой души можно было ослушаться Бога и растерять по обрывкам благодать.       Гнев пронзил Кастиэля алым импульсом, когда Дин собрался уничтожить это сокровище, эту невероятную душу, привлекшую его, отдав Михаилу. С ярко-красным безумием, шумевшим в голове, Кастиэль был готов причинить своему человеку сколько угодно боли, швыряя его по тёмному грязному переулку. Можно было бы просто сказать «Ты мне дорог», а не вымещать это кулаками и полным ярости голосом, но как может справиться с чувствами тот, кто только недавно познал их? Для Кастиэля это были только первые шаги к обретению собственной души, и тогда её можно было сравнить с маленьким слабым ростком, которой пустил корни среди долголетних камней.       Зелёный туман Зависти преследовал его целый год, когда он безмолвным наблюдателем оберегал Дина, пытавшегося жить нормальной человеческой жизнью, в которой не должно быть ангелов, демонов и прочих сверхъестественных созданий. Женщина и ребёнок, которых он выбрал — Кастиэль не мог оторвать от них взгляд, пытаясь понять, что они, совсем обычные, могут дать этой выбранной им необыкновенной душе. Но они были рядом с Дином, получали его тепло, его улыбку, и это разрушало Кастиэля и в то же время всё больше делало из него человека, пусть и обладающего могущественным ангельским даром.       Чревоугодие, облачённое в оранжевый пиджак, лишь пожало плечами, когда Кастиэль неуверенно вцепился зубами в кусок яблочного пирога, который Дин заказал специально для него, когда они, уже вместе с Сэмом сидели в кафе, раздумывая над очередным делом. Всё-таки странный он, его человек. Знает же, что ангелам не нужна пища, а всё равно купил этот пирог, а потом искоса наблюдал, как Кас, распробовав всю сладость с первого кусочка, чуть ли не мурчал от удовольствия, сам не понимая, с чего ему так хотелось улыбаться. Тогда Дин впервые увидел, как его ангел заулыбался во все тридцать два, а после не смог отказать ему в том, чтобы заказать ещё один кусок теперь их любимого пирога.       Похоть, уже давно со скучающим видом накручивающая на палец синюю прядку из своей шевелюры, закатила нехилую вечеринку, когда два, по её словам, «самых тормознутых идиота наконец-то осознали, что их друг к другу тянет». Кастиэль собрал почти все кусочки мозаики своей души как раз в тот самый момент, когда Дин, отправив Сэма в библиотеку за какой-то информацией, резко опустился на колени перед креслом, в котором он сидел, одной рукой упираясь в подлокотник, а другой — притягивая его за шею к себе, чтобы завлечь в голодный, нетерпеливый поцелуй. А после было хриплое «Люблю», опалившее ухо, кажущиеся бесконечными поцелуи-укусы и сладкая боль, когда Дин, едва сохраняя крупицы самоконтроля, растягивал его влажными пальцами, шепча какие-то успокаивающие нежности ему в губы. И эйфория от единения, полного, когда невозможно было разобрать, чья капелька пота стекала по виску и чьё дыхание было более хриплым.       Приглашённая Похотью Жадность, поправляя жёлтый цветок в своей причёске, просто умилялась при виде того, насколько ангел и его человек желали тогда прочувствовать каждый поцелуй, каждый вздох, не способные расцепить объятия даже тогда, когда их обоих накрыла послеоргазменная нега.       Лень же прищурила голубые глаза и подпёрла подбородок, когда Кастиэль, устало прикрывая глаза, устроился поудобнее рядом с Дином, чувствуя, как тот невесомо зарывался пальцами в его взъерошенные волосы, пропуская их сквозь пальцы. Казалось, время тоже поддалось тогда Лени, текло размеренно и тихо, и ангелу, и его человеку не хотелось, чтоб это заканчивалось, чтобы их единение нарушилось приходом Сэма либо вестью о том, что в каком-то штате Америки вновь обнаружился какой-то монстр. Обычное счастье — лежать вот так рядом, наслаждаясь прикосновениями друг друга — им редко получится ощущать это в их неспокойной жизни.       Ангелы давно уже махнули рукой на Кастиэля, который, полюбив человека, по кусочкам обрёл человеческую душу. Они даже теперь не обсуждают это на Небесах — как один из них познал суть человеческих грехов. Точнее, как один из них стал счастливым.