При верном положении светил

Дневник Фрэнсиса Терстона 2 апреля 192… года. “Мои чудом уцелевшие записи были мне возвращены - мистер Альфред Каннинг, кузен мисс Элинор Смит, моей Элинор, обнаружил их в здании миссии на Куру-Кусу. Как оно смогло уцелеть от огня, когда я сам видел разгоравшийся пожар в страшную ночь оживших мертвецов - загадка, пока не поддающаяся разрешению. Но мистер Каннинг утверждает, что огнем была затронута только задняя стена - словно пламя лизнуло стену, а потом само собой угасло. Как бы то ни было, я могу теперь возобновить свои записки. Невозможно передать все отчаяние Элинор, когда мистер Каннинг и капитан Блек сообщили ей, что на Куру-Кусу Энни Смит нет, а вход в пещеру бесследно исчез, будто его вовсе никогда не было. Альфред и капитан Чарли, испуганные ее помертвевшим при этой вести лицом, принялись неловко утешать Элли, но бездна отчаяния была много сильнее их утешений. Эта бездна, готов присягнуть, для нее пострашнее зала с чудищем, пострашнее оживающих мертвецов. Но натуре Элинор противно такое положение вещей, потому она, вытерев подступившие слезы, заявила о необходимости обыскать каждый грот, каждую расселину на скалистых Близнецах. Из пещеры могло иметься еще множество выходов, твердила она. Энни, маленькая Энни просто не могла погибнуть. Она не могла так подвести безумно любящих ее - отца, мать и старшую сестру. Я всеми способами старался поддержать любимую и потому тоже деятельно участвовал в поисках, хотя и все меньше верил в их успешное завершение. Так прошел день. Наступил вечер, который мы встретили на бригантине - капитан Блек заявил, что оставаться на ночь на Близнецах небезопасно, и матросы с “Холлоуэя” горячо его поддержали. - Это я виновата, - очень убежденно проговорила Элли одними губами, когда мы с ней поднялись на палубу “Эсмеральды”. В этот миг я впервые испугался за ее рассудок. - Это я виновата, Фрэнсис, - со страшным спокойствием повторила Элли, вцепившись побелевшими пальцами в планширь. - Я не должна была соглашаться. Я не должна была отпускать ее ни на минуту. Тем более - с этим менвитом… Господи, почему??? Последние слова она истерически выкрикнула и замерла, будто захлебнувшись. - Оставьте меня, сэр Фрэнсис, - холодно проговорила Элли, когда я попытался взять ее за руку. Она наклонилась, почти перевалившись через фальшборт, и я схватил ее за плечи. Торопливо, стараясь быть убедительным, я говорил, что завтра мы обыщем западный островок, что мы перевернем каждый камешек, что мы достанем динамит и взорвем завал… Я продолжал говорить, говорить, чувствуя, как коротко вздрагивают ее плечи под моими руками. Я говорил, ни на миг не отпуская ее, стараясь прижать к себе и отвести подальше от борта, боясь, что она в своем безумии отчаяния захочет совершить нечто непоправимое. - Оставьте меня! - крикнула Элли. - Ни за что на свете! - бросил я ей в лицо. Как она не понимала, что оставить ее, потерять ее было теперь для меня участью, худшей самой смерти? Пораженная яростью, с которой это было сказано, Элли словно сникла и не противилась больше, когда я увел ее с палубы вниз. И вот теперь она спит тревожным сном, а я боюсь оставить ее и на мгновение. Элли права - беспечность грозит непоправимыми потерями. Я сделаю все, чтобы она, с которой судьба так неожиданно свела меня при столь жутких и неправдоподобных обстоятельствах, исцелилась от своей душевной боли, чтобы снова сияла ее прекрасная улыбка… Господи, я кажется влюблен, как мальчишка! Но тшшш… теперь стоит обратиться к моим сухим записям ученого и зафиксировать все то ужасное, странное и невероятное, чему я был свидетелем в последние несколько дней. Молчи, мое сердце! Итак, день поисков ничего не дал. На следующий день мы решили переправиться на второй из островков-Близнецов - такой же неприветливый и скалистый. Островки разделяет узкий неглубокий проливчик - очевидно, в незапамятные времена оба острова представляли собой вершины гор большого куска суши, покоящегося ныне в океанских глубинах. Да, следует упомянуть еще одно странное обстоятельство сегодняшнего вечера - Ларсен, искусный и заядлый рыболов с “Холлоуэя”, не смог на закате поймать ни одной рыбины, чему были очень удивлены все матросы. Словно вся рыба разом исчезла из прибрежных вод Близнецов. Да и такого гладкого штиля я никогда уже не видел - ни волночки, ни морщинки”. *** - Кау… это почти волшебство. Как ты узнал? - войдя в дверцу космолета, Энни обрела, наконец, дар речи. Она смотрела, как менвит обрабатывает свое колено и вгоняет в него иглу инъектора. - Вспомнил про электромагнитное излучение. Мы умеем его ощущать, а корабль всегда фонил так, что и слепой менвит мог бы его найти. Спустя пару часов никто бы не смог признать в них несчастных, заблудившихся в пещере и потерпевших бедствие - питательные смеси, витамины и жидкость быстро привели обоих в почти бодрое состояние. Кау-Рук, переодевшийся в серо-лиловый комбинезон, включил сканирование всех систем челнока, а Энни смирно сидела у него за спиной. Несколько раз она спрашивала о назначении тех или иных приборов, но Кау-Рук отвечал невнятным бормотанием, так и не оторвавшись от своего занятия. Наконец, он, видимо, закончил и откинулся на спинку кресла. По лицу Кау-Рука нельзя было понять, доволен ли он результатом. Энни робко подошла к нему сзади и прикоснулась к плечу. Менвит рассеянно накрыл ее ладошку рукой, не поворачивая головы и не меняясь в лице. - А ты тогда… ты правду сказала? - Да, - сразу поняв, что он имеет в виду, твердым голосом признесла Энни. Она сжала пальцы на его плече. - Да. Я еще тогда в тебя влюбилась, когда - помнишь? - ты мне показывал, где находится твоя планета. Ну там, в Изумрудном городе. Я так тебя тогда хотела поцеловать, только боялась. - Энни… - дальше он забормотал что-то непонятное, потом словно спохватился: - А я тогда подумал, что начал сходить с ума. Потому что все время о тебе думал. Это было как идея фикс, я даже хотел пойти в медотсек и поискать каких-нибудь транквилизаторов. - А вы разве никогда не влюбляетесь? - рассмеялась Энни. И тут же подавила смех, увидев, что Кау и не думает шутить. Кау-Рук смотрел на ее отражение в погасшем сейчас экране перед ним. Такая юная и такая… живая. Он вспомнил своих партнерш по Программе Восполнения (как всякий здоровый молодой менвит с хорошей наследственностью, он обязан был участвовать в покрытии естественной убыли населения) - нет, лиц их он, конечно не видел. Как и они не видели его лица. Когда их, молодых мужчин, заводили по трое в комнатку, разделенную невысокими перегородками на отсеки, в каждом из отсеков на койке лежала обнаженная женщина с лицом, закрытым маской. Такая же маска скрывала и его лицо. Ничего личного, только физиология и благо государства. И краткосрочные стимуляторы, благодаря которым при виде женщины у них мутилось в голове от животной похоти. Пятнадцать минут похоти - и можно дальше служить великому Гван-Ло. Только похоть - и никаких чувств. Менвит, поддавшийся чувствам, терял большую долю своих способностей контролировать рабов. Терял силу. Менвит, поддавшийся чувствам - негодный менвит. Конечно, старые-престарые предания, в которых была и любовь, и верность, и страсть, еще кое-где сохранились, но что могут старые предания против мощи государственных программ? ...- Влюбляемся, - твердо сказал Кау-Рук, серьезно взглянул на Энни и встал с кресла. - Влюбляемся, конечно. ………………………………………………………………………………………………………………………………… Покрытие пола в челноках не предназначено для комфорта. И места в челноках обычно очень немного. Никак не сравнить космический челнок с зеленой лужайкой, мягкой кроватью или даже прибрежным белым песком, думал Кау-Рук, глядя на дремлющую девушку. В ней все сейчас было чутко - подрагивающие ресницы, чуть хмурящийся по временам лоб, почти невесомо лежащая на его ключице ладонь, острые грудки и закинутая на его бедра нога. Она была миром, который пришел и забрал в себя Кау-Рука - всего, без остатка. И звездный штурман вошел в этот мир с радостью и болью - больно было смотреть на это тихое счастье с кудряшками, зная то, что знал сейчас он. - Энни… - негромко позвал он и поразился тому, как чуждо звучал его голос. Голос был откуда-то из вчера, из того вчера, в котором еще не было чутко подрагивающих ресниц и доверчиво легшей на его грудь ручки. - Я не сплю, - вздрогнула на его плече кудрявая головка. - Я сразу встану, как нам надо будет лететь отсюда. Правда-правда. Только я еще так немножко полежу, ладно? Так хорошо… - Хорошо, - эхом отозвался Кау-Рук. *** Второй Близнец показался Элли еще пустыннее и неприветливее первого. И кроме того, на нем царило страшное трупное зловоние, перебиваемое запахом гниющей рыбы. Фреду, который первым обнаружил источник этого зловония, едва удержал вопль ужаса и подкатившуюся к самому горлу тошноту - в небольшой ложбинке лежали несколько безголовых трупов, каждый был обмотан чем-то вроде слизистой паутины, отблескивающей на солнце. Были ли то аборигены-кусу или несчастные матросы с “Эсмеральды” - нельзя было разобрать. У всех тел, разложенных аккуратными рядами, были безобразно, несоразмерно раздувшиеся животы, а вокруг стояло густое рыбно-трупное сладковатое зловоние. - Не смотри, Элли! - одновременно выкрикнули Фрэнсис и Чарли Блек. Обоих пронзила одна и та же жуткая мысль. Но Элли, с остановившимися, расширенными от ужаса глазами, как слепая шагнула вперед, к страшному кладбищу - оцепеневший от жуткого зрелища Фрэнсис не успел ее удержать. На негнущихся ногах она прошла вдоль трупов, внимательно приглядываясь к ним, а потом отрицательно покачала головой. - Господи Иисусе! - не своим голосом взревел кто-то из матросов. Его дрожащий палец указывал на крайнее во втором ряду тело - раздутый живот трупа подрагивал, сперва мелко, а потом все заметнее и сильнее, и вот уже весь слизистый кокон ходил ходуном, словно труп вдруг ожил. - Сто тысяч дьяволов! - завопил матрос, и винтовка в его руках рыкнула огнем, вспарывая так и пляшущий огромный живот мертвеца. Оттуда брызнуло коричневым, послышалось переходящее в свист шипение - и из полугнилой мертвой плоти выкатился огромный уродливый младенец. Несомненно человекоподобный, он имел зеленоватую кожу, перепонки меж растопыренных пальцев и гребень на голове, подобный гребню игуаны. - Стреляйте, вашу мать! - крикнул Чарли. И все принялись палить по шипящему отвратительному существу, по коконам, которые в ответ задергались в отвратительной пляске, словно стремясь поскорее дать свободу ужасным тварям, росшим в них. *** - Энни, послушай меня, - наконец, он набрался духу, чтобы сказать то, что он должен был сказать. - Я проверил все приборы челнока - вряд ли мы сможем взлететь. Вероятность есть, но очень небольшая… Мгновенно очнувшаяся Энни, хлопая глазами, слушала длинное и подробное объяснение, почему поврежденные рули высоты и ионные двигатели плохо согласовываются, и как мало отверстие в уходящем конусом вверх потолке пещеры… - Кау, хороший мой, ну… попытайся что-нибудь придумать. Ну… ну ты понимаешь, мы не можем теперь погибнуть, - проговорила, прервав менвита, Энни. - Раз уж судьба нас свела, несмотря на космос, волшебство и прочее - Кау, да после такого чуда мы сто лет должны жить! - Велика вероятность того, что мы просто разобьемся, - ответил штурман, отводя глаза. - Вероятность… очень велика. - Но не оставаться же здесь! - воскликнула Энни. Она обеими руками стиснула плечи Кау и прижалась губами к его щеке. - Кау, раз уж судьба нам столько чудес устроила - сам подумай, ну неужели она не устроит еще одно простенькое чудо?! Ну это… это будет тогда просто свинство, правда-правда! И даже… даже если мы разобьемся… - Одевайся, садись в кресло! - прервал ее менвит, вставая. Он сам застегнул на ней комбинезон - в комбинезон могли влезть по крайне мере две Энни и еще осталось бы место, - сам пристегнул и затянул на максимум карабины ее кресла. Плюхнулся на место пилота и пристегнулся. - Храни нас звезды! - пробормотал он, запуская двигатели и кладя ладони на чувствительные полусферы ручного управления. *** - Правее… еще один… Господи! Внезапно появившиеся зеленоликие лезли отовсюду и, казалось, просачивались из пор ноздреватых серых камней. Истошные вопли, выстрелы, ругань, шипение и звук ударов - вернувшийся кошмар, из которого Фрэнсис, как ему казалось, чудесно спасся. Этот кошмар снова был с ним - враги, которых слишком много и от которых не убежать. Они отступали к лодке, обороняясь, потеряв уже двух человек. Но у лодки корчились все те же зеленоватые уроды, и отступать было теперь некуда. Горстка отчаянно оборонявшихся людей взобралась на высокий утес, откуда удобно было отстреливаться. Но патронов становилось все меньше, а враги все не убывали. Фрэнсис прицелился в слепо карабкающегося на утес зеленоликого, но не успел спустить курок, как человекоящер с шипением полетел вниз, пронзенный словно короткой резкой молнией, распоровшей с пронзительным свистом воздух. Запахло озоном и грозовой свежестью, этот запах перебил даже трупную вонь. Еще свист - и еще три твари были поражены словно бы зевесовыми стрелами. Остальные, что-то уразумев своими рыбьими мозгами, прекратили попытки вскарабкаться на утес и неуклюже зашлепали кто к воде, кто вглубь острова. - Господь прислал своих архангелов! - крикнул кто-то из матросов. Фрэнсис, и Элли, и Чарли Блек почти поверили в это, когда Фред, заозиравшийся после первой же молнии, изумленно вскрикнул: - Этого не может быть! - и указал на вырвавшийся из скалистых нагромождений островка сноп белого света, на вершине которого серебрился рукотворный аппарат, слишком хорошо знакомый ему, вместе с Ильсором принимавшему участие в подготовке к космическому перелету - спасательный челнок с “Диавоны”.