Ich glaub’ dir nicht.
Тяжелые дубовые двери, украшенные и обвешанные резными фигурными кусками железа и меди, протяжно скрипят, словно магнитом притягиваясь друг к другу, с грохотом и неприятным лязгом смыкаются за спиной, заставляя вздрогнуть, и спешно запираются на тяжелые засовы, преграждая единственный путь к побегу. Тонкие линии света лишь первое время просачиваются сквозь щели между входом и стеной, затем же исчезают и они. Вместе со светом извне исчезает связь с теми, кто остался по ту сторону незримой запретной черты, исчезают последние надежды на то, что это всего-навсего чья-то злая шутка, не реальность ни в коем случае. Паутина подземелья приняла своего пленника, заключила в объятия. Дороги назад нет. Шаги, уверенные и твердые, гулким эхом разносятся по каменному коридору. На стене слева, на большом расстоянии друг от друга — немногочисленные факелы, слабо освещающие путь так, что ничего лишнего — ничего дополнительного — разглядеть не представляется возможным. Настолько хорошо все продумано. Темный силуэт постепенно отдаляется, углубляется в лабиринт коридоров, теряя свои контуры, сливаясь с темнотой. Шаги стихают, эхо унимается, в воздухе вновь повисает звенящая тишина.Hast du sie vermisst? Sie war nie wirklich fort. Sie hat sich nur versteckt An euren geheimen Ort.
То, что таится в запутанном лабиринте коридоров, в темном закоулке одного из многочисленных поворотов, некогда было надежно спрятано от посторонних глаз, секрет известен лишь двум — создателю и созданию. Тайна, запертая веками на засовы, оберегаемая печатями, постепенно проявляет себя, обретая былую силу. Тайна никогда не была утеряна, бережно хранилась в покое, отбывая свою вечность там, где ей указали, а ныне пробуждается ото сна. Сожаление о долгом расставании? Ожидание этой долгожданной встречи? Ответ кроется в глубине глаз, никому пока не доступен. Возможно, встреча с Тенью состоится уже за следующим поворотом?Du hast sie nie vergessen, Die Stimme in deinem Kopf. Hast nur abgewartet, Bis du frei bist und sie wiederkommt.
Время до этого момента тянулось невыносимо медленно и тяжело. Человеческие воспоминания слишком сильны, порой их проблематично заглушить, уменьшить их резкость известными способами, несмотря на свойство памяти стирать более давние события. Эти воспоминания — чужие воспоминания — преследовали всегда в кошмарах, видениях. Даже наяву. Поначалу они были слепы и немы, словно оглушены чем-то тяжелым. Но со временем стали приобретать разнообразные цвета, оттенки. И голоса, однотонные, однотипные, но в то же время разные, при звуке которых каждый раз будто острый тонкий кинжал вонзался в тело, парализуя, блокируя возможность сопротивляться.Sie hatten dich gefangen,
Иногда голоса смолкали, жизнь возвращалась в прежнее реальное русло. С каждым разом вернуться было все сложнее, один из голосов просто не оставлял в покое, вне зависимости от того, звучал или нет. Всякий раз он нашептывал нечто, о чем невозможно вспомнить сейчас, советовал, приказывал, переубеждал, заставлял следовать за ним. Наконец это стало просто невыносимым, и не оставалось иного пути, кроме как поддаться, оставив все, сорваться с места в попытке найти то, о чем так старательно нашептывал загадочный голос.Nachdem ihr gewütet habt.
Это было чистой воды безумие, сумасшествие, бежать от которого было глупо и бесполезно. День за днем, час за часом. Это не проходило, напротив, только усугублялось с пугающей постепенностью. Безумие стало порождать гнев, неконтролируемый гнев. Попытки прийти в себя были банальны и тщетны. Две сущности боролись за возможность быть одним живым.Hast getan was sie dir sagte, Gewissenlos und ohne Rast.
Голос теперь уже не смолкал ни на секунду, он звучал громче и громче, врезался в память, так что невозможно было забыть о нем или игнорировать. Он больше не был притворно добр и участлив, не советовал ровным счетом ничего, лишь приказывал, принуждал. И приказов нельзя было ослушаться — тут же щелкал невидимый механизм где-то внутри, глуша последние слабые крики разума, заставляющие одуматься. В конце концов, жалкий разум больше не был властен, загадочному голосу удалось окончательно подчинить его собственной воле.Sie haben alles gefunden, Wo du getan hast, was sie dir sagt,
Медиум уподобился открытой книге, доступной для прочтения любому желающему — не осталось никаких тайн, никаких сокрытых от посторонних витиеватых мыслей, все было просто. Оставалась лишь единственная цель, далекая, но в то же время неимоверно близкая. Осуществимая.Und wo du all die Leben Einfach weggeworfen hast.
Наконец до цели оставались заветные несколько шагов. К этому времени не было уже ровным счетом ничего, все, что существовало когда-то, тяжелым камнем рухнуло в бездну лет. И это нисколько не печалит, не огорчает, нет. Все эти переживания — какой теперь от них прок? Верно, никакого.Ganz egal was du sagst, Ganz egal was du erklärst — Ich glaub dir nicht!
Голос в голове по-прежнему жив, по-прежнему полон решимости. Возможно, у него вправду свои материальные цели, возможно, он не так уж и ирреален, как кажется. Он уже не просто голос, не так ли? Это определенный человек, управляющий, не желающий отступаться ни при каких обстоятельствах. Он упрям, он добьется своей цели во что бы то ни стало, даже если придется избавиться от так называемого медиума. Тот человек, он неистовствует, кричит о чем-то теперь уже на неизвестном языке. Его гнев, неясная ярость возрождают в душе эмоции. И желание противиться.Ganz egal ob du denkst, Dass du wirklich anders bist — Ich glaub dir nicht!
Человек в голове понимает это, неожиданно и слишком неосмотрительно вновь меняет тактику. Он снова притворно ласков, он снова на стороне мишени, которую так долго пытался подчинить. Голос убеждает, каждую минуту, каждый час, он теперь почти не смолкает, и слова с каждым звуком теряют смысл, становятся серым монотонным фоном. К этому можно привыкнуть, так? Привыкнуть, но не поверить словам. Снаряд не падает в одну воронку дважды.Ich seh’ in deine kalten Augen Und weiß, dass sie noch spricht —
В помещении много воды. Звуки ударяющихся о скопившуюся на полу воду капель неприятно режут слух, разнообразят безумный шепот голоса, на время глушат его. Вода прозрачная, вода холодная, и стальной взгляд безумных глаз, отражающийся в ней, не менее холоден. Лед, сковывающий воду, — всего лишь маска, скрывающая под собой истинные колебания свободных волн. Лед в глазах — такая же маска, за которой таится безысходное отчаяние все еще способного к сопротивлению человека. Этому безумию невозможно положить конец.Ich glaub' dir nicht! Ganz egal, was sie beschworen, Ich will Gerechtigkeit. Und dass du bleibst, wo du bist!
Голос в голове вновь набирает мощь, он властен. Он — сила, он приказывает. Приказания должны быть выполнены. Ему плевать на судьбу медиума. Голос обещает отпустить, когда все закончится, голос клянется, что невиновен, что вынужден. Называет себя жертвой обстоятельств, святой наивностью и невинностью, что повелась когда-то на красивые слова о прекрасном и вечном будущем. Голос лжет и срывается, выдавая свою ложь.Dann haben sie dich erforscht, Um zu vertreiben, was in dir ist.
Медиум продолжает свой путь в никуда. Он чувствует, как за ним наблюдают, он ощущает, что не один — и причина тому вовсе не надоедливый голос. Он вправду не один. Он — цель, объект для изучения, слепой подопытный, которого забыли ввести в курс дела. Его безнаказанное пребывание здесь — один сплошной большой опыт незнакомых сил. Они существуют. Существуют… Это же не паранойя?..Dass du nicht mehr glaubst. Du musst taten, wenn du liebst.
Его сущность рушится, разум частица за частицей покидает сознание. Он не помнит, как очутился здесь, он не понимает, зачем идет к цели. Он потерял смысл путешествия сюда, если, конечно, этот смысл все же был когда-то. Воспоминания исчезают, словно тот, что по-прежнему в голове, стирает их каким-то неведомым эликсиром. Он скоро забудет собственное имя. И если забудет, то потеряет себя. Окончательно, безвозвратно, навсегда, на веки вечные. Все, что остается — это раз за разом писать в старом блокноте, чудом уцелевшем после всего произошедшего, одну-единственную фразу: Меня зовут Филипп.Zu wenig Jahre sind vorbei - Wieder nur eine Strafe auf Zeit. Man sagt, du warst jetzt anders Und bald bist du wieder frei.
Время замерло, время исчезло, сузившись до площади забытого туннельного комплекса слишком стремительно, не позволив ничего исправить. Впрочем, исправлять нечего: нет воспоминаний — нет и ошибок прошлого. Голос непрестанно вещает что-то о преследующей Тени и главной цели, загадочной Сфере, что еще в силах все исправить, стоит лишь найти ее в этом рукотворном лабиринте. Его не имеет смысла слушать. Ему нельзя верить. В блокноте остается несколько пожелтевших от времени листов. Строка за строкой на них неровно ложатся фразы-двойники: Меня зовут Филипп. Ничего уже не исправить. Некуда больше идти. Это финал, глупый, толком не завершенный финал, баста.Ich bin nicht dein Richter Und will dich niemals verstehen. Ich seh' nur in deine Augen Und weiß, es wird weitergehen.
Мерное капание воды уже не спасает, не заглушает чужой голос в голове. Воды не слышно. Голос не требует от своего медиума, чтобы тот встал и шел дальше, не требует, чтобы тот оставался здесь. Голос впервые за долгое время замолкает, и неожиданно обрушивающаяся тишина мертвым грузом давит на уши и оставшийся разум. Филиппа не интересует, почему замолк голос. Не заботит, что поначалу умиротворявшее окружение меняется не в лучшую сторону с приближением Тени. Не приводит в ужас тот факт, что в блокноте его размашистый почерк сумасшедшего ученого приобретает некие аристократические черты. Он лишился чувства реальности. Что здесь сон, иллюзия, а что явь, реальность, теперь не определить: граница начисто стерта.Ich glaub' dir nicht.
Тишина, порождаемая молчанием, становится невыносимой, и Филипп начинает смеяться, хрипло и безумно, лишь бы не оставаться больше в этой чертовой тишине. Он продолжает ментально сопротивляться голосу, пусть тот и затих несколько часов, а может, пару дней назад. Продолжает сопротивляться сумасшедшему ледяному взгляду, отражающемуся в собственных глазах, пусть больше и не видит его. Не прекращает попыток до тех пор, покуда разум окончательно не покидает его, а на губах не появляется поистине безумная улыбка и не менее безумный блеск в глазах. До того самого мгновения, когда на последней строчке оставшегося листа блокнота не появляется решающая надпись, сделанная своей, но в то же время чужой рукой. Меня зовут Даниэль.