Vae victis!

Леотард проводила долгим взглядом коротышку Точиро, что-то увлечённо объяснявшего спутнику и в процессе этого размахивавшего руками так, что периодически задеваемая широкополая шляпа чудом не слетала с головы, и мальчика, изредка опасливо оглядывавшегося на их столик, очевидно, из-за вполне оправданного беспокойства о капитане, и вернулась к разговору. Он волей-неволей будил её полумёртвую память. — А ты совсем не изменился, Харлок, — без тени кокетства произнесла она — медленно, задумчиво, удивлённо, словно констатировала только что осознанный и поразивший её до глубины души факт. — Как и ты, Леотард, — тотчас же невозмутимо парировал он и приподнял почти полный бокал, салютуя. Невинные реплики скрещивались, как гравишпаги, и каждый выпад мог стать смертельным для противника, рискнувшего, открывшегося, давшего слабину; особая ироническая прелесть заключалась в том, что Харлок, вероятно, не видел в их беседе поединка, какой видела она. Леотард смежила веки, спрятала за ресницами влажный блеск тёмно-синих глаз, пригубила вино и приподняла уголки рта в намёке на светскую улыбку, положенную одинокой леди, скучающей в долгом путешествии среди звёзд, застрявшей на захолустной планете, встретившей старого знакомого и по понятной причине ностальгирующей, — леди, роль которой она вымученно, но старательно играла: она распознала и оценила вежливую полуправду в ответ на бесстыдную полуложь. Харлок, которого она знала когда-то, был офицером и джентльменом до мозга костей — честь превыше всего, — но не отказывался от сражения на равных и с одинаковым оружием, даже если противником была женщина. За неискренность он отплатил ей неискренностью; разница состояла в том, что она откровенно солгала, а он слегка покривил душой. Говорить, что они оба ни капли не изменились за прошедшие с момента последней встречи годы, означало утверждать, что Иллюмидас не одержал блестящую победу, а Земля не потерпела сокрушительное поражение. Всё в исследованной людьми части Вселенной относительно, но всегда находятся вещи, не признавать которые нельзя: само их существование никоим образом не зависит от интерпретации. — В самом деле? — Леотард открыла глаза и бросила на Харлока быстрый взгляд поверх своего бокала — взгляд, холодностью и рассудительностью сполна искупавший жеманность фразы. — Я не согласен с Точиро, — он смотрел прямо и открыто и улыбался, как будто предлагал вместе посмеяться над удачной шуткой. — Форма шла тебе больше. Леотард нервно поджала губы, но спохватилась и усилием воли смягчила выражение лица, опасаясь выдать себя раньше времени — и вообще выдать: вряд ли Харлок стал бы любезничать с иллюмидианским агентом RS-229 так, как он любезничал со своей доброй приятельницей Леотард. Похоже, тот мальчишка — Тадаши, кажется — всё-таки передумал убивать Харлока, раз пропал из поля её зрения и нашёлся уже на борту «Аркадии» — явно как «свой» член команды. Она полагала, конечно, что он совестливо промолчал, не сказал капитану об их первом разговоре, но ей следовало быть осторожной. На всякий случай. Было бы интересно узнать: почему Тадаши отказался от награды, которой хватило бы ему на всю жизнь? На подлость или предательство мальчик был точно не способен, она сразу подметила бы в нём эту черту, а значит, на борт пиратского корабля его привело бесхитростное желание честного человека стать вне закона во имя сомнительной свободы, крепко обещанной экипажу «Аркадии» под развевающимся флагом с Весёлым Роджером. Что же, мальчишка имел на это право — самому выбирать свою свободу. …свою смерть. По душе и по сердцу. — Харлок, но и ты в форме выглядел солиднее… строже, черепа и кости на чёрном — это так… театрально, — в свою очередь жёстко парировала она, в картинном изумлении приподняв тонкие брови: — Однако если хочешь найти неприятности, лучше не носить красную форму земного флота, а сразу заорать во всё горло: «Да здравствует свободная Земля!», верно? Фразы опять столкнулись, как гравишпаги, заскрежетал металл. — Верно, — по его лицу пробежала тень — на скулах вспухли желваки, взгляд посуровел. Харлок отпил вина и неторопливо отставил бокал, сжал пальцы в кулак. Леотард лениво поболтала вино в своём бокале, опустила веки и наклонила голову, удовлетворённо разглядывая Харлока из-под ресниц — не скрываясь и не боясь провалить задание именно из-за этого: она — женщина, ей простительна маленькая низкая месть, которую легко списать на уязвлённое самолюбие, потому что грубовато-неподдельные слова и Точиро, и Харлока в действительности сильно задели её. Да, было же, было время, когда Харлок не носил повязку на правом глазу и не расправлял плечи так, словно на них всей тяжестью лежало небо, а Леотард не имела вульгарной привычки надевать слишком открытые безвкусные платья. Впрочем, удовлетворение быстро и охотно уступило место беспокойству. — Я вспомнила нашу первую встречу, — вдруг сказала она, открывая глаза. Пробуждённая полуживая память мучительно натягивала нервы, заставляя их дрожать струнами, и Леотард по непонятной причине начинала чувствовать, что в чём-то ошиблась и Харлок что-то заподозрил; женская интуиция редко подводила её, а если так — не поздно было хотя бы попытаться объяснить ему, что жить в мире с Иллюмидасом проще, чем сражаться. — А, ты об этом, — проговорил Харлок, глядя в сторону. — Я не забыл. …первый контакт с Иллюмидианской империей ознаменовался взаимными заверениями в мирных намерениях относительно друг друга и подписанием пакта о ненападении. Только четверть века спустя Солнечная Федерация всё чаще на границах своих систем обнаруживала разведывательные корабли Империи — серые, стремительные, хищные, по-волчьи поджарые крейсера, исчезавшие так же быстро, как и появлявшиеся: на связь они не выходили, а иллюмидианские дипломаты в ответ на запросы сдержанно пожимали плечами: крейсера патрулируют имперское пространство, что ещё? С экранов земное правительство вещало об огромном космосе, где места хватит всем, и о вечном мире, бурно жестикулировало и потрясало старым пактом о ненападении, но в звёздном флоте шептались о неизбежно грядущей войне, туманно ссылаясь на никем и ничем не подтверждённые данные о направлении экспансии Иллюмидаса и якобы уже случавшихся стычках, захваченных гражданских судах и серьёзно пострадавших — военных, и всё можно было бы списать на дикие сплетни, которыми тешились после трудных рейсов команды грузовозов и торговцев в задымлённых и насквозь пропитанных алкогольными парами дешёвых барах космопортов, если бы не частые учения — причём стратегия потенциального противника подозрительно напоминала стратегию иллюмидианских сил. Во время таких учений за Плутоном под командованием адмирала Хейли Леотард и столкнулась с Харлоком; по воле слепого случая — в словесном поединке, не закончившемся дуэлью по одной простой причине: официально запрет на них прописали в уставах ещё на заре звёздного флота Земли. Какой бы романтикой ни был овеян космический флот, потери среди личного состава из-за глупости последнего в мирное время посчитали неприемлемыми — устав нарушался, конечно, но лишь тогда, когда это не грозило разжалованием, и на такие случаи обычно закрывали глаза, если дело обходилось без смертей. Харлоку тогда не исполнилось и двадцати пяти лет, но он уже обзавёлся приметным шрамом через левую скулу (как рассказывали, в какой-то заварушке, случившейся во время учебного полёта, в лучших традициях космических баек — с угнанным с окололунной станции фрахтовиком, кадетами-сорвиголовами, погоней на самой высокой скорости, которую только можно было выжать из двигателей старой и ржавой посудины — корабля Звёздной академии, лихим абордажем, триумфальным возвращением, наградой за пойманных и переданных в руки правосудия преступников и выговором за нарушение дисциплины), успел жениться (на редкостной красавице, по слухам, и слухи не врали, Леотард видела портрет его жены) и получил назначение (вполне заслуженное, что признавали все, кто был с ним давно знаком) первым помощником капитана на «Смертоносную тень». Леотард, гордившаяся тем, что была одной из немногих женщин-капитанов в военном флоте, на тот момент не первый год командовала крейсером, оттого немного свысока смотрела на юнцов — вчерашних выпускников, которых в звёздном флоте незадолго до войны было великое множество, и привыкла снисходительно выслушивать их полные юношеской горячности суждения о войне, мире и славном будущем Солнечной Федерации. А учения шли своим чередом, и в кают-компании флагмана, куда офицеров эскадры приглашали на воскресные обеды (время на кораблях традиционно отсчитывали по-земному), нередко повисало неловкое молчание после нелицеприятных высказываний Харлока в адрес негласно всеми одобряемой политики Солнечной Федерации — высказываний, только по форме похожих на мальчишеские дерзости, но по сути имевших под собой очень серьёзное основание. Из-за иллюзорной поверхностности его мыслей они с Леотард и сцепились. Он утверждал, что рассуждать о мире и исподволь похваляться военной силой, почти бесцельно гоняя звёздный флот туда-сюда и дразня Иллюмидас, — это верх идиотизма, нужно прямо заявить о готовности дать отпор, она же склонялась к мнению, что демонстрация возможностей Земли необходима, потому что заставит задуматься вероятного противника, позволив обойтись без неосмотрительных заявлений. В спор ввязались другие офицеры, обмен суждениями превратился в обмен оскорблениями, за которыми в иной ситуации последовал бы добрый десяток дуэлей, и вмешался адмирал Хейли, наложив вето на околополитические дискуссии. Поэтому Харлок и Леотард так и не пришли к соглашению, но он её заинтересовал, и она подумывала о том, чтобы уговорить Харлока перейти первым помощником на её «Золотой лев», однако после учений капитан «Смертоносной тени» ушёл в отставку. Вряд ли Харлок отказался бы от предложенного повышения, но… …может, в том случае всё было бы по-другому. «Смертоносная тень» и во время войны, и после подписания акта о капитуляции Федерации попортила немало крови имперцам, и заслуга в этом была исключительно Харлока. …может, в тот день Харлок был отчасти прав. Ведь в конечном итоге оказалось, что землянам стоило быть честнее — хотя бы с самими собой. — Думаю, я ошибалась, Харлок, — покаянно призналась Леотард, вскидывая голову. После паузы добавила: — Думаю, ты ошибался тоже, — и замерла, ожидая его реакции. — Мы должны были сразу сдаться, так, Леотард? — возразил он, и усмешка, искривившая его губы, испугала её больше, чем слова, из которых следовало, что миссия агента RS-229 провалена. …значит, ей придётся действовать в открытую, и это было к лучшему: роль манерной леди-путешественницы ей приелась, а окончательно проснувшаяся, ожившая память царапала глотку, пытаясь прорваться наружу. Леотард могла бы рассказать ему, как она боролась — и проиграла, и была наголову разбита, и погибла. Погибла, несмотря на то, что её, раненую, подобрал после безнадёжного и закончившегося окончательным разгромом регулярных земных сил боя медицинский корабль Иллюмидаса. Погибла потому, что в теле Леотард самой Леотард, её плоти и крови, в результате осталось не так уж много: металл и пластик протезов искусно скрывала синтетическая кожа, врачи в иллюмидианском госпитале знали своё ремесло, и лишь лица почти не коснулись скальпели, не обезобразили швы. Леотард не раз спрашивала у начальника вражеского гарнизона, зачем её спасли, и получала в ответ многословные рассуждения об «уважении к достойному противнику» и о «налаживании межрасовых контактов» — это не отменяло того, что она считалась военнопленной. И она научилась смотреть на себя в зеркало и не содрогаться от ужаса при мысли, что уже не человек; она была обманута милосердием врага и забыла, с кем имеет дело; она пошла на уступку, когда её попросили о сотрудничестве во имя «спасения тех, кого можно и нужно было спасти» и «поддержания мира в пределах империи Иллюмидас». На крошечную уступку — из страха второй смерти, из благодарности за спасённую жизнь. Она подумала: дайте мне корабль, дайте мне возможность действовать, и тогда посмотрим! Единожды или дважды нарушить присягу — невелика разница. …ей не дали корабль; ей поручили вербовать, или предавать, или убивать. И когда из-за недостаточно продуманного плана и недостоверной информации она схлестнулась с Эриком Йоханссоном, потерпела фиаско и в первую очередь подумала о провале задания, а не о риске для собственной жизни — от полубезумного капитана Йоханссона стоило ожидать чудовищных поступков, — она поняла, что пала ниже любой из продажных девок, увивавшихся возле иллюмидианских офицеров. Девки торговали телами — Леотард продала не только тело, но и душу. — Да, Харлок, — она аккуратно поставила пустой бокал на край стола, накрыла его рукой так, что тонкий стеклянный ободок глубоко врезался в ладонь, но не почувствовала боли. — Я не согласен с тобой, Леотард, — обронил он, и это не было ответным ударом. От соприкоснувшихся, как гравишпаги, заявлений посыпались колючие электрические искры. Леотард могла бы рассказать Харлоку всё, но не стала: она была уверена, что он не примет путь её поражения и не ступит на него. Не здесь, не сейчас — никогда, как бы патетически это ни прозвучало, — такой уж он человек. Только… предатели и преданные, сломанные и несломленные — к чему все они пришли? У Харлока, в один день потерявшего и жену, и родину, была вольная «Аркадия», неистовая жажда свободы и горькая расплата. У Йоханссона, получившего от собственных подчинённых прозвище Берсерк за карательные рейды на «Фафнире», была всепоглощающая месть и тьма в конце пути. У Леотард же не было мужа или возлюбленного; её родители жили в колонии на планете Гестия, настолько удалённой от Солнечной системы, что до них весть о разгроме флота Федерации и иллюмидианской оккупации дошла уже после первого восстания; обломки её крейсера «Золотой лев» плавали в чёрной пустоте где-то за орбитой кровавого Марса, а сентиментальной нежности к зелёным холмам Земли она никогда не испытывала: полно, да Леотард и родилась-то не на Земле. И получилось так, что всё, чего она лишилась, — это вера в собственную непобедимость, в собственную неуязвимость, в собственную… волю? И оказалось так, что ей не за что было уцепиться, чтобы не потерять себя. Йоханссон пропал без вести после возращения на оккупированную Землю, Харлок сдался, поднял восстание, выжил, бежал и продолжил сражаться — и Леотард, похоже, возненавидела его за это — за то, что он нашёл истину под своим флагом. Она возненавидела его тем сильнее, чем более неосознанным было это чувство: в разговоре с Тадаши она взяла с него обещание убить Харлока, но требование сорвалось с губ неожиданно для неё самой. Она возненавидела Харлока, не понимая того, и именно поэтому не отказалась от задания, а вовсе не из любопытства и желания увидеть старого товарища, как она думала. Она намеревалась предпринять ещё одну попытку объяснить, что его борьба бессмысленна. …несомненно провальную. …с закономерным финалом — на этот раз гравишпаги будут настоящими. …зато они всё-таки выяснят на дуэли, на чьей стороне была правда в том споре. Леотард собиралась покончить — со всем сразу.