Зазеркалье

Белые стены Лас Ночес казались почти уютными после повисшего над Уэко Мундо ощетинившегося месяца, ножом прорезающего тусклую темноту ночного неба. Зеркальная Комната поприветствовала гостя сотнями его отражений. Голубоватые волосы, прищур светлых глаз, мускулистое расслабленное тело в удобных белых одеждах – всё это десятикратно множилось, смотрело на него со всех сторон, в том числе с пола и с потолка. Комната, идеально круглая и идеально чистая, пахла стерильностью – вспотевший арранкар здесь инородное тело. Джагерджак сел в кресло, установленное в центре, и закрыл глаза. Если бы не Улькиорра, Гриммджо никогда бы и не узнал о ней. Однажды он обыскал добрую половину Лас Ночес в поисках Шиффера, и, уже доведённый до белого каления, наткнулся на него здесь, в этой самой комнате. До этого он ней даже ни разу не слышал. Гриммджо, разбив парочку зеркал для привлечения внимания, спросил, что он, мать его, там разглядывает. Улькиорра ответил, что правильно не «что», а «кого». Сказал, что разглядывает себя и видит каждый закоулок своего бытия. Потом добавил, что увидел там нечто, что ему не понравилось, и что он больше сюда не вернётся, а Гриммджо, если пожелает, может тут хоть дневать и ночевать. Гриммджо сказал, что ему нахер не сдалась эта комната и эти зеркала. Уходили они вдвоём и слушали молчание друг друга, но Джагерджаку это надоело, и он, закинув руки за голову, принялся насмешливо угадывать, что же увидел в своём отражении Шиффер: свои бездонные грустные глаза и такую же бездонную дыру в шее? Разве он не мог раньше налюбоваться своим распрекрасным внешним видом? «Твои слова порой глупее тебя в разы, - ответил Улькиорра отнюдь не обвиняющий тоном. – Ты задаёшь вопросы, но даже не пытаешься услышать и понять то, что я говорю тебе. Мне отвратительны мёртвые вопросы-пустышки. Хочешь узнать, что я там увидел – сходи и взгляни сам». И Гриммджо взглянул. Не сразу; сначала не позволяла уязвлённая гордость. Потом он принципиально даже близко не подходил к комнате, сверху донизу уставленной зеркалами. И вообще, вдруг Улькиорра соврал, что больше не вернётся туда? Сейчас Гриммджо думал, что это комната нашла его, а не он - комнату. Джагерджак мог рассматривать себя часами, и, если бы он не был собой, то счёл, что здесь попахивает острым приступом нарциссизма; но всё казалось куда запутаннее: в отражениях он и все его копии походили лишь на что-то отдалённо знакомое. Чем дольше Гриммджо на них смотрел, тем лучше различал того, кто силился пробиться сквозь незримую кирпичную стену его мыслей и чувств. Будто этот «кто-то» отчаянно пытался напомнить Гриммджо, кем он являлся… в прошлой жизни? Гриммджо понимал, что это абсурдно и смешно. Он не смог бы разыскать в себе одну-единственную личность, бывшую когда-то настолько сильной, что смогла сделать из пустого арранкара, даже если захотел бы. Сейчас он другой, но отголоски прежнего «я», казалось, говорили громче и отчётливее, чем обычно, именно в этой комнате. Тысяча голосов, как тысяча осколков, но осколков чего? «Ну давай, скажи это слово, - подумал Гриммджо, медленно откинув голову назад, - сделайся в своих глазах ещё большим придурком». Взгляд голубых глаз, такой же пронзительный и безучастный, как и всегда, встретился со своими многократными копиями. Однако этот Гриммджо, отражающийся в зеркале, до смешного смахивал на что-то человеческое; только дыра пустого в животе всё портила. Или, скорее, спасала. Арранкар медленно сглотнул. В зеркалах слева и справа его кадык дёрнулся вверх-вниз. Однако тишину неожиданно разнесло вдребезги. - А я-то считал, что пялиться на себя не аутентично для таких, как ты, Джагерджак. Голос Ннойторы, такой же приятный, как звук скрежещущих по стеклу ногтей, прорезал воздух. Джилга усмехался, обнажая уродливые зубы, и его улыбка в буквальном смысле окружила Гриммджо; казалось, что в комнате находятся не двое, а тысяча арранкаров. - Отвали, - равнодушно ответил Гриммджо. Дюжины дюжин зеркал подхватили ещё более кривую гримасу Ннойторы. - Брось, Джагерджак! Или ты решил подражать нашему главному философу? Это для тебя тоже не аутентично. Вообще, после того, как вы вернулись оттуда, – Ннойтора неопределённо указал большим пальцем в сторону, - вы стали какими-то неженками. Будто тебе там тот рыжий тип не вдарил по первое число, а накормил пудингом, дал потискать котят и сиськи своей бабы в придачу. - Знаешь что, Ннойтора? Отсоси хуй, Ннойтора, или выеби себя в зад, только, будь добр, не в этой комнате. Гриммджо начинал постепенно раздражаться; в кои-то веки ему захотелось побыть одному, как его личное пространство тут же пытались нарушить. - Вали, - повторил он и отвернулся. - Не дело это – посылать старших по званию, - протянул Ннойтора, ещё больше воспаляясь. – Или ты хочешь оспорить моё право – быть в Эспаде пятым? Гриммджо не ответил, пытаясь следовать методу Улькиорры. Обычно полное игнорирование срабатывало в случае с Джилгой, но Гриммджо понимал, что долго не вытерпит, если он всё-таки не уберётся восвояси в ближайшие тридцать секунд. - Мы можем выяснить всё здесь и сейчас, Сэкста. Можем даже не выходить. Гриммджо почувствовал, как липкий гнев разлился в груди. - Твоя дыра лишила тебя части мозгов, - огрызнулся он. – Иди нахер, пока я не вставил тебе в неё. - От старых привычек так просто не отделаешься, а, Джагерджак? – Ннойтора оперся на рукоять Святой Терезы и то ли весело, то ли нетерпеливо теребил пальцами цепь. – Ты просто драный кошак и трус, который всегда только обещает, - добавил он, недвусмысленно приподняв правую бровь. Гриммджо в последний раз окинул взглядом своё отражение (он там точно какой-то неправильный), затем встал на ноги и хищно оскалился, предвкушая вкус крови. От его мнимого спокойствия не осталось и следа. Ему не было дела до Джилги; единственный из Эспады, с кем он желал взаправду померяться силой – это Улькиорра. Пятый это знает, но, тем не менее, каждый раз нарывается на драку. Именно это Гриммджо в нём и нравилось – Джилга, как и он сам, жил битвой и дышал сражением, чтил достойного противника и насмехался над слабым. Это им обоим никогда не надоедало. - Катись в задницу, придурок хренов. Эта фраза являлась чем-то вроде приглашения. Гриммджо знал, что, встреться они в настоящей битве лицом к лицу, Ннойтора однозначно не стал бы себя сдерживать. И это почему-то только подливало масла в огонь. Им пора было уже вести счёт подобным стычкам. *** После боя с Ннойторой Гриммджо впервые почувствовал себя проигравшим, хотя «эта пустая и бредовая трата времени», как любил выражаться Улькиорра, всегда заканчивалась ничьёй и обычно оставляла после себя терпкий вкус удовлетворения. Он вытер кровь с лица и облизнул пересохшие губы. Кровоподтёк над глазом грозил распухнуть в красный блин на пол-лица, но Джагерджак знал, что до этого не дойдёт. Теперь тишина Зеркального Зала казалась ему неприятной, она давила и пыталась задушить. Зря он сюда вернулся, былой настрой уже не возвратить. В одном Ннойтора всё-таки был прав: после их возвращения из Каракуры в Лас Ночес всё изменилось, как будто нечто живое проникало в сами стены, в каждую щель, и распускало пальцы-щупальца всё дальше, пускало корни, беглым прикосновением оставляло следы на века. Это ощущали все, но не все осознавали в полной мере. Гриммджо, как и остальные, знал, откуда исходили эти «волны», и совершенно не хотел подтверждать или опровергать свою теорию. Но, постояв в центре зала в нерешительности пару минут, он, как последний мазохист, всё-таки покинул Зеркальную Комнату и зашагал прочь по пустым коридорам, чувствуя нарастающее в груди нетерпение, грозящее перейти в неконтролируемую и необъяснимую вспышку ярости. Ему было почти смешно: как только начинаешь что-то осознавать, первая реакция – исторгнуть из себя это осознание, вытряхнуть и забыть. До поры до времени. Завернув за последний поворот, арранкар остановился. Впоследствии он так и не мог вспомнить, что до него донеслось первым: запах человеческой крови или звук громкий ударов? *** Лоли и Меноли заявились к Орихиме и приняли вид хозяев помещения, к которым сама Орихиме напросилась в гости. Вопросы из разряда «что я вам сделала?» отпали как-то сразу, слишком лишние в подобной приватной обстановке. Её гостьи явно не были готовы вести беседы на риторические темы, а до ответа вроде «появилась на свет» девушка смогла и сама додуматься. Она терпела, зная, что ничем не может себе помочь, но каждый раз, когда Лоли сбивала её с ног, Орихиме вставала. Её организм вёл себя словно заведённый ключиком, ну а это ещё больше заводило Лоли и Меноли. Орихиме не думала, что они могут убить её; скорее, обе, наигравшись, осознали бы, что Орихиме на самом деле незавидная мишень, разве что в качестве боксёрской груши. Но, к счастью или нет, в самый разгар «битвы» появился Гриммджо. Поначалу он выглядел равнодушным и даже утомлённым. После непродолжительной схватки арранкар, с выражением дикой усталости в глазах, одним резким движением отбросил Лоли в сторону, схватил Меноли и заломил ей руку, повернув девушку к себе спиной. Кость хрустнула, и тогда в его взгляде промелькнуло что-то безумное – чересчур далёкое, чтобы врезаться в память, и слишком очевидное, чтобы это не заметить. Его жертва (противница - слишком громко сказано) вскрикнула и принялась ловить ртом воздух, онемев от боли, и Гриммджо ещё сильнее сжал её локоть, очевидно, получая свою долю удовольствия от учинённой расправы. Спина девушки находилась слишком близко к его телу, и вся эта картина выглядела бы довольно интимно, не будь столь жуткой и отталкивающей. Орихиме хотела кричать, хотела умолять его прекратить это, но с языка срывались лишь тихие и невнятные звуки, а слова застревали комом в горле. Когда Меноли перестала прерывисто дышать и без надежды на успех попыталась вырваться, Гриммджо свернул ей шею – только что в кожу зубами не впился. Та умерла мгновенно; от отвратительного запаха смерти у Орихиме закружилась голова. Отбросив Меноли, Гриммджо огляделся в поисках новой добычи. Орихиме казалось, что как только он разделается с её мучительницами, то примется за неё. Тем временем брюнетка с растрепавшимися волосами опасливо сжалась в углу и издавала что-то похожее на шипение, решая, умереть ли ей с оружием в руках или попытаться сбежать. В конце концов, видя, что бежать некуда и что её угрозы разбиваются о непробиваемую вседозволенность члена Эспады, она выбрала первое – только чтобы тут же попасться в мышеловку. Рука Лоли хрустнула с хлюпаньем, кровь закапала на пол. Гриммджо оскалился ей в лицо и выпустил из стальных объятий. Ужасно долгие минуты Лоли металась по комнате, стонала и ругалась такими словами, какие Орихиме до этого и слышать не доводилось, а Сэкста всё стоял и смотрел, изучающе склонив голову набок, окровавленный местами чужой кровью. Наконец она затихла, истратив последние силы. Гриммджо, как кот, приготовившийся поиграть, с брезгливым любопытством рассматривал изувеченную Лоли, словно раздумывая, каким будет её следующий шаг. Меноли валялась неподалёку - жалкая и мешковатая в быстро растекающейся луже крови. Каждое мгновение тех минут врезалось в память Орихиме предельно чётко и ясно. Она поняла, что запомнит эту экзекуцию на всю жизнь, будучи уверена, что это ещё не самое худшее, что доведётся ей увидеть в ближайшее время. Настоящий красный тигр. Он мог сколько угодно скрываться под белыми одеждами и льдисто-голубыми глазами, наполненными то равнодушием, то безумной яростью, но красный цвет – цвет боли, убийства, разрушения и коварства – не спрячешь, если он так и желает вылиться наружу. Можно надеть на себя красное, можно измазаться им, делаясь при этом только невзрачнее, но в нём нельзя раствориться или заставить его раствориться в себе. Джагерджак был именно таким – пугающим и завораживающим одновременно. На него невозможно было не смотреть. Гриммджо сделал несколько шагов к Орихиме и сказал: - Успокойся, а не то придётся лупить тебя по щекам. Девушка только сейчас поняла, что всё это время закрывала ладонями рот, чтобы не закричать, и почувствовала, как её собственные ногти впились ей в кожу над верхней губой. Он глядел на неё оценивающе, будто что-то прикидывая или решая для себя какой-то вопрос, она на него - как на больного. Сочувственно и с сожалением. Только что беспомощно руками не разводила. Вдруг он резко повернул её к себе спиной, больно ухватив за плечо, и подтолкнул вперёд, к висевшему на стене зеркалу во весь рост. - Что ты видишь? – спросил он, обдав затылок Орихиме тёплым дыханием. – Что? Из-за внезапной боли ещё и в плече девушка не сразу сообразила, о чём он спрашивает. Она глупо уставилась в отражение, дивясь своему внешнему виду: лицо распухло, левый глаз успел заплыть, на всей скуле растянулся синяк. Неконтролируемые слёзы капали с щёк вниз, вырванные пряди волос клочьями свисали на одежде. Пальцы арранкара оставляли складки на ткани, а сам арранкар склонился, дабы тоже уместиться в зеркале. - Я вижу нас, - тихо ответила Орихиме. - И только? – с нарастающим в голосе раздражением переспросил Гриммджо. Что она там могла увидеть? Беспомощную тряпичную куклу, зажатую в когтях пантеры, которая даже за себя не может постоять? Вечную неудачницу и пустое место? Кого она там должна разглядеть? - Я вижу хищника, - ответила она, вяло покосившись на арранкара. – Хищника, и больше никого. Невидимый лёд с неё можно было сбивать молоточком. - Сколько мне ещё смотреть? Несколько секунд Джагерджак молчал. Затем он протянул руку к лицу Орихиме, застыв в нерешительности, и неумело, как старательная нецелованная школьница, убрал ей за ухо выбившуюся из чёлки прядь тёмно-рыжих волос. При этом его лицо исказило то ли отвращение, то ли любопытство, то ли презрение, смешавшись в пренебрежительную гримасу, «приправленную» острыми клыками и приподнятой верхней губой. Орихиме замерла от неожиданности и испуга, стараясь не шевелиться. Всё это длилось не более пяти секунд, но показалось ей вечностью, прошедшей в какой-нибудь параллельной нелепой реальности. Она даже успела подумать, что при желании смогла бы разглядеть своё отражение в белоснежных зубах арранкара. Он отпустил её, развернулся и зашагал к выходу, но в двух шагах от него остановился. - Надеюсь, ты не решила, что я пришёл тебя спасать? Это плата за мою левую руку. Теперь мы квиты. *** Ветер завывал снаружи, поднимая к небу клубы песка. Чёрные деревья уныло мелькали в окнах, пока Гриммджо шёл по коридорам и спускался по лестницам. Всё-таки не зря он заглянул к девчонке, хоть истинная причина его визита была донельзя идиотской; Айзен вряд ли бы поблагодарил Улькиорру за её смерть от рук двух чокнутых шлюх. Арранкар замедлил шаг возле комнаты с зеркалами, но, поразмыслив, прошёл мимо. Ему не хотелось в неё возвращаться. Что же такое увидел там Улькиорра? И что увидел он сам? Гриммджо не знал ответа.