Swan in red

Повернув ключ в замочной скважине, Криденс открыл большую старую дверь и вошел в темную комнату. Почувствовав запах шелкопряда, исходивший от плаща Персиваля, он повесил рядом свое пальто и неспешно прошел в холл. В ту же секунду его тело сжалось от нахлынувших воспоминаний: каждая вещь, каждый сантиметр этой комнаты снова напоминали ему о том, кем он является. Может, за стенами этой квартиры он был тихим и замкнутым парнем, который только учится быть собой и понимать, что это значит, но здесь все кричало о том, что это лишь маска, а его участь уже определена. В прошлые недели он не мог рассмотреть все детали этой комнаты, но сейчас у него был ключ и Грейвса не было рядом, поэтому он полностью отдался давящей атмосфере холла. Казалось, будто он был наполнен символами, которые Криденсу было не под силу понять; он видел только боль, которую впитала мебель из красного дерева, и слышал стоны, эхом отражающиеся в черно-бордовых стенах. Самым светлым пятном была белая шелковая скатерть, накрывавшая большой обеденный стол в центре. Казалось, что букет роз, хрустальный сервиз и приборы стояли там уже несколько лет, но никто их даже не касался. Через несколько минут Криденс уже стоял у большого старинного зеркала. Его сознание всячески этому противилось, но в последнее время парню действительно нравилось его отражение, будто никогда раньше он не носил короткую стрижку, не был сгорблен так, будто тащил все свои страдания на плечах. Он рассматривал совершенно нового, незнакомого ему человека с густыми вьющимися локонами, обрамлявшими острые скулы, и пугающими своим диким огнем глазами. Последние два года были для парня взрывом, глотком чистейшего воздуха: после смерти его так называемой матери сестры Голдштейн сочли своим долгом приютить Криденса у себя. Никогда он не видел столько заботы, любви и тепла. В их уютном доме, полном магических вещей, он чувствовал себя защищенным и невероятно счастливым. Все это действовало на него словно лекарство, за которое, как ему казалось, он не мог отплатить сполна. Куинни учила его обращаться с палочкой, а Тина советовала книги о магии, которыми Криденс зачитывался до глубокой ночи. Новый, прекрасный мир завладел его сознанием и вселял уверенность, веру в людей и лучшее будущее. Он будто забыл все, что было оставлено в его прежней жизни. Так прошло полтора года. Не отрываясь от своего отражения, парень снял рубашку и повесил ее на стул. За ней последовала и вся его одежда. Рассматривая синеющие узоры и шрамы на бледном теле, Криденс четче осознавал свое прошлое, воспринимал настоящее и, казалось, с завидной точностью видел будущее. Это было именно то, что он любил, чем он являлся и в чем видел свое предназначение. Спустя столько лет он стал для себя безупречно прекрасным. Вскоре Криденс поставил перед зеркалом стул и пододвинул к себе большую красную коробку, из которой бережно достал черное кружевное белье и пару чулок с такими же оборками. Чувствовать на себе тонкую ткань, полностью отождествляя себя с ней, аккуратно распределять нейлон чулок - это то, по чему парень успел соскучиться за неделю и за что принялся в первую очередь. Прикрепив оборки чулок к белью тонкими ремешками, он снова начал рассматривать себя. Когда он стал таким? Был ли он вообще когда-либо другим? Как только волшебный мир стал для Криденса на сотую долю обыденным, когда он очнулся от очарования магии и его новой безмятежной жизни, отголоски прошлого, старательно запираемые всеми силами в дальнем углу его сознания для его же блага, начали вырываться наружу. Сначала он даже не заметил, как перестал их контролировать. Они появлялись полупризраками в самые темные ночи, когда небо Нью-Йорка затягивало тучами и гром заставлял людей невольно дрожать. В такие минуты Криденс начинал ощущать, что его нынешнее поведение, все его эмоции и чувства были лишь суррогатом, должной маской, которая до отвращения была ему чужда. Утром же от этих мыслей не оставалось и следа, так как его скрытный разум, научившийся подавлять свои части во время пребывания у Мэри Лу, защищал их от способностей Куинни. Во многом Криденс был благодарен ей, потому как ему не приходилось говорить, чтобы быть понятым. Парню было тяжело представить, как она может оставаться такой прекрасной, доброй и заботливой женщиной после прочтения тысяч мыслей людей. Для него она была поистине невероятной. Но когда она и Якоб уехали в свадебное путешествие, мрачные размышления Криденса уже не довольствовались мгновениями ночи, они поглотили его полностью. На часах было почти шесть. Тени, отбрасываемые мебелью от света тающих свечей, ритмично танцевали по стенам под звуки стрелок, и Криденс действительно ощущал себя частью какого-то обряда своего же очищения, ему казалось, что он может исправить все перед самим же собой. Сколько он должен заплатить еще, чтобы получить у себя прощение за свое прошлое? Сможет ли он когда-нибудь просто дать себе жить счастливо? И что в самом деле значит - жить счастливо? Последние полгода были для парня по-настоящему тяжелыми. Пелена спала. Осталась лишь разрывающая нутро свобода и немыслимые контрасты. Криденсу хотелось кричать, когда после стольких лет подавления себя и всего того, что так не хотела видеть в нем Мэри Лу, он впервые столкнулся с необходимостью понять, кем же он является на самом деле. Ему было по-настоящему страшно находить в себе всё новые черты, будто в его теле без какого-либо разрешения поселился новый человек, которого раньше он видел только мельком, его обнаженное нутро пожирало старые привычки Криденса и истошно кричало о том, что он снова ненормальный, неприемлемый, дефектный, что он всего лишь слабак и трус, который не смог взять контроль в свои руки. Тина не могла не заметить таких перемен, и парень как можно чаще уходил в фантастический мир, который таил за своими стенками чемодан Ньюта. Скамандер же был вовсе не против, он всегда нуждался в помощнике, да и Криденс был признателен за его тихое понимание, которое не переходило в серьезные разговоры и добрые советы, как это бывало с Тиной. Несмотря на океан благодарности, который заполнял парня до самых краев, он знал, что только он сам может помочь себе здесь. Губы растянулись в широкую улыбку, когда Криденс достал из коробки белый корсет. Именно тот, на который он смотрел, когда они проходили мимо витрины в аллее магазинов женской одежды: Персиваль всегда без ошибок трактовал его мимолетные взгляды. Не расшнуровывая корсета, Криденс надел его на себя и изумился, как все эти вещи бесстыдно шли ему. Руки не могли оторваться от прекрасного шелка, казалось, что лишь ощущение этой ткани под кончиками пальцев могло завести. Кисти нежно скользили вниз, от выпуклого лифа до края материи и обратно, блуждали по шее, по кружеву белья, и этот непроизвольный танец рук заставлял Криденса закрывать глаза, вспоминая настойчивые, иногда грубые прикосновения Грейвса. В этот момент он вспоминал все. Вспомнил, как однажды ночью нашел недостающий пазл в своей картине, как испуганный, будто облитый холодной водой шептал снова и снова лишь одно: "Персиваль". Вспомнил, как с каждым новым слогом, разбивающим вдребезги тишину его комнаты, становилось все страшнее, как стучало сердце и как он задыхался, но не прекращал глотать воздух и шептать, говорить, чуть ли не кричать. Спустя столько времени он перешел черту и разрешил себе коснуться этих ранящих воспоминаний. Теперь он точно знал, в какой момент Грейвс больше не был собой, но также он знал, что он испытывал к мужчине, который украдкой, сперва оглядываясь по сторонам дарил ему сладости и повязывал свой шарф. Все это так увлекло Криденса, что он резко вздрогнул, когда почувствовал такие желанные прикосновения на своей талии. Обхватив парня руками, Грейвс оставил короткий поцелуй на его шее и посмотрел на их отражение. Что могли увидеть в нем люди? Они бы увидели юношу в самой прекрасной поре цветения, такой кричащей и завораживающей, что сложно было поверить своим глазам, они увидели бы как идеально переплетается его тело с сильным и опытным телом Персиваля, как сливаются, растворяются друг в друге такие разные цвета кожи. Но было что-то, чего никто не мог увидеть кроме них самих. Зеркало было разбито на тысячи мелких осколков, изрешечено вдоль и поперек так, что склеить его было невозможно, только бить его снова и снова, пока не посыпется мелкая пыль. Запустив пальцы в отросшие волосы Криденса, мужчина чувствовал сладкий, манящий запах молодости, чувствовал медленные касания искусанных губ, о которых не переставая думал весь день. Юноша положил его руки на шнуровку корсета. - Помоги мне, - тряхнув густой копной волос, Криденс опёрся на стоящий неподалеку стол. Персиваль не заставил себя ждать: белые нити натягивались под сильными руками мужчины, сжимая грудную клетку. С каждым новым движением рук Грейвса юноше вспоминались крепкие, наполненные самых разных чувств объятия при их первой встрече после случившегося. В тот день Криденс впервые за несколько недель покинул мир волшебных существ и бежал куда-то вдаль по улицам, которых не видел раньше, измокшая под холодным дождем одежда липла к телу, но Криденс все бежал, будто за каким-то из домов на горизонте был край света, который он так хотел увидеть. Рестораны с неоновыми вывесками, магазины, бары, киоски с цветами - все сливалось в один сплошной ряд, люди казались обезличенными, совершенно одинаковыми и такими не имеющими значения. Но увидев в этой толпе знакомый силуэт, парень остановился: его взгляд упал на мужчину, курившего сигарету под навесом кафе рядом с крохотной улочкой. Он вмиг узнал темное пальто, которое всегда так приятно пахло духами, грустные глаза, которые он любил видеть в ореоле мелких складочек, появляющихся во время улыбки, и красивые руки с проступающей разноцветной сетью венок. Докурив сигарету, мужчина направился в улочку неподалеку, и Бербоун тотчас побежал за ним. Перейдя на шаг за несколько метров, Криденс коснулся его плеча. - Мистер Грейвс. Персиваль обернулся. Печальный, обременённый взгляд сменился на удивление, и глаза мужчины засияли радостью. Все тело Криденса было в напряжении, он ловил каждое движение тела, видел как участилось дыхание Грейвса, как его губы порывались сказать что-то, но слова были бы тут бессильны. Он видел уже не того тихого сгорбленного мальчишку, походившего больше на сосуд, доверху заполненный болью и отчаяньем. Все, чего хотелось в этот момент Криденсу - выразить благодарность за те минуты счастья, которые он ему дарил, уважение, преданность и, как бы пугающе ново для него это не звучало, любовь. Разбивая пространство между ними, юноша сделал шаг навстречу, посмотрел в глубину карих глаз и коснулся губ Грейвса своими. Покупка волшебной палочки, первое получившееся заклинание, восхищение содержимым чемодана Ньюта - все меркло по сравнению с тем, что почувствовал Криденс; теперь он понимал, что всегда хотел этого. Тело парня дрожало то ли от холодных капель дождя, стекающих по измокшей одежде, то ли от рук Грейвса, притягивающих ближе, то ли от таких желанных ощущений. Разорвав поцелуй, они ещё долго смотрели друг на друга улыбаясь.