***
Воображаемый Мелан говорил Марин то, что она хотела услышать, делал то, что она хотела, чтобы он сделал. Когда она плакала, закрывая лицо бледными ладонями, он подходил к ней, присаживался рядом на одно колено, тянул стальные векторы, гладил по голове, ласково взъерошивая волосы, и позволял себя обнимать, обнимая в ответ. Голос у него был приятным, глубоким, к нему было очень легко привыкнуть. Он — воплощение её идеального образа, заставляющее волей-неволей успокаиваться и продолжать медленно сходить с ума и дальше. Асаги терялась за гранью иллюзий и действительности. — Не вини их, — сосредоточенно произносил Стрелок-Мечник, смотря ей в глаза своим красным пронзительным взором. — Ты согласилась мне помочь спасти наши миры, и мы сделаем это вместе. — Не убивай их, прошу, — слёзно умоляла Марин, вытирая мокрые глаза тыльной стороной ладони. — Их убийство не значится в моем приказе. — Марин, у тебя здесь кто-то есть? С кем ты разговариваешь? — в комнату вошла Джун, чуть приоткрыв дверь. — Она хочет нас разлучить, — чувствуя неладное и хмурясь, зашептал Мелан. Взгляд его, искоса устремлённый на девушку, мгновенно приобрёл отторгающие очертания, призывая испытать те же самые чувства и Марин, свою подопечную. Марин тотчас прекратила рыдать и забилась в самый дальний угол, враждебно уставившись на Джун. — Уйди. — Что?.. — не поняла она и, разумно порешив, что оставлять младшую в таком состоянии чревато, стала медленно подходить к ней, уже совсем недавно став понимать: их Марин опасно изменилась. Девочка, сжавшаяся в углу, не соответствовала улыбчивому и излучающему хорошее настроение человечку. Ведь раньше всё было хорошо, так отчего она сломала себя и продолжает добивать?.. — Уйди, ты хочешь нас разлучить!!! — Кого разлучить, Марин, я не понимаю тебя... — обеспокоенно произнесла она с болью в голосе. Марин опустила голову и приглушенно заговорила: — Меня и... того, кто мне дорог. Она запнулась, и Джун, что-то для себя уяснив, отправилась за успокоительным.* * *
— Оу, так у тебя есть мальчик? — девочки переглянулись и рассмеялись, согнувшись в три погибели. — Вот умора! Ну, так поведай нам, каков он? Наверное столь же убог, как и ты! — Мой мальчик выше вас на два метра. — Сухо. Отчужденно. Пусто. — Так что отвалите. А когда дошла до дома... — Почему ты не пришел? — Марин рыдала в подушку. Мелан стоял над девочкой, смотря на неё. Он жалел, что всё так вышло. Он хотел помочь, но не мог этого сделать. Те девчонки избили её за подобные слова. Он — плод её воображения. Он — отражение её спутанных чувств, приобретшее рассудительную оболочку. "Ну и где же твой мальчик, а? Ахахаха!" — Жестоко хохотали они, выламывая ей руки. Они всё же сумели ножницами задеть её волосы. Теперь Марин больше не соберёт их в хвостик, который любит. Теперь она считалась больной уже на словах из чужих уст, и одноклассники не ленились ей постоянно об этом напоминать, обзывая разными обидными словами, в том числе и ведьмой. В последние дни от Марин слышали только: «Уйди, отойди, выйди из моей комнаты, я хочу побыть одна». Сердце бешено колотилось, точно вот-вот — и вырвется наружу. Тело сковал неподдельный страх, сопровождающийся мелким болезненным ознобом, и она позвала Мелана. Она сама от себя не ожидала такого. Осознавать свой скользкий страх было по меньшей мере странно и даже удивительно, удивительно настолько, что Марин охватила тяжёлая обременяющая цепь эмоций. Но это длилось лишь мгновение. Он услышал. И пришёл. Девочка стала сомневаться во всем, что считала реальным: никто не видел то, что видела она, а следовательно, она и правда больна, хоть Мелан категорически отрицал её рассуждения, говоря, что эту связь между ними — особенную — людям не дано понять. Мистическая реальность за гранью действительности. А что, если Марин просто сошла с ума и Бригадун ей привиделся? Что, если она создала себе идеального героя, Мелана, который мог защищать её от всех нападков со стороны окружающих? Что, если он ментальное воплощение её негативного состояния, как стена? Что, если всё происходящее с ней вызвано черепно-мозговой травмой, полученной когда Ако намеренно столкнула её с крыши? Что, если с ней в кабинете сейчас работает не один психолог, намеренный вернуть потерявшуюся девочку обратно в реальный мир, а она не желает оттуда уходить, погружаясь в себя всё глубже? На эти вопросы есть один ответ и одно решение — смерть. Ведь, если Марин никто не понял, то и не поймёт. Марин устала надеяться. Многочисленные упреки, просьбы выйти из этого состояния не помогли. Марин могла целыми днями сидеть на крыше, даже в дождь, и смотреть на небо, утверждая, что облака на самом деле скрывают за белесой дымкой мираж удивительной красоты. Марин мучилась долго, а после очередного мирного разговора с родственниками закрылась в комнате ночью под мерный, убаюкивающий стук дождя и вскрыла себе вены. — Давай же, Марин, сделай это. Будет больно, но ничуть не больнее людских ударов. И мы будем вместе вечно. Что тебе насмешливые взгляды, сочувствующие фразы, лишённые искренности? Никто не верит, но верю я. Я хочу, чтобы мы были вместе, и заберу тебя туда, где нет места лжи, где есть место только нам. Сделай это — и я возьму тебя с собой на Бригадун.* * *
— А чем она от вас отличается? Разве Марин не человек? У вас души гнилые, у неё — чистая. Она держится достойно. Одноклассники стояли на крыше, дожидаясь конца большой перемены. — Асаги? — изумлено вскинула бровь Ако и уперла руки в боки. — Пф, не смеши меня, Кисараги. Просто признай, что ничем от нас не отличаешься. Она больная, здесь ей места нет. Таких изгоев человечества истребляли во время войн. Вот посуди сама, это же как пропаганда: сирота постоянно твердит, что видела некий Бригадун, слышала голоса и тому подобную ересь. А вдруг нормальные люди её послушают и станут такими же? Нет, конечно мне её жаль, но всё же... — Болезнь необходимо искоренить, — мальчишка поправил двумя пальцами съехавшие с переносицы очки. — В этом ты права, Ако. И если ценой тому станет жизнь Марин, то в смерти своей она будет виновата сама. Моэ замолчала, тревожно поджав губы. Спрятавшаяся за стенкой Марин слышала всё. Всё, до последнего слова. Она обхватила руками голову, зарывшись в волосы пальцами. Глаза её, распахнутые, глядели в никуда. Моэ... как ты могла предать, Моэ?.. В голове звенел настойчивый голос: — Ты нужна мне, Марин. Время на исходе. Четвёртая фаза коллапса станет последней.* * *
Бабушка Мото очень сильно тосковала по умершей внучке и бремя вины приняла слишком близко к сердцу. Жители нагайи рвали на головах волосы, проклиная всё, на чём белый свет стоит, за то что не заметили проявление странного синдрома раньше, ведь, насколько утверждала Моэ уже на похоронах, Марин была всю жизнь одинока и прятала психологический недуг за маской улыбок и счастья. Не выдержав нагрузки и тяжести горькой правды, Асаги Мото слегла в постель и скончалась через месяц после смерти любимой девочки, лицо которой всегда светилось весельем. В итоге все разъехались кто куда и больше не пересекались никаким образом, не желая вспоминать те страшные мгновения, когда Марин под предлогом повырезать фигуры выпросила у дядюшки Онандо, немого резчика по дереву, хорошо заточенный канцелярский нож.***
Высший Совет подтвердил внезапную смерть Стрелка-Мечника Мелана Блю, настигшую его в результате обвала разрушившегося здания, под обломками которого он и был обнаружен. Выживших нет: он был единственным, кто оказался там. Директор комитета по усовершенствованию жизни Лоло утверждал, что перед этим Мономакия будто отрешился от мира; он даже не откликался на свое имя, его было не дозваться. Мелан был потерян, но изменился, когда нацелился убить Мариин Крэйс, признав в ней самозванку. Мелан Блю вёл закрытый образ жизни и, будучи отвергнутый обществом Стрелков-Мечников, был странно молчаливым. На все вопросы отвечал односложными фразами. Постскриптум. « Из сострадания» был убит Кустоном Брауном, по просьбе самого Мелана Блю. Мы идём с тобой сквозь белоснежную грань, держась за руки. Обретя друг друга, мы обрели себя и наш собственный мир, где нет места одиночеству. Разве не об этом, гонимые жестокой реальностью, мы всегда мечтали?..