Лузер

Я ненавижу свою страну. В ней не разберешься. То здесь жара под сорок градусов, то холод такой, что зубы сводит. Я ненавижу свой город: здесь повсюду грязь. Куда ни посмотри, взгляд то и дело натыкается на бумажные обрывки, брошенные мимо урны бутылки, конфетные фантики. Я ненавижу свою школу. Она изуродована кучей беспорядочных надписей на стенах, и ежегодная покраска мало спасает от этого уродства. Но больше всего я ненавижу людей. В любом из них грязи больше, чем во всем моем городе с населением в три тысячи двести человек. И все эти тысячи состоят из разлагающейся, гниющей и зловонной грязи. Я не говорю, что я лучше их – нет, я такая же. Я тоже погрязла в дерьме, но я хотя бы вижу это. - Эй, Мэри-пузырь! Ты куда идешь? Лучше не ходи – лопнешь! Я даже не оглядываюсь назад, чтобы посмотреть, кто это крикнул. По голосу и так ясно, что это Дима Ляхин – парень из параллельного класса – прокатил мимо на велике. - Иди к черту, разбей свою пустую башку о первый встречный столб! – приветствую я его. А Мэри-пузырь – это я. Меня так называют почти все. Кажется, никто уже не помнит моего настоящего имени. Хотя, в последние годы меня все чаще зовут просто «Пузырь». Что поделать, родилась я с такой фамилией и таким именем – Пузырева Мария. Но это еще ничего. У меня в классе учится парень по имени Эдуард Голубев. Так вот его обычно голубым зовут. Согласитесь, не очень приятно. Но он, кажется, не парится. Насует обидчикам дохлых мух и тараканов в портфели и доволен. Да, он слегка ненормальный и помешан на насекомых. Еще, говорят, что у него брат в тюрьме сидит. Будто его невиновного осудили, чтобы какого-то паренька-сына-прокурора-или-судьи отмазать. Как тут нормальным-то быть… Хотя, наверное, здесь не только в судимом брате дело. Как в нашем городе не свихнуться-то! Даже самые крутые парни и девушки школы – психи. Лиза Пермякова – красивая, отличница, спортсменка, популярна. Но я то знаю, что у нее тоже не все дома: у нее по ночам предки орут на всю нашу пятиэтажку. Лизина мать уверена, что ее муж изменяет ей с какой-то официанткой, а Лиза не хочет это слушать, убегает из дома и кружит под окнами, потому что дальше боится отойти: у нас район неспокойный. Ее парень – Влад Миронов. Он капитан футбольной команды. Половина девчонок школы влюблены в него. Но у него тоже не все с мозгами в порядке: у него год назад умер отец, а матери пришлось устроиться на работу в придорожное кафе. Какая с нее работница? Не официантка, а так, посмешище. Только и умеет, что с клиентами шашни крутить. К ней даже одна обманутая женушка приходила ругаться. А Миронов теперь не может даже имени своего отца – Андрей – произнести – сразу в плач. А уж когда в этом году к нам в класс новенький пришел – Андрей Князев, так Влад даже руки не смог ему пожать – убежал. А Андрей и сам хорош. Говорят, что он лет в пятнадцать угнал по пьяни отцовскую машину и какого-то мужика задавил. Его папаша – прокурор, и это дело замяли, какого-то левого парня засудили, а Князев в нашу школу перешел. Но он вроде неплохой парень. В школе ходят слухи, что он, когда засыпает, каждые полчаса вскакивает с криками – ему то ли призрак того мужика мерещится, то ли парень, которого вместо него осудили, грозит ему расправой. В общем, все они помешанные, а козлом отпущения выбрали меня. Просто им, на самом деле, неважно, у кого тараканов в голове больше. Важно, кто лучше рожей вышел. Лиза, Андрей, Влад, даже Димка – все они красивые гады. - Эй, Пузырь, иди быстрее, ты мне дорогу своим пузом загораживаешь! – послышался из-за спины хриплый голос Егора Коровича. Он высокий, смуглый, старше меня на год – выпустился в прошлом году из школы, но до сих пор часто приходит к нам и знает все школьные дела. Я посторонилась, и он с усмешкой прошел вперед. Даже не обернулся, не поздоровался. Обидно как-то стало. У меня на него не получается наорать, как на Димку. Что-то мешает. А потом плакать хочется, честное слово. Аж в легких все скручивает. А он только одно и говорит мне всегда: «Пузырь, отойди» или «Пузырь, иди быстрее». По-другому он еще ко мне не обращался. Ну вот, опять дрожь пробила. Кажется, я остановилась на том, что главное быть красивым, а остальное с рук сойдет. Но кроме того, важнее, чем быть красивым – это быть худым. Если кого-то в нашей школе спросить: «Неужели быть толстым хуже, чем злым, завистливым и жестоким?», знаете, все мотнут головой. Да. Да, можно быть каким угодно, главное, чтобы не толстым. Страшную рожу можно кремами там всякими залить, замазать косметикой, и будешь конфеткой, а от жирных ляжек косметики еще не придумали. Моим девяноста пяти килограммам не помешал бы чудодейственный крем или какие-нибудь «Тени, скрывающие жир». Но, наверное, я стала всенародно признанным лузером школы не только потому, что я толстая. Аня Маркова тоже жиром заплыла, но ничего – сидит себе в сторонке, жрет свои булочки с соком, и ее никто не трогает. Намного хуже – это иметь в сочетании с жиром прыщи, старые очки, тонкие волосы и маму-старушку, которая уверена, что я должна на каждый свой день рождения приносить одноклассникам по пирожку домашнего приготовления. До сих пор помню, как я однажды послушалась ее, а потом Лиза скривила лицо, будто ее тошнит, и с места кинула пирожок в урну. Попала, кстати. Через урок вся урна была заполнена мамиными пирожками. Я чуть не разрыдалась, но хрен! Не дождетесь. Я послала весь класс на три большие и жирные буквы, чем вызвала еще более громкий смех. На следующий день рождения мне пришлось самой давиться заботливо испеченными мамиными пирожками. Кажется надо переходить на другую сторону улицы: навстречу идут Вика Золотова и ее компания: Лолита и Лена. Поздно, заметили, расплывшись в вишневых улыбках. Кого-кого, а их мне не только видеть, даже вспоминать не хочется. Они считают себя элитой, "золотой троицей": мамы-папы у них олигархи и бизнесмены. Разъезжают по городу на тачках, ходят по клубам, живут не в хрущевках - в коттеджах. Но вообще, вся школа знает, что у Вики бывают приступы эпилепсии. А Лолита и Ника круглые двоечницы, которых только с помощью родительских денег переводят в другие классы. - Привет, Пузырь, ты еще не лопнула? – сострила Золотова, а две ее подружки дружно и надрывно засмеялись, будто это невесть какая шутка. Меня почти все так встречают лет так десять, уже не смешно. - Сдохни в припадке, - прошипела я. Именно прошипела. Я научилась так делать: сжимаешь зубы и со свистом произносишь слова. Первое время пугались, когда я так отвечала. Думали, что окончательно довели, и я сошла с ума. Смешно. Я-то знаю, что давно уже сумасшедшая. Все мы давно уже сумасшедшие. Разве может быть нормальным и адекватным мир, где нет ничего важного, кроме красоты, влияния и денег? А у меня ничего этого нет. Да, я родилась полным лузером, я умру полным лузером. Меня все ненавидят. Почему я должна кого-то любить? И я всех ненавижу. И Лизу, и Влада, и чокнутого Эдика. Я всех заранее ненавижу. Наверное, любой, кто приехал бы в мой город, тоже бы стал сумасшедшим и тоже начал бы издеваться надо мной. И забыл бы уже через час мое имя, заменив более простым и подходящим мне – Пузырь. И никто не виноват в этом кроме стадного чувства всего общества: унижать того, кто уже и так унижен другими. Все мы, по сути, просто свихнувшиеся людишки, прозябающие свой ничтожный век в протухших городах или селах. За что можно кого-то винить? Вот и в том, что я поднялась сейчас по лестнице и стою на крыше, тоже некого винить. Ни моя добродушная и набожная пятидесятилетняя матушка, ни Егор, который так и не обратил на меня внимания, – никто не виноват. Во мне даже ненависть как-то начинает угасать. Новое чувство – жалость начинает пускать корни в душе. Мне жаль вас, вы остаетесь. Вы остаетесь, чтобы день за днем дышать отравленным воздухом, фальшиво смеяться и скрывать все свои чувства. Вы остаетесь, чтобы наблюдать радугу после дождя, пить по вечерам горячий кофе, шелестя страницами любимых книг, вдыхать запах свежих яблок... Я так люблю яблоки... Господи, нет! Я не хочу уходить, не сейчас. Я слаба, ничтожна, хуже всех их вместе взятых, но я... Нога предательски соскользнула вниз, увлекая за собой грузное тело шестнадцатилетней девочки. Пузырь лопнул.