Стыд

The Neighbourhood – A Little Death Красивые тонкие пальцы нервно сжимают сигарету. В голове не перестают крутиться обрывки фраз, произнесённые до боли знакомым голосом. Сколько раз он курил за всю свою жизнь до этого? Только один… кажется, лет пять назад. «От одной сигаретки с твоим ангельским голосом ничего не случится. Сегодня тебе 20 как-никак, сегодня можно расслабиться, я разрешаю! Ну не будь занудой, Соб.» Точно, это был год их дебюта. Ёсоб тренировался тогда до потери пульса и особенно тщательно следил за голосом. Напиваться, а тем более курить в свой день рождения в планы совершенно не входило, но Чунхён решил всё за него. Этот наглый ублюдок вечно добивается того, чего хочет… Ёсоб чувствует, как дым проникает в лёгкие и морщится. Ёсоб ненавидит того, из-за кого курит уже второй раз за свою жизнь. «Ты правда думаешь, что в силах сейчас взять и уйти?» Курить противно, но в то же время очень приятно. Как с ним… и плевать на голос, всё равно он сорван настолько, что даже говорить невозможно. «Мне нравится, как ты поёшь… так медово-сладко, до неприличия красиво. Кричишь и стонешь наверное ещё прекраснее.» Как это вообще могло произойти? Они же были друзьями, хотя Собу всегда казалось что Джокер его немного сторонится. И, несмотря на то, что Чунхён старше меньше, чем на месяц, он вызывал у Ёсоба сильное уважение. Главный вокалист даже иногда завидовал тому необъяснимому обаянию, которое помогало реперу просто купаться в женском внимании. «Знаешь, что меня всегда в тебе удивляло? В тебе совершенно нет стыда, Соби.» В пустой квартире очень жарко и душно. Ёсоб чувствует, как лоб покрывается испариной и неприятно начинают щипать царапины и следы укусов по всему телу. Чёртов извращенец… «Ты даже представить не можешь, каких усилий мне стоит терпеть твои выходки: то обниматься полезешь, то голову на плечо положишь, то полуголый перед носом шляешься. Всё. Это уже невыносимо.» Перед глазами уже два дня стоит взгляд Чунхёна, сравнимый разве что со жгучей и кипящей лавой внутри холодного ледника. Взгляд, полный безумного желания, страсти, секса. «Тебе понравится. Скажу больше: тебе уже нравится.» Ёсоб отлично помнит, как всё началось. Два дня назад закончились съёмки Beast's Show Time и всей группе выделили три выходных. Чунхён, пользуясь случаем, решил собрать всех мемберов у себя и устроить грандиозную пьянку. Но, к великому сожалению репера, в гости к нему пришли только главный вокалист и макнэ: ДуДжун подхватил лёгкую простуду, КиКвану нельзя пить из-за тренировок, а Хёнсыну нужно было поехать по семейным делам. «Предатели! Ну ничего, и без них повеселимся.» Донун…если бы он тогда не напился до бессознательного состояния и не отрубился, то ничего бы этого не произошло. Глупый Донун, не знающий меры… Ёсоб помнит, как после несчётного количества выпитого, они с Чунхёном дотащили тело макнэ до спальни и кое-как уложили в постель. Той ночью в городе стояла аномальная жара, да и Сон Нам Шин был далеко не пушинкой, поэтому Ёсобу стало очень душно, он снял футболку и предложил Чунхёну продолжить заливать в себя спиртное уже без Донуна. Сидя тогда в гостиной наедине с репером, Соб вдруг понял, что он никогда за всё время их общения не оставался один на один с ним в одном помещении. А если и оставался, то максимум минут на 5, пока не приходил кто-нибудь третий или не сваливал под каким-либо предлогом сам Чунхён. «Блин, приятель. Чего-то меня похлеще нашего божка разморило. Пойду я в спальню, потесню эту алкашню.» Сейчас Ёсоб проклинает себя за то, что снял футболку; за то, что спросил у Джокера, почему тот никогда не остаётся с ним наедине; за то, что на пьяную голову начал обвинять репера в замкнутости; за то, что не смог вовремя всё прекратить. «Хочешь сказать, что я тебя избегаю и с другими куда ближе общаюсь?!» Чунхён смотрел прямо в глаза. Выражение лица из доброжелательного и немного виноватого становилось каменным. Взгляд – ледник. «Знаешь, что меня всегда в тебе удивляло? В тебе совершенно нет стыда, Соби.» Чунхён медленно приближался. Внутри ледника зажигался огонь. «Как так можно, Соб? Совсем без стыда жить? Или ты настолько глупый, что не видишь таких явных вещей? Ты даже представить не можешь, каких усилий мне стоит терпеть твои выходки: то обниматься полезешь, то голову на плечо положишь, то полуголый перед носом шляешься. Всё. Это уже невыносимо.» Чунхён прижал к стене. Красивые губы были изогнуты в зверином оскале. Внутри ледника вовсю кипела лава. «Мне нравится, как ты поёшь… так медово-сладко, до неприличия красиво. Кричишь и стонешь наверное ещё прекраснее.» Вспоминая это, Ёсоб сжимает кулаки так, что костяшки пальцев белеют. Он никогда не видел такого вот Джокера: дикого, опасного, сумасшедшего. И тогда, прижимаясь к стене, он сам не понимал своих эмоций. Одна часть мозга хотела сделать всё, что угодно, лишь бы весь этот пьяный бред, граничащий с изнасилованием, закончился. А другая…а другая уже отключилась от горячего дыхания и цепкого взгляда. «Тебе понравится. Скажу больше: тебе уже нравится.» Слишком нагло, слишком пошло, слишком грязно. СЛИШКОМ. Соб оттолкнул Чунхёна и приготовился ударить. Но всё не так-то просто. «Да пожалуйста, я тебя ни к чему не принуждаю, но ты правда думаешь, что в силах сейчас взять и уйти? Вот только твой стояк доказывает мне обратное.» Чунхён ошибся, когда сказал, что у Ёсоба нет стыда. Иначе что его пожирает изнутри уже два дня за то, что он не набил морду этому озабоченному, а поддался ему? Джокер больно целовал, кусал до крови и рвано двигался, шепча на ухо неимоверно пошлую белиберду, от которой просто сносило крышу. Сносило так, что еле-еле удавалось сдерживать стоны и крик, кусая подушку от острого наслаждения. «Тихо, мать твою. Макнэ разбудишь.» Чёртов извращенец с охренительным голосом: хриплым, рычащим, возбуждающим, заставляющим подчиняться любому приказанию. Ёсоб делает последнюю затяжку. Из воспоминаний вырывает звонок в дверь. «Ненавидишь меня, да? Хочешь, избей прямо здесь, я сопротивляться не намерен… Но даже это не избавит меня от того стыда, что не даёт мне уснуть уже двое суток.» Сейчас Чунхён не смотрит в глаза. Стыдно. Ёсоб бы и рад вмазать со всей дури по этим пухлым губам, которые ещё недавно жестко целовали, заставляя сходить с ума и выгибаться им навстречу. Но легко, почти невесомо, целует их. Потому что понимает, насколько он изматывает. Стыд.