В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

Первое сентября близилось с пугающей скоростью, и Вернон Дурсль совсем закрутился. Казалось, за десять лет подготовки к поездке Гарри в Хогвартс ничего не сделано, столько ещё нужно было успеть за неполный месяц. Первое. Деньги для Дадли. Если Гарри по каким-то причинам не вернётся на каникулы, Вернон сядет в тюрьму. Дурсль суеверно старался не думать об этих причинах, нечего приманивать беду и рвать себе душу. Легенда с медицинским колледжем, стоившая немало нервов и денег, не выдержит серьёзной проверки. Большинство бумаг липовые, только чтобы замазать глаза Крофтону и попечительскому совету. Если несчастье случится, Туни и Даддерс не должны нуждаться. Вернон передал деньги Мардж, а та открыла счёт на имя Дадли в своём родном городке. Марджори присмотрит за сыном и женой, можно не сомневаться. Заодно Вернон побывал у нотариуса, переписал завещание и назначил Мардж своим душеприказчиком. Второе. Усыновление Гарри со сменой фамилии. Разговор об этом Гарри завёл сам, спасибо Карлусу Поттеру. Крофтон был рад помочь, суд о признании Поттеров умершими уже был назначен на середину августа. Полиция с радостью избавлялась от безнадёжного дела, все более-менее романтичные дамы Литтл Уингинга обливались слезами умиления и называли Вернона «добрая душа». Дурсль же надеялся сменой фамилии сбить с толку магов и их сов, если Гарри в Хогвартсе будет грозить опасность и настанет нужда прятаться в Европе. Там фамилию придётся сменить ещё раз, но что значит фамилия в сравнении с жизнью? Третье. Деньги для Гарри. Сейф Джеймса Поттера с пятью тысячами галлеонов – пшик. Ключ от этого сейфа находился у человека, в чьих добрых намерениях Дурсль серьёзно сомневался. Мальчик должен иметь собственные средства, хотя бы небольшие. При посещении «скучного» банка Вернон открыл на имя Гарольда Дурсля новенький сейф в Гринготтсе и положил туда три тысячи галлеонов. На первое время хватит, потом будет видно. Четвёртое. Письмо Снейпу. Дурсль сочинял его две ночи под жалостливо-неодобрительные вздохи Петунии. Он хотел было послать обычное письмо, напечатанное на бумаге, но сова не поняла, что от неё хотят. Поэтому ещё один вечер ушёл на переписывание письма на пергамент. Перьевыми ручками Вернон не пользовался с раннего детства и уже думать забыл про собственные прописи с кляксами и мерные команды учительницы миссис Уинтроп: «Нажим, волосок, нажим, волосо-о-ок!» Пришлось вспомнить. И тут же пожалеть о промокашках, маги, оказывается, вместо промокательной бумаги пользовались песком. Ругать магов ретроградами он остерёгся – история с совой показала, что пергамент и чернила неочевидно, но крепко связаны с магией. И точно, стоило запечатать переписанное письмо в пергаментный конверт, как на нём тут же появился адрес Снейпа, и сова покорно подставила лапу. – Коукворт, Паучий тупик, – прочитала адрес Петуния и ахнула: – Это же дом его родителей! Жуткие трущобы, Вернон, порядочный человек там жить не станет. Не совершаем ли мы ошибку? – Если Снейп стал алкоголиком, как его отец, то Гарри это не повредит, – ответил Дурсль. – Лишь бы он хоть что-нибудь рассказал о Хогвартсе и волшебном мире. Петуния недовольно поджала губы, но спорить не стала. Сириусу Блэку Вернон писать не рискнул, поверил покойному Карлусу Поттеру. Если для Блэков компромиссов не существует, то это письмо только навредит Гарри. Пятое. Изучение содержимого сундука Гарри. Дурсли так и не поняли, как устроено магическое обучение. Судя по купленным учебникам, общеобразовательных предметов в Хогвартсе не существовало, что повергло Петунию в шок. Она разразилась целой речью о долге всякого культурного человека знать литературу и историю родной страны и велела Гарри изучать их самостоятельно. Гарри покорно кивал, а Дадли веселился и предлагал переселить в Хогвартс школьный театральный кружок во главе с миссис Митчелл – окультурить всех магов скопом, чтобы никому не было обидно. Вернон был согласен с Дадли: Гарри уходил в другой мир, тут не до родной культуры. Потому самостоятельно надо изучать математику, она пригодится где угодно, хоть на Марсе. Шестое. Для разведки следовало ещё раз посетить Косой переулок под предлогом «колдографирования» у портнихи. Только отправить с Гарри нужно не чокнутого великана, а неглупого взрослого человека. Этим человеком Вернон, естественно, полагал себя, но у Петунии было другое мнение: – С Гарри пойду я! Я там уже была, Вернон, со мной ничего не случилось. А ты нужнее здесь. И не спорь! Поразмыслив, Вернон согласился с Петунией. Наивные, а то и глупые вопросы гораздо уместнее выслушать от женщины – с них, как известно, спрос меньше. А глупых вопросов к какому-нибудь незаинтересованному жителю магического мира накопилась целая гора. На семейном совете определили день, и Гарри кое-как накарябал письмо «дорогой миссис Малкин» с просьбой о встрече. Ответ пришёл меньше, чем через два часа: мадам Малкин витиевато благодарила «любезного Гарри» за оказанное внимание и освобождала для него одного целый день. И седьмое. Нужно было раз и навсегда прояснить вопрос с «кровной защитой», который не давал Вернону покоя вот уже десять лет. Опасность для семьи была велика, стоило подстраховаться. Через «скучный» банк Вернон передал для гоблинов заказ на магическое обследование своего жилища. Стоило это дорого, но не дороже жизни. Направить специалиста пообещали ближе к сентябрю, и Вернон запланировал на этот день отправить Петунию с детьми в Лондон. В общем, дел у всей семьи было невпроворот, но Вернон неизменно старался находить время на беседы с мальчиками, потому что ясно видел их нервозность от предстоящей разлуки с родителями и друг с другом, а ещё явственный страх перед неизвестным будущим. В один из вечеров, когда Марджори осталась погостить на пару дней, Вернон завёл разговор о письме Карлуса Поттера. Гарри, как Дурсль заметил, старался избегать любого упоминания о своём покойном деде. Значит, проблема существовала и требовала разрешения. Он не стал начинать издалека: – Гарри, мне показалось, что ты в обиде на своего деда. – Ну, – угрюмо буркнул Гарри, – есть за что. – И за что же? – спросил Вернон. Гарри засопел и уткнулся в книжку, Мардж якобы равнодушно пила чай, а Петуния и Дадли укоризненно уставились на главу семейства. Вернон терпеливо ждал ответа. – Он выбросил меня из семьи, – наконец сказал Гарри. – Ночью, в непогоду, раненого и без документов? – Н-нет, – неуверенно ответил Гарри. – Не буду тебя мучить, – сказал Дурсль, в излюбленном жесте складывая руки на животе, – расскажу, как я это всё вижу, а ты меня поправишь. В юности взгляды на мир свежее, я мог что-то упустить, ты согласен? Гарри и Дадли хором хмыкнули. На их памяти цепкий и организованный ум дяди ещё ничего не упускал, и свежесть взгляда тут была ни при чём. Гарри чуть улыбнулся и сказал: – Согласен, дядя. – Письмо писал умный и добрый человек, Гарри, находящийся в крайне угнетённом состоянии духа. Мне показалось, что твой дед долго терпел и надеялся, прежде чем совершить этот шаг. Письмо написано для ребёнка, выросшего в магическом мире и знающего его обычаи. То есть, твой дед даже мысли не допускал, что ты можешь очутиться у нас, – Дурсль вздохнул и продолжил: – Предположительно, какие-то родственники или друзья у младших Поттеров были. Ещё мне показалось, что твой дед был заранее уверен в твоей неприязни и заранее же с ней смирился. Подумай сам, в письме он не оправдывался и ничего не объяснял, будто чувствовал, что бесполезно. Значит, полагал, что твой отец не найдет для него доброго слова, рассказывая тебе о родичах. Гарри задумался. У него не было дядиного опыта, но имелись в жизни несколько случаев, когда он чувствовал себя одиноким и покинутым. Да, очень похоже, что писавший письмо человек тоже чувствовал себя никому не нужным. – Твой дед написал письмо не малышу, а взрослому мальчику, идущему в среднюю школу, – продолжил Вернон. – Он знал, что в это время дети начинают критически относиться к родительским словам и поступкам. Это нормально. Было время, когда я сам считал своего отца недалёким и трусоватым типом, боящимся заглянуть дальше собственного носа. В это время всякая семейная защита будто ослабевает, и ребёнок очень подвержен влиянию извне. – А теперь ты так не считаешь? – спросил Дадли серьёзно. – Ну, будто дед был трусом? – Обзаведясь собственными детьми, я понял, что мой отец был мудрым и терпеливым человеком, трезво оценивающим свои возможности, – усмехнулся Вернон. – Я много раз мысленно повинился перед ним за все свои дурные мысли и неприятные слова. Когда отвечаешь не только за себя, лихость и нетерпимость куда-то деваются, поверь. Все герои и злодеи – одиночки. Разве в твоих комиксах кто-то из этих парней обременён семьёй? – А военные или полицейские? – спросил Гарри. – У них есть дети. – О природе героизма поговорим в другой раз, – сказал Дурсль неторопливо, – вижу, что есть необходимость. А покуда вернёмся к твоему деду. Он сделал тебе королевский подарок. – Обучение и дом, – кивнул головой Гарри. – Я благодарен, дядя, честное слово, но мне не это было нужно. Гарри вообще не понимал, зачем ворошить эту историю. Всё в порядке, он скоро станет Дурслем, раз уж его не захотели видеть Поттером. Все должны быть довольны, а больше всех – бескомпромиссная бабка Дорея. Кстати, жива ли она? А дядя Вернон меж тем продолжал: – Так вот, Карлус Поттер дал тебе шанс изменить свою жизнь, весьма незавидную, как он полагал. А уж воспользуешься ли ты этим шансом – тебе решать. – Почему это незавидную? – обиделся Гарри. – Подумаешь, моя мама из магловского мира. Тиран какой-то! – Гарри, я очень люблю своего Злыдня, – внезапно сказала тётя Мардж. – Просто обожаю. Но если он, кобель блудливый, огуляет беспородную сучку, я уничтожу этот помёт без жалости. Я тоже тиран во всём, что касается чистоты породы. Гарри оторопел. Нет, он знал, что такое селекция, а уж про «стандарт породы» тётя Мардж все уши прожужжала. Но он же человек! – Тётя, по-моему, это перебор, – Дадли придержал Гарри, собравшегося выскочить из-за стола и убежать в спальню. – Отчего же? – Мардж внимательно посмотрела на мальчиков. – Не всё на свете делается ради нашего удовольствия, дети. Если в том мире имеется такой закон, его нужно понимать, чтобы не попасть в беду. – Это бесчеловечно, – дрожащим голосом сказал Гарри. – Никто не спорит, – сказал Вернон, – но такая вероятность есть. Недаром твой дед так сокрушался о том, что ты полукровка. – Смесок, – добавила тётя Мардж, и Гарри всё-таки заплакал. – Забавное, но абсолютно бесполезное создание. Чересчур нежное для дворняги, слишком уродливое для породистого животного. – С ума вы сошли, что ли? – гневно спросила тётя Петуния и обняла Гарри. – Не слушай их, солнышко, ерунду городят на пустом месте. Гарри плакал в объятиях тётки и понимал, что Дурсли безошибочно попали в самое больное. В то, в чём он сам себе боялся признаться: дед стыдился его. Да, пожалел и щедро одарил, но не захотел видеть среди своих потомков. – Гарри, – донёсся грустный голос дяди, – может, всё-таки бежим, пока не поздно? Я не могу переделать магический мир, а он, судя по письму старшего Поттера, довольно неуютное местечко. И тут Гарри ужасно разозлился. Чувство было незнакомое и слегка пугающее, приступы ярости больше были свойственны Дадли, а не ему, тихому примерному мальчику. – Да какого чёрта! – крикнул он. – Кому какое дело? Пусть полукровка! Я – это я, и мне нет дела до дурацких обычаев дурацкого мира. Обучусь магии и уйду оттуда, и пускай провалятся со своей чистотой породы! – Плохо, – сказал Вернон. – Этого я и боялся. Туни, дом нужно продавать срочно. Мардж, возьмёшь мальчиков к себе, пока мы разберёмся с делами. – Но почему? – воскликнул Гарри, всё ещё яростно сжимая кулаки. – Потому что с таким настроем у магов ты не выживешь. А мы тебя любим и не хотим потерять, вот почему. – Провокаторы, – недобро процедил Дадли. – Папа, так нельзя. Удивительно, что ничего не взорвалось и не загорелось. Поттер, не ной! – Я не ною, – всхлипнул Гарри. – А не взрывается ничего, потому что я большой уже. – Гарри, послушай меня внимательно, – Вернон поморщился от неприятного покалывания в левой стороне груди. – Если верить письму, маги живут так, как жили наши предки: большими семьями, где абсолютная власть патриарха – суровая реальность, а не красивый обычай. Мало того, цель существования такой семьи – накопление магии. Мы с Мардж подумали и решили, что это не что иное, как закрепление наследственных признаков. Иначе никакого смысла во всех этих страстях нет. Дурсль помолчал и продолжил чуть тише: – И в нашем мире мы, нормальные родители, живём для того, чтобы дети были лучше нас. Не жили лучше, а были лучше: умнее, красивее, сильнее, здоровее, спортивнее. Чтобы знали и умели то, чего не знаем и не умеем мы. – Выходит, я недоделанный, – Гарри снял очки и рукавом утёр слёзы, – и должен с этим смириться, так? – Ты не должен реагировать на насмешки, Гарри, – Вернон осторожно повёл онемевшим плечом. – Тебя будут провоцировать, причём как противники твоего отца, так и его сторонники. Эта твоя популярность будет очень мешать. От героев ждут чего-нибудь героического каждую минуту. Отбивайся руками и ногами от всякого поклонения. Только вежливо. Дадли заржал в голос: – Вежливый герой дерётся с поклонниками! Па, ну ты скажешь! Поттер, слушай внимательно. Меньше всего претензий к кому? Дадли гордо оглядел заинтригованных родственников и сам себе ответил: – К идиотам. Тётя Мардж фыркнула. – Прикидываешься дурачком, и нет проблем, – с воодушевлением продолжал Дадли. – Тем более, в первый год учёбы тебе и прикидываться не надо будет, всё равно ничего не знаешь и не понимаешь. – Какие тайны открываются, – грустно сказала тётя Петуния. – Дидди, твоё мычание в кабинете директора после каждой драки означало… – Именно! – кивнул Дадли. – Умного давно бы из школы выперли. А если дурак, то взять с него нечего, и маму его жалко. Вернон тяжело вздохнул. Хорошо, что Даддерс не волшебник, а то был бы у безымянного экстремиста достойный конкурент или, не дай господь, помощник. Плохо то, что и в обычном мире для ребят, похожих на Дадли, всегда имелась подходящая заварушка. Помнится, в детстве Вернон мечтал быть таким, как Дадли. Толстый и неуклюжий сердечник, страдающий от насмешек, чересчур самолюбивый и умный, он яростно желал каким-нибудь чудесным способом стать сильным и здоровым и показать «им всем» небо в горошек. Пришло время, сын исполнил мечты отца. Счастлив ли ты, Вернон? Дурсль поморщился и потёр левую сторону груди. Бойся своих мечтаний. Господь милосердный, за что караешь? И какие мечты придурка Джеймса Поттера рождён был исполнить его несчастный сын? *** Драко первый раз в своей жизни мучился бессонницей. Повод имелся. Драко обманул отца. Неважно, что папа был полумёртвым от тяжелых разговоров на протяжении всего дня – с крёстным, с мамой, с самим Драко и Мерлин знает, с кем ещё. Неважно, что ему пришлось наскоро собирать свою душу из осколков. Неважно, что трезвящее зелье сильно бьёт даже по завидному метаболизму чистокровного мага. Важно то, что Драко был единственным человеком, которому отец полностью доверял. Он зажмурился от стыда и ткнул кулаком ни в чём не повинную подушку. Будь вместо Драко кто другой, папа моментально заметил бы оговорку. Тогда, возле думосбора, Люциус побледнел до какого-то зеленоватого оттенка и прошипел почти как Снейп: – Только не говори, что этот тип тебе понравился. Драко благоразумно изобразил крайнюю степень недоумения: – Несуразный мальчишка, папа, ни на кого не похож. Артефакт видел? Вот бы узнать, что это за штука, и забрать её себе! Люциус чуть расслабился, и Драко принялся дожимать: – Завтра полезу в каталоги. Невероятное воздействие, папа! Я еле-еле рядом устоял. Веришь, захотелось побежать куда глаза глядят. – Можешь не лезть ни в какие каталоги, – отца, слава Мерлину, отпустило. – В Британии таких вещей не делали. Эти черепа... Или кровные маги, или… Папа замолчал и потёр виски. Драко замер. – Да что я несу? Какие кровные маги? Драко, обещай мне, что ты не будешь охотиться за этим артефактом. Ни при каких обстоятельствах. Драко вовсе не артефакт интересовал, поэтому он с чистым сердцем поклялся. Отец рухнул в кресло и нехотя выдавил: – Европейская работа. Прокляни меня Моргана, явно времён «Summis desiderantes affectibus».(1) Драко не удержался и восторженно взвизгнул. Люциус схватился за голову и застонал: – Сын, помни, ты обещал. Очень вероятно, что делал и заклинал эту гадость некромант. Судя по тому, что она всё ещё действует, маг был уровня Тёмного лорда. Драко вновь припомнил свои ощущения. Гадостные, надо сказать. Как будто на тебя угрожающе скалится неведомая тварь из Запретного леса, отгоняя от логова. «Не от логова, а от хозяина, – внезапно дошло до Драко. – Так вот как они защищались!» Драко, как и любой чистокровный мальчишка его возраста, живо интересовался тем немногим, что было известно о некромантах. Некромантия заслуженно считалась областью магии, от которой следовало держаться подальше даже самым тёмным магам. Рождались некроманты очень редко, гораздо реже прочих магов, жили не слишком долго, но почти всегда успевали наворотить немало дел. Гибли они, зачастую, во цвете лет и, по большей части, насильственной смертью. В чём-то некроманты были сродни стихийникам – их мощь почти целиком зависела от врождённых способностей. Дарованную этим страшным магам силу почти невозможно было развить тренировками, их способности сами собой раскрывались по мере взросления. Однако если способности к природной магии иногда передавались по наследству, и мощь стихии могла накапливаться от поколения к поколению, как у тех же Ноттов, то рождение некроманта всегда было сюрпризом для несчастной семьи новорожденного. Некромант мог быть первенцем уважаемой светлой семьи, мог быть бастардом тёмного мага, зачатым по кровному обряду, а мог – восьмым ребёнком двух грязнокровок, поженившихся церковным браком. Именем последнего, кстати, в Германии и Чехии маги до сих пор пугали своих детей. Теодорих Силезский, живший в пятнадцатом веке, умыл кровью половину магической Европы, разнёс в хлам немалое количество фамильных замков своих недругов и бесследно сгинул в возрасте восьмидесяти лет. Тайна его исчезновения так и не была раскрыта и породила несколько жутких легенд о Рыцаре Смерти. На Острове эти истории не были так популярны, как в Европе, но почти все чистокровные их знали. В Британии со времён Основателей родилось всего двенадцать некромантов, против восьмидесяти трёх европейских. Достопочтенный Фламель утверждал, будто некромант рождается в ответ на всякое притеснение магии, а в Англии, где инквизиция никогда не была такой свирепой и нетерпимой как в Европе, в них не было большой нужды. Версия была романтичной, но, по мнению многих, чьи предки сталкивались с «защитниками магии», абсолютно бредовой. Некросам было глубоко безразлично, кто без спросу сунул нос в их таинственные и тошнотворные дела: маг или магл – убивали всех без разбора. Все некромантские войны, после которых уцелевшие маги отстраивали разорённые дома и на могилах родичей клялись удушить следующее исчадье мрака в колыбели, начинались с мести за погибших. Последний из некромантов родился как раз в Британии и умер ещё пару веков назад совсем молодым при невыясненных обстоятельствах. Жутких деяний за ним не числилось, но никто по нему особо не скорбел. Как выразился папа Винса, мистер Крэбб: «Просто, сволочь, не успел развернуться». Больше некросов не рождалось, к большому облегчению старых родов. Но по прошествии этих лет появилась другая проблема – мода на некромантов. Дурацкое благоговение экзальтированных личностей перед всем жутким и таинственным породило особый сорт тёмной магии. Уцелевшие труды и артефакты некромантов эти личности пытались приспособить в «благих целях». Они воссоздавали чары, переделывали амулеты, перекраивали ритуалы под свою специализацию. Чаще всего это было бесполезной, хотя и опасной вознёй, а иногда «благие цели» оборачивались настоящей катастрофой. Так, ещё до Первой магической войны пол-Испании два года ловило безумного лича, поднятого одним умником. Умник хотел добрать у внезапно почившего учителя ещё немного мудрости, а в результате пресеклось несколько магических родов и погибло бессчётное количество маглов. В Британии один из Блэков додумался «лечить» сына-оборотня некроритуалом на крови и в результате получил немыслимо сильное и кровожадное чудовище. За неполный год, пока тварь пряталась в Запретном лесу, она сожрала полсотни магов. Маглами бывший Блэк, похоже, брезговал. В финальной битве с тварью полегли шестеро неслабых боевых магов, а Блэки едва не разорились, выплачивая виру за кровь пострадавшим семействам. Даже Дамблдор попался на эту удочку. Вместе с Гриндевальдом они обшарили всю Европу в поисках Даров Смерти, попутно интересуясь прочими уцелевшими до нынешних времён некромагическими штучками. Странное хобби, по мнению Люциуса Малфоя, для Великого светлого мага. Дарам Смерти, кстати, некромантское происхождение не приписывали, но старший Малфой был убеждён в том, что Певереллы получили Дары вовсе не от самой Смерти, а от одного из её верных слуг. В пользу этой версии говорило то, что все Дары были достаточно безобидными и очень походили на прочие изделия некромантов «на продажу»: ритуальные ножи, резавшие всё на свете, защитные камни, по полтысячелетия нагонявшие слепой нерассуждающий ужас на всякого мимопроходящего, или зачарованные холсты для портретов, позволявшие сохранить все черты личности почившего мага без малейшего искажения. Один такой портрет висел и у Малфоев. Он снился в страшных снах всем наследникам рода без исключения. Изображённый там Николас Малфой обучал своих «беспутных» потомков классической латыни и, в процессе, скабрезным ругательствам на старофранцузском. Гадкий тип, другие предки, изображённые на обычных холстах, вели себя намного пристойнее. Малфои всегда были ярыми противниками опасной моды на «мирную некромантию». Люциус объяснил Драко, что некроманты тоже были своего рода стихийными магами. – Пойми, сын, – сказал он, – для обычных заклинаний мы пользуемся палочками, как все. Воздух же повинуется нам просто так, на чистой силе, без палочки и заклятий. Мой способ заворачивать смерч тебе не годится, ты будешь делать это по-своему. Обучать стихийной магии так же глупо, как учить утку плавать. Некросы колдовали как мы, интуитивно, каждый в своей манере. Книги были написаны только для одного человека – её автора. Ни для кого другого схемы ритуалов и чертежи артефактов не годились в принципе. Амулет, сделанный некросом для себя, делался им для себя и ни для кого больше. – Пап, а откуда ты это знаешь? – спросил немало удивлённый Драко. – Я ни в одной книге не встречал подобного объяснения. – Знаю, – буркнул Люциус устало. – Да и сколько ты их успел прочитать, тех книг? Умник. Драко немного надулся. Для своих ровесников он был весьма подкованным парнем, папа мог бы и похвалить. – Я к чему это веду, – продолжил Люциус. – Похоже, Дамблдор не оставил своих дурацких идей подчинить Смерть. Он, идиот, нацепил на своего воспитанника амулет, сделанный древним некромантом для себя. В общем, Драко, держись подальше от нашего героя и от его хозяина, они неадекватные. – Герой вроде бы ничего. Только одет как чучело, – неосторожно сказал Драко и немедленно об этом пожалел. – Драко Абраксас Малфой! – рявкнул отец с мамиными интонациями, и у Драко зачесался затылок. – Думай головой! Дамблдор добился того, что Джеймс Поттер пошёл против рода. Наследник уважаемой семьи превратился Мерлин знает во что. В мародёра! И это при живых родителях. Что старый негодяй сотворил из сироты-полукровки, боюсь даже представить. Нет никакой гарантии, что этим амулетом дело ограничилось и не было никакого «светлого некромагического» ритуала для общего, закусай его Моргана, блага. Отец потянулся было к бутыли с огневиски, отдёрнул руку, помянул Мордреда и одним глотком допил остывший кофе. – Он же у маглов воспитывался, – удивился Драко. Отец скривился и постучал пальцем по лбу. Драко вздохнул. Точно, идиот. Какие маглы с таким опекуном? И тут у Драко родилась та самая безумная идея, которая заставила его обмануть отца и теперь не давала спать. Если Дамблдор смог испортить Джеймса Поттера, то почему Малфой не сможет испортить Гарри Поттера? Тем более, к Дамблдору у Драко внезапно образовался счёт за шантаж крёстного. Вот бы сделать из мальчика-оборванца образцового наследника рода! То-то Дамблдор будет рад, хрен бородатый. Ведь Драко не мог ошибиться, мальчишка, пожавший ему руку, был очень хорошим. Не зря Драко сразу проникся к нему симпатией. – Драко, – сказал отец твёрдо. – Клянись! – Чем? – опасливо спросил Драко. – И зачем? – Затем, чтобы ты не задирался к Поттеру ни по какому поводу, – Люциус устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул. – И вообще не обращал внимания на гриффиндорцев. Драко подумал и решил рискнуть: – Клянусь не задираться к Поттеру! Па, а кроме Поттера и Уизелов, на Гриффиндоре кто-нибудь ещё учиться будет? Отец озадаченно взглянул на Драко: – Разумеется. А что? – Давай повременим со следующей клятвой, – улыбнулся Драко. – А то как-то некрасиво выходит по отношению ко всему львиному дому. Люциус засмеялся и потрепал Драко по голове. Насмерть уставший папа не догадался взять с сына клятву совсем не общаться с Поттером. И теперь Драко было стыдно. Но он ни о чём не жалел. ________________________________________________ (1) «Summis desiderantes affectibus» – «Всеми силами души» (пер. лат.). Изданная в 1484 г. булла папы римского Иннокентия VIII, провозгласившая необходимость уничтожения ересей и колдовства в Рейнской области (Германия). Официально признавая существование ведьм, она давала полное папское одобрение действиям инквизиции с разрешением использовать для этого все необходимые средства. Наделяла чрезвычайными инквизиторскими полномочиями доминиканцев Генриха Крамера (Инститора) и Якоба Шпренгера – будущих авторов знаменитого трактата «Молот ведьм».