Назови меня по имени

Гокудера Хаято ненавидел заканчивать миссии так поздно. Он всегда предпочитал быстро разделаться со всем и отправиться на тренировку или, что реже, заняться бумажной работой, которой у него, как у правой руки босса Вонголы, всегда накапливались целые горы. Но сегодня он порядочно задержался. Эта миссия, на которую ему с небольшой группой некоторых членов семьи выделялось восемь часов, заняла двенадцать, и все из-за ошибки двух новичков, которых им пришлось взять с собой, так сказать, «на практику». Вроде бы ничего необычного в этой миссии не было: стандартное избавление от только-только зарождающейся семьи, промышлявшей торговлей опиумом. Обычное дело для Вонголы. Они проникли на прием, который устраивала эта семья, под предлогом большого желания присоединиться к ним, и все шло как по маслу, но в какой-то момент один из этих самых двух новичков засветился пистолетами с гербом Вонголы, и их раскрыли. Началась просто сумасшедшая перестрелка, в которой, каким-то чудом, никто из команды Хаято не погиб, но зато шестеро, включая самого Гокудеру, были ранены. И двое из них настолько тяжело, что их увезли в больницу оттуда же. Ураган Вонголы был не в настроении. День не удался: миссия, хоть и была выполнена, но с трудом, а теперь еще и придется выслушивать причитания босса по поводу его, Гокудеры, ранения. Хотя, это и не удивительно. Тсуна, сколько Гокудера себя помнил, всегда очень беспокоился за своих товарищей, и это, пожалуй, одна из тех вещей, которые не изменились в нем за все то время, как они стали семьей. Хотя, с тех пор многое изменилось. И дело не в том, что они стали старше. Они стали опытнее. Теперь Тсуна гораздо серьезней относится к делам семьи. Когда этого требует ситуация, он не сомневается отдавать приказы убивать и не колеблется, принимая решения, достойные великой семьи. Теперь он стал великим боссом, которого боятся и уважают, которого любят и ненавидят, которого жаждут убить и за которого жаждут умереть. Это неоспоримо. Хотя для своих друзей он, пожалуй, навсегда останется просто Тсуной, который всегда поддержит, никогда не оставит, с которым тепло и весело и как-то по-домашнему уютно. А сам великий босс сейчас метался по рабочему кабинету из стороны в сторону, не находя себе места. Он волновался. Посылая своего друга на столь опасную операцию, он намеревался приставить к нему чуть ли не целый отряд, но тот наотрез отказался, ограничившись лишь небольшим количеством людей. И волнения Тсуны усилились, когда спустя час после назначенного времени Гокудера не появился перед ним с докладом. Он пытался звонить ему, но тот не отвечал; он пытался связаться с другими участниками миссии, но тоже тщетно. Он уже даже намеревался сам съездить туда, но здравый смысл вовремя поборол эту глупую идею. И сейчас Тсуна ждал, полагая, что, мечась туда-сюда по кабинету, сможет каким-то образом ускорить возвращение хранителя Урагана. Раздался звонок стоящего на столе Савады телефона. Он тут же ринулся к нему в надежде, что это Гокудера наконец-то нашел возможность позвонить. - Я слушаю, - произнес Тсуна, стараясь придать хотя бы какое-нибудь спокойствие своему голосу. - Йо, Тсуна, - раздался в трубке веселый и беззаботный голос, который явно принадлежал не Гокудере. - Ямамото? - Мы завершили миссию, но пока не можем вылететь обратно, здесь из-за плохой погоды даже на личном самолете не добраться. Хибари пока подыскивает нам отель на ночь. - Да, я понял. Постарайтесь побыстрее вернуться, вы нужны мне здесь. Ямамото засмеялся. - Ну, не говори так. В конце концов, у тебя остались остальные хранители. Тсуна улыбнулся и, обойдя стол, сел, наконец, в кресло. - И все же, возвращайтесь сразу, как сможете. - Хорошо, как только погода станет лучше, сразу же вернемся. Пока. В трубке послышались короткие гудки. «Приятно знать, что хоть у Хибари и Ямамото все хорошо. Но Гокудера-кун задерживается уже больше, чем на четыре часа. Может, мне все-таки стоило поехать?..» Мысли Савады прервал громкий стук в дверь, которая после этого сразу распахнулась, впуская внутрь человека с пепельными волосами и ужасно недовольным выражением лица. - Гокудера-кун! – воскликнул Савада, приподнимаясь в кресле. - Почему так долго? Почему не сообщил ничего? – тут его взгляд, внимательно осматривающий хранителя урагана, уловил явно не соответствующие нормальному состоянию алые дорожки, стекающие каплями с его левой руки. - А это… что с твоей рукой?! Хранитель урагана виновато посмотрел на своего босса, встретившись с обеспокоенным взглядом последнего. «Я заставил Джудайме волноваться за меня. Какая же из меня после этого правая рука?» - Прошу меня простить, – руки Гокудеры плотно прижаты по бокам, взгляд устремлен в пол, а тело согнуто чуть ли не на 90 градусов. Этот его поклон… такой несвойственный итальянцу, но так Хаято всегда выражает свою вину. - Гокудера-кун, - Тсуна подошел к хранителю и положил руку ему на плечо, - я не виню тебя. Но ты должен объяснить мне причину своей задержки хотя бы после того, как объяснишь, почему у тебя с пальцев стекает кровь! - Ничего страшного, Джудайме, это не серьезная рана, - начал Гокудера, стараясь не смотреть в глаза боссу, - пуля вошла не глубоко, и я ее уже вытащил. Правда, перевязать нормально не получилось. - Черт, сейчас уже поздно, - тихо сказал брюнет скорее уже самому себе, нежели собеседнику, - наш врач уехал домой. Тогда я сам... – Тсуна отошел к шкафу, стоявшему в углу кабинета, достал оттуда небольшую серую коробку, поставил ее на стол и стал что-то искать там. Через несколько секунд на столе оказалась упаковка бинтов, перекись, йод и вата. - Гокудера-кун, садись, - Савада указал хранителю на диван. Гокудера молча сел, наблюдая за каждым действием босса. Тсуна подошел к нему и стал стягивать с него уже расстегнутый пиджак. - Не шевелись, иначе будет больнее, - предупредил босс Вонголы, уже расстегивая на хранителе его красную рубашку. Рана на левом плече оказалась и впрямь не такой уж и глубокой и не серьезной, но кровь оттуда все шла. Тсуна стер ее небольшим кусочком марли, затем обработал рану йодом, чтобы не было осложнений, и аккуратно, стараясь не причинить лишней боли другу, наложил тугую повязку. А Гокудера тем временем думал о том, какие у босса теплые руки, как приятны его прикосновения, из-за которых даже боль от раны перестает чувствоваться. Он не мог оторвать глаз от него, от своего Неба. Миссия, отчеты, прочие заботы – все ушло на второй план, все перестало иметь значение. Сейчас в мире Гокудеры существовал только он, его босс, его друг, его сердце. Мысли Хаято прервал тихий голос: - Прости, Гокудера-кун, я не слишком опытен в этом, но, пожалуйста, потерпи до завтра. Врач сделает все, как нужно. - Хорошо, - он коротко кивнул, наблюдая за боссом, который убирал аптечку на свое место, - благодарю Вас, Джудайме! Савада подошел к окну и прислонился спиной к стене. А в голову все лезло какое-то беспокойство, какие-то ненужные глупости, мешавшие сконцентрироваться на самом главном сейчас… - Гокудера-кун, - начал он, - мне бы хотелось дать тебе время на отдых и восстановление, однако Джанини просил нас быть через два дня в Италии. Нам нужно испытать новое оружие, и кроме того, он сказал, что обнаружил нечто интересное в оборудовании, которое оставалось на старой базе. Тсуна отвернулся и устремил свой взор куда-то вдаль, туда, за прозрачное стекло, за двор особняка и даже за звезды, лениво смотрящие с небес. Это было определенно не то, совсем не то, что он хотел сказать, не то, о чем он думал. Он тяжело вздохнул, ловя из пустоты свои собственные тревожные мысли. В последнее время работы было и без того немало, своих друзей он видел редко из-за заданий, на которые сам же их и посылал. А сейчас, прекрасно понимая, что его Ураган нуждается в отдыхе после этой нелегкой миссии, он не мог перестать беспокоиться. Однако ничего поделать с этим не мог. - Я бы с радостью отложил эту поездку, поскольку у нас и в Японии остались еще незавершенные дела, но сейчас я не могу сделать этого. За последние два года наши технологии развиваются довольно медленно, и, если Джанини просит нас приехать, значит, он неплохо продвинулся в этом, и мы обязательно должны там быть. И снова не те слова. Как же Тсуна хотел высказать все, что было у него на душе в этот момент! Но он не знал, как начать, с чего вдруг заговорить совершенно не о заданиях, миссиях, делах… Гокудера посмотрел на своего босса. Слегка опущенная голова, напряженные плечи, тяжелое дыхание, слабый голос – все это говорило о том, что Тсуна напряженно работает постоянно, почти без права на отдых. Миссии, информация, документы… Времена менялись. От тихой и спокойной жизни в Намимори, существовавшей, казалось, совсем недавно, уже почти ничего не осталось. Теперь появлялось все больше и больше сильных организаций, которым не давало покоя само существование такой семьи, как Вонгола. Все больше и больше подвергалась опасности жизнь простых людей, которых необходимо было защищать. Не сказать, что Вонгола не справлялась с этим – как раз наоборот. С таким сильным и мудрым боссом, как Тсуна, семья одерживала все больше побед, завоевывала все большее уважение. Внешне все выглядело просто превосходно. Но работа, которую приходилось выполнять членам этой семьи, была неизмеримо огромна. Это уже не были те деньки, когда можно было уделить недельку-другую отдыху или странным тренировкам, которые обычно устраивал Реборн. Теперь все по-другому. Всё изменилось. Они сами изменились. И Хаято прекрасно осознавал это. Учитывая, что он сам уже практически две недели пропадал на миссиях, тяжелую жизнь босса он понимал, как никто другой. И волновался за него, беспокоился больше, чем сам Савада беспокоился за своих хранителей. А еще Гокудера скучал. Как давно он в последний раз держал небольшую ладонь Савады в своей, как давно он чувствовал пальцами его мягкие непослушные волосы, когда в последний раз он прикасался к бледным губам – он не помнил всего этого. Столько времени прошло – уже невозможно. Ураган встал и медленными неслышными шагами направился прямо к нему, к своему боссу. Только коснуться, только вспомнить его тепло, вновь увидеть, как он смущается от этих прикосновений – вновь ощутить самого себя, свою жизнь. Этого он хотел. Тсуна задумался. Будущее семьи, его хранителей, его друзей: вот, что волновало больше всего. Нужно как-то попытаться уладить все свои дела, чтобы, наконец, устроить себе отпуск и забыть обо всех проблемах. Чтобы, наконец, расслабиться и вновь, спустя долгое время, почувствовать тепло крепких рук, утонуть в нежных объятиях, почувствовать себя нужным и любимым тем, кем дорожишь больше всех. Это бесконечное тепло на тонкой коже, влажные короткие поцелуи на шее и затылке. Когда Тсуна хотел прервать эти мысли, чтобы не отвлекать себя от неизбежной работы, вдруг понял, что ему все это не кажется. Понял, что любимое тело прижимается сзади, что сильные руки обвивают талию присваивающими объятьями, что большие ладони уже чувственно гладят тело. Когда он обернулся, чтобы окончательно убедиться, не очередная ли это его фантазия, то сразу же был пойман настойчивым глубоким поцелуем, как будто разорвавшим пространство между ними, убивающим сам воздух, разделявший их. - Я скучал, - произнес парень с пепельными волосами в моментально покрасневшее ушко босса. Вот оно. Ураган сам нашел нужные слова. Всего лишь два слова, отражающие сейчас все мысли молодого босса, все его переживания, то, чего он сам никак не мог сказать. - Гокудера-кун, я… - Молчите, Джудайме, прошу Вас, - резко и настойчиво перебил он его, - я сейчас сойду с ума! Как же я скучал! Как хотел Вас! Как вспоминал Вас ночами, успокаивая себя. Если я не получу Вас сейчас, я точно сойду с ума! - Но, Гокудера-кун, не здесь! – Савада слабо уперся руками в грудь своего хранителя. - Что, если кто-нибудь войдет? - Нет, пожалуйста, после, все после. Он был нетерпелив. Голодный взгляд был несосредоточен, разум отказывался работать. Он уже стягивал пиджак Тсуны. Он был возбужден, не контролировал себя. Он скучал по своему боссу и не мог подавить в себе это чувство. Неизмеримое желание – вот, что сейчас ощущал Ураган. Секунду Хаято сосредоточил свой взгляд на лице босса, но тут же впился в его тонкие губы, немного грубо, собственнически проникая языком в рот. Жадно исследуя рот немного растерявшегося от такого напора Тсуны, Гокудера запустил одну свою руку в светлые мягкие волосы, запутывая в них тонкие пальцы, подталкивая за затылок все ближе и ближе к себе, все углубляя поцелуй. Савада сначала не отвечал. Он знал, что если ответит, Гокудера окончательно перестанет контролировать себя. Он слишком хорошо знал своего возлюбленного. Стоит только дать ему понять свое желание, как у того моментально срывает крышу, теряется контроль. Особенно сейчас, когда они так истосковались друг по другу. Но спустя несколько мгновений, Тсуна все же ответил. Потеря контроля над своей страстью – пустяк! В конце концов, он скучал не меньше. А Гокудера свободной рукой уже проводил быстрыми движениями по спине босса, по пояснице, иногда опускаясь ниже и сжимая в крепкой ладони ягодицы, от чего Тсуна шумно выдыхал из себя воздух. Поцелуй казался вечным. Им обоим уже недоставало воздуха, но разве он сейчас имел хоть какое-то значение? Это было не важно. Все, что значило сейчас – крепко прижатые друг к другу тела, жаркие объятия, страстный поцелуй. Им не нужен был воздух. Они сами были воздухом друг для друга. Однако прервать эту неконтролируемую борьбу все же пришлось. Только лишь одного поцелуя было не достаточно. Хаято хотел услышать полный наслаждения голос своего возлюбленного, хотел почувствовать его сбившееся дыхание, увидеть его затуманенный желанием и страстью взгляд. В нетерпении он немного грубо сжал волосы босса в своей руке, потянул вниз, тем самым открывая больший доступ к шее. И с тем же нетерпением впился зубами в нежную тонкую кожу. Тсуна вскрикнул, но Гокудера сразу же нежно зализал укус, как бы извиняясь. И тут же перешел обжигающим поцелуем на ушко, вызвав у Джудайме очередной стон. Его горячий язык оставлял влажные дорожки на шее и за ушком брюнета, а руки торопливо и небрежно расстегивали рубашку. Пальцы путались, не находили пуговиц, но как только он справился с последней из них, руки тут же стали гладить уже разгоряченное тело, а губы снова нашли губы Тсуны. Поцелуй был грубым, торопливым. Тсуна уже и сам отвечал с не меньшей страстью, чем и его хранитель. Их языки сплетались, ласкали друг друга с жадностью, с упоением. Тсуна прижался к Урагану еще ближе, схватился руками за его крепкие плечи, протяжно и сдавленно простонал через поцелуй. И Гокудера почувствовал, как что-то уперлось в его бедро. И тут же он опустил туда руку. Почувствовав пусть даже слабое прикосновение к своему возбужденному органу, Тсуна разорвал поцелуй, подался назад и снова протяжно простонал, что еще больше подзадорило Гокудеру, и он принялся быстрыми движениями гладить все увеличивающуюся плоть босса. Однако через некоторое время он почувствовал, что брюки мешают и ему самому, что если в скором времени не избавиться от них, это станет невыносимым. Но Савада уже сам стягивал его красную рубашку. Но в отличие от своего хранителя, он делал это медленно и осторожно, стараясь не задеть только что наложенную повязку. Когда рубашка была снята и отброшена в сторону, Тсуна принялся за молнию на брюках хранителя. Гокудера напрягся, когда босс случайно коснулся его возбужденной плоти, и сдавленно простонал, когда тот уже специально стал поглаживать ее прямо через ткань брюк. Гокудеру удивила эта инициатива со стороны десятого, ведь тот до этого никогда не делал ничего сам: Хаято всегда разбирался и с одеждой и со всем остальным, а босс только подчинялся ему, но сейчас… видно, Савада и правда сильно скучал по нему. Поэтому Гокудера решил не препятствовать и просто позволить Тсуне делать все, что захочется, потому что и сам получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. А Тсуна и правда был решительно настроен. Он осторожно толкнул хранителя к стенке, заставив упереться в нее спиной, поцеловал его в уголок губ, затем такой же поцелуй оставил на груди. А вот для следующего поцелуя ему пришлось опуститься на колени. Его лицо оказалось на уровне живота Гокудеры, где он и оставил новый поцелуй. От этого мышцы хранителя урагана напряглись, а сам он шумно выдохнул и вцепился тонкими пальцами в плечи босса. Но Тсуна не остановился на этом. Своим влажным язычком он выводил странные узоры на животе возлюбленного, щекотал самым кончиком пупок, отчего Гокудера вздрагивал и чуть подавался бедрами вперед. Его возбуждение было уже невыносимо. Он так хотел, чтобы босс коснулся его, но руки брюнета так и оставались на талии Гокудеры. Не в силах больше терпеть, Хаято сам потянулся к поясу брюк, чтобы спустить их, но, поняв намерение Урагана, Тсуна сделал это сам. Он резко потянул вниз брюки вместе с трусами, обнажая так жаждущую прикосновений плоть. Савада все же чувствовал себя виноватым перед любимым за то, что заставлял его так долго себя ждать, за то, что приходилось заваливать его работой, за то, что не мог позволить ему даже поцелуя уже так долго. И поэтому он хотел искупить свою вину, доставив долгожданное удовольствие. Он самым кончиком языка лизнул налитую головку. Гокудера не издал ни звука, а лишь сильнее сжал пальцы на плечах босса. Тсуна поднял взгляд и заглянул в глаза хранителю, как бы спрашивая, все ли правильно он делает. Хотя до этого он никогда не делал такого, сейчас это было не важно. Молодой босс пообещал себе, что несдержанные стоны удовольствия в этот раз будет издавать не только он. Поэтому в этот раз он уже смелее коснулся головки губами, затем медленно провел языком от самого основания. Гокудера простонал. Он старался сдерживаться, но от того, что Тсуна делал все так медленно и чувственно, стоны сами рвались наружу. А брюнет уже играл с его яичками нежными пальцами и скользил горячими губами по всей длине члена, надавливая на головку мягким и не менее горячим язычком. - Джудайме… - прошептал Гокудера. Он не контролировал свой голос, это слово сорвалось с его губ само. Тсуна не обратил внимания. Он только усилил напор, ускорил движения, помогая своим ласкам рукой у самого основания члена Хаято. Он принимал так глубоко, как только мог, стараясь не задеть чувствительную плоть зубами. И Гокудера уже сам двигал бедрами, как будто желая удвоить и без того огромное удовольствие. Крепко обхватившая его рука и горячий рот десятого доводили Урагана до безумия. Он перестал видеть предметы перед собой, перестал различать звуки, он стонал так громко, что казалось, его голос был слышен даже на другом этаже. А темп все нарастал, и Гокудера остатками разума понял, что скоро дойдет до конца. - Джудайме, я не вынесу, - обрывисто прохрипел он. И сразу после этого уже сам яростными рывками стал толкаться в мягкий горячий рот босса. Через несколько таких толчков Хаято почувствовал, что уже не может сдержаться. Он хотел вытащить член изо рта Тсуны, но возбуждение настолько заволокло его мысли, что он наоборот вошел резко по самую глотку, замер, чуть прогнулся в спине и брызнул горячей спермой, заставив партнера проглотить все ее немалое количество. И Тсуна сделал это, хоть и закашлялся от того, что она попала в самое горло, но принял все полностью и даже слизал остатки с головки. Гокудера сполз вниз по стене, неосторожно опустился на пол, прикрыл зеленые глаза и попытался восстановить свое тяжелое дыхание. Он все еще был возбужден, только этого ему оказалось недостаточно для удовлетворения. Он все еще хотел своего босса, все еще жаждал его не только телом, но и душой. Когда Гокудера открыл глаза, он увидел своего возлюбленного полностью обнаженным. Тот стоял, облокотившись на стол, широко расставив ноги и согнувшись так, что Гокудере открывался отличный вид на маленькие упругие ягодицы и пульсирующее от желания небольшое колечко мышц между ними. - Гокудера-кун, пожалуйста… Тсуна приглашающе повел бедрами. Он уже и сам сгорал от нетерпения, он требовал, чтобы Ураган, наконец, уже взял его и прекратил это невыносимое чувство возбуждения, которое все возрастало с каждой минутой. Он добился своего - довел своего любимого до экстаза, и теперь хотел, чтобы Хаято удовлетворил и его. Он всегда получал огромное удовольствие со своим хранителем, в которого влюбился еще тогда, в школе для мафии, куда они все попали после окончания средней Намимори. Тогда Гокудера сразу заметил, что босс неравнодушен к нему, сам подошел, сам молча и без всяких слов поцеловал. И теперь их связывают вот такие отношения, которые им приходится скрывать даже от самых близких членов семьи. Хаято перевел взгляд на лицо десятого. Приоткрытый рот с каплями его собственной спермы в уголке, рваное тяжелое дыхание, прикрытые глаза, застланные желанием. Кажется, его разум снова начал отказывать. Он еще никогда не видел своего босса таким развратным, еще никогда не сталкивался с его столь похотливым взглядом. И это окончательно сводило с ума. Он решил, что возьмет Тсуну здесь и сейчас, даже если небо упадет на землю. Он хотел удовлетворить и свое и его желание, чтобы больше не откладывать на такой долгий срок их отношения. Он поднялся и уверенным шагом подошел к брюнету. Кончиками пальцев провел от самой шеи вниз, по позвоночнику, до копчика, чем вызвал дрожь по всему телу босса, затем завел руку под живот Тсуны и коснулся его члена. Он уже был полностью влажным, истекал смазкой и сделался таким чувствительным, что как только Гокудера прикоснулся, Тсуна выгнулся и протяжно сладко простонал. Тогда Хаято ладонью нащупал колечко мышц, ввел внутрь сразу два пальца и начал быстро двигать ими, тем временем водя рукой медленными чувственными движениями по члену Савады. А брюнет от такого не знал, кричать ему от боли или стонать от наслаждения. Сзади от резких движений его обжигало болью, а спереди наслаждение обволакивало сладкой пеленой. Он сам двигал бедрами, каждый раз вздрагивая и вскрикивая от такого коктейля из боли и удовольствия, все его тело горело, каждое прикосновение к коже вызывало в нем новые приятные ощущения. Казалось, даже сам воздух приносил удовольствие. Гокудера внимательно следил за каждой реакцией босса. Он замечал и боль, и наслаждение, которые отражались на его лице. И когда Хаято понял, что его партнер уже достаточно подготовлен и больше не испытывает неприятных ощущений от пальцев сзади, он решил наконец сделать то, чего они оба желали уже так давно. Расположив ладони на бедрах Савады, Гокудера направил свой член ко входу, немного потерся им между ягодицами и резко одним рывком вошел по самое основание. Комната наполнилась громким криком Тсуны, у которого слезы выступили на глаза от опалившей все внутри него боли. Он попытался рвануться в сторону, чтобы хотя бы слегка облегчить боль, но итальянец крепко держал его за бедра и не двигался. Он снова одной рукой принялся ласкать возбужденную плоть босса, а другой рукой обхватил его под грудь, сжав между пальцами сосок. Тсуна громко простонал, совершенно не желая сдерживать своего голоса. Он прекрасно знал, что это бесполезно. Сейчас его партнер возбужден почти до предела, а это значит, что его не остановит ничто. В таком состоянии Гокудера совершенно непредсказуем. Он может быть и груб и нежен, может приносить и боль и удовольствие одновременно, как делал это только что. И Тсуне не оставалось больше ничего, как поддаться всему этому, тем более что он и сам не желал меньшего. Немного привыкнув к обжигающим ощущениям внутри, брюнет двинул бедрами, давая партнеру понять, что готов продолжать. И Гокудера продолжил. Медленным движением он почти полностью вышел и таким же медленным движением снова вошел до конца, задевая все нервные окончания на своем пути, вызывая стоны и всхлипы босса. Снова вышел и снова вошел, но уже под другим углом, пытаясь найти ту самую точку удовольствия. И через несколько таких движений он все же коснулся ее, одновременно с этим проведя ладонью по члену десятого и пощекотав пальцем его сосок. Тсуна прогнулся в спине, подался назад, запрокинул голову и громко протяжно простонал. Удовольствие было неописуемым. И Гокудера прекрасно понял это. Поэтому он вновь и вновь стал повторять эти движения, сначала медленно, потом все ускоряясь и ускоряясь. Иногда он изменял темп: то входил ритмичными и плавными, а то резкими и беспорядочными толчками. От этих непередаваемо-приятных ласк в самых чувствительных местах, от бешеных темпов, от рваных ритмов Тсуна стонал все громче и громче, не зная, куда себя деть от наслаждения. Сейчас мир для него не существовал. Ничего не существовало. Был только его любимый Ураган, даривший все эти ощущения. Но Тсуна тоже хотел, чтобы Гокудера чувствовал все, что чувствует он сам. Поэтому, когда Хаято подавался назад, он, как мог, сжимал мышцы вокруг его члена, а потом снова расслаблял, чтобы партнеру легче было входить. Гокудера не заметил, как и сам стал стонать. Хотя это было невозможно называть стонами. Хриплый животный рык – вот, что вырывалось из него с каждым новым движением. А от того, что босс так сжимался, он совсем перестал себя контролировать. Удовольствие все нарастало, возбуждение уже давно перешло за рамки возможного, а каждое новое движение, казалось, наполняло его существование смыслом. Его хрип и громкие стоны Савады сливались в один голос, невыносимый жар обжигал кожу. Только тела, только движения, только наслаждение друг другом, только это сейчас существовало. Разум тоже давно сдался удовольствию. И Гокудера понял, что даже сейчас, даже когда босс стонет, кричит и мечется под ним, все еще чего-то не хватает. И осознание, чего именно не хватает, пришло моментально. - Д… Джудайме… - хрипло и рвано позвал он. Тсуна только сдавленно простонал в ответ. - Джудайме! - уже настойчивее позвал подрывник, сильнее и глубже толкаясь в своего босса. - Еще! Еще! Сильнее! – задыхаясь в полустоне, умолял Тсуна. Гокудера еще сильнее сжал двумя пальцами сосок Савады и впился зубами в его плечо. Его резкие толчки, кажется, стали еще грубее, еще нетерпеливее. Он знал, что сейчас, возможно, боссу больно или, может, даже неприятны его проникновения, но он уже не мог остановиться. Пусть Джудайме потом упрекнет его в этом, но не сейчас… сейчас он просто не мог остановиться. - Нет, – прошептал Гокудера в самое ухо десятому, на что тот ответил громким стоном. Ему, несомненно, нравились мольбы босса, нравилось видеть его таким, но это было все же не то, чего ему не доставало. - Джудайме… я прошу тебя, назови меня по имени. Вот что было необходимо. Гокудера просто жаждал услышать свое имя из уст любимого, он знал, как сладко оно сейчас прозвучит. В этом был весь смысл. Все удовольствие сводилось в ничто без ощущения, что ЕГО Небо принадлежит только ЕМУ, что больше никто не сможет видеть его таким, что только он, Гокудера, достоин этого. И чтобы окончательно убедиться в этом, он должен был услышать. Он сделает все, что угодно, ради этого. - Джудайме! - Я… - он не смог сказать ничего больше из-за нового вырвавшегося стона. - Если не сделаешь, боюсь, я не смогу как следует доставить тебе удовольствие здесь… - и он убрал свою руку с члена Тсуны, после чего почти невесомо коснулся подушечками пальцев головки. - Гокудера! – совсем тихо. Он был на пределе. - Не так… прошу тебя… я так хочу услышать. Назови меня по имени! - Ха… Хаято… - сдался. Сил сдерживаться не было совсем. А Гокудера, наконец добившись желаемого, совершенно потерял контроль. Он переместил руку с груди босса на его волосы, резко и больно сжал несколько прядей в кулаке, потянул на себя, запрокидывая голову Тсуны, и толкнулся с новой силой, опять задевая простату. - Еще… - хриплый голос, переросший в стон. У него тоже не оставалось сил. - Хаято! - Джудайме… я сейчас… уже почти… - Хая...аах!.. – Тсуна не смог договорить. Он выгнулся всем телом, колечко мышц запульсировало и сжалось вокруг члена Гокудеры. Полупрозрачная густая жидкость уже стекала по его члену и пальцам Хаято, рука которого так и оставалась там. И Гокудера, также резко толкнувшись еще пару раз, вошел до конца и излился внутрь горячей спермой. Они оба тяжело дышали, их сердца колотились с бешеной скоростью, казалось, что они вот-вот пробьют грудную клетку; дыхание было тяжелым и прерывистым. Гокудера вышел из Тсуны, взял его за руку и потянул на себя, заключая в объятия. Умиротворение и спокойствие, воцарившиеся теперь в его душе были не сравнимы ни с чем другим. Все предстоящие трудности не беспокоили его, ведь он знал, что его любимый человек рядом. И Тсуна ощущал то же самое. - Джудайме, я так Вас люблю, - прошептал Ураган. - Гокудера-кун, я… - Не говорите ничего. Я знаю. На самом деле Тсуна еще ни разу не говорил Хаято, что любит его. Но Гокудера знал это и так. Он понимал, как может быть трудно это произнести, поэтому всегда говорил это сам, доверяя только той нежности, которую дарил ему Тсуна. И это делало его по-настоящему счастливым. Наверное, самым счастливым на земле. - Джудайме, давайте сегодня заснем вместе? - Да, – Тсуна улыбнулся и кивнул. Ведь нет ничего лучше, чем засыпать в объятиях любимого человека, чувствовать его тепло, спокойствие, уют. Знать, что грядущее утро начнется с того же тепла, комфорта, что душа будет спокойна и ничем не встревожена, что беспокойство не посетит разум. Постояв в объятиях друг друга еще несколько минут, они оделись и только собирались покинуть кабинет, как раздался телефонный звонок. Десятый подошел к столу и снял трубку. - Слушаю? - Тсуна, это снова я, – в трубке беззаботный веселый голос черноволосого мечника. - Что такое Ямамото? Послышался тяжелый шумный выдох и странный короткий низкий звук. - Тсуна… мм, хотел тебе сказать, что… хаах… погода здесь уже наладилась. Так что… ммн… завтра днем мы вылетаем. Савада удивленно поднял бровь. - Хорошо, я понял. У тебя все в порядке? Ты как-то странно говоришь… - Нет… мм… все хорошо. Увидимся! Послышались короткие гудки. Но Тсуна решил не задумываться над странным голосом хранителя дождя. Он положил трубку на место и вернулся к своему возлюбленному. *** - Хибари, не нужно было делать это, когда я говорил по телефону. А что, если бы Тсуна все понял? Ямамото лежал полуобнаженным на широкой двуспальной кровати и смотрел на хранителя облака, возившегося с ремнем собственных брюк. Хибари поднял на него глаза и ухмыльнулся. - Савада? Он бы ничего не понял, так что можешь расслабиться. Хибари просунул руку в уже расстегнутые штаны мечника и провел ей вверх-вниз. - Я недооценивал тебя, ты, похоже, и правда на что-то годишься. Я весь в нетерпении проверить это. Ямамото улыбнулся, перехватил руку Кёи, резко рванул его на себя и перевернулся, оказавшись сверху. Он наклонился к самым губам Облака и прошептал: - Решил подразнить меня? Хибари улыбнулся еще шире. - А разве нельзя? Мечник впился в его тонкие губы, а затем, оторвавшись от них, произнес: - Я бы не советовал. Думаешь, я смогу сдерживаться, если ты вот так открыто меня соблазняешь? Хибари приподнялся на локтях и кончиком языка лизнул мечника в губы. - Вао, разве ты собираешься спать этой ночью?