Ночью ходит по дорогам тот...

И снова - за порог не гляди. А хочется! Ночь в середине лета пахнет травами и шуршит отзвуками приключений и бед. Крылатая, неугомонная ночь, в которую невозможно, нельзя, не честно - заставлять спать. Стоит густая, ощутимая тишь. Ветер забывает двинуть крылом, засмотревшись в зеркало пруда. Ночь ширится и растет, и сквозь окна, сквозь щели, сквозь неприкрытую дверь протекает в дом. Ночь дышит прямо в лицо отзвуками всех таящихся в ней существ. Хлопка и крыльев, шорохом тканей и чешуи, гортанным смехом и шепотом в уши с призывами разделить и осознать. "Выйди и прикоснись" - почти ощутимо, почти слышимо, заставляя вздрогнуть. И я иду. И ступаю за порог, не забывая не глядеть - закрыв глаза. У пояса, по привычке ли, случайно ли - фляга с ромом. Едва ощутимо касается ветер волос, лица, шевелит одежду. Ветер, очнувшийся от тяжкого забытья, заставляет вздрогнуть: на улице темно, и никакой луны нет, даже и не думает она проступать на небе. Это заставляет сделать первый глоток рома - для храбрости, и чтобы согреться. Морщусь, но не все так уж плохо, как могло казаться. Кровь бежит быстрее, а дорога ложится под ноги легче. И кажется уже совсем не страшно - не то от глотка рома, не то от знания того, что в выходные летом можно позволить себе что-то такое, как ночная прогулка по деревне. И второй глоток рома жжет горло за первым. Да, и совсем тут не страшно! Хочется бежать, глотая воздух, пронизанный ароматами ночных цветов, хочется пить бархатную тьму, прикусывая губы в кровь, и хочется жить, жить, жить... Не страшно, не страшно летней ночью совсем!.. Тем более вдалеке даже маячит едва различимая человеческая фигура, и мне кажется, что идти надо как раз к ней: она тянет к себе магнитом, концентрирует тьму, является ее сердцем, ее ключом. И именно поэтому ее надо коснуться. Лишь где-то на задворках сознания мелькают острые, перепуганные мысли. Ночью ходит по дорогам, тот... Тот... А вот кто - теряется во тьме. - Эй, поздний путник!.. - Помимо воли выводят губы. - Не хочешь ли потанцевать со мною?.. Поздний путник оказывается одетым в строгое и траурно-чёрное, а еще голову его венчает цилиндр. Он останавливается, и смотрит мне в глаза, но его взгляда я не вижу - на нем очки. И он все еще молчит. Губы ночного странника кривятся в еле заметной улыбке, а бархатный голос негромко произносит: - Если ты хочешь, то станцуй мне. Девочка. От его слов по коже бежит холодок, но я уже не могу отказаться от своих слов: ноги сами собой движутся, словно я и в правду танцую. Во всем теле легкость. А незнакомец, у которого, ко всему, оказывается еще и трость, смотрит на меня слишком внимательно. И улыбается слишком белой, нереальной улыбкой. И протягивает мне руку в столь же черной перчатке. Он оказывается рядом, и я замечаю, что он уже немолод. Но и не настолько стар, чтобы ходить с тростью. ...А еще - танцевать с ним, это как танцевать с ветром. Пальцы, температуру которых не возможно определить, стискивают мои настолько сильно, что контролируют каждое движение. Слышен лишь шорох подошв о дорогу, да ветер свистит в ушах, когда мы кружимся. Я с удивлением замечаю, как быстро он двигается. Заставляет меня гнуться, вытягиваться струной, тело непривычно к таким движениям, и мне кажется, будто кости сейчас затрещат, ломаясь. С моего пояса отстегивается и отлетает в сторону фляга с ромом. Ночной гость отодвигает меня, и подбирает ее. - Что это? - Ром, дядя. Неужели не разбираешь? - Я тянусь вперед, чтобы забрать у него сосуд, но руку тот час убирают, а содержимое фляги льется на землю. - Если это ром, то в твоих жилах течет вода вместо крови. Пойдем, я дам глотнуть тебе настоящего. Он уверенно ступает вперед, и я иду за ним. Ветер снова боится шелохнуться, а не вижу ничего И все-таки спрашиваю: - Кто ты? Он на мгновение замирает: - Ты знаешь меня. - Неее. Я в первый раз тебя вижу, честно. Уж я б запомнила. - Смотрю, изучая едва заметное во тьме лицо. Нет, я не пьяна, и знаю, что вижу его в первый раз. - Я помогал тебе родиться. И ты умрешь на моих руках. - Голос звучит глухо, словно говорит не он. - Я прощу тебя на этот раз, но не более. - Дядя-крестный? - Предполагаю я. - Пусть на сегодня будет так. - Ночной странник сжимает мою руку и ускоряет шаг. - Поторопись. В ночной тишине слышно, как он усмехается. Ветер снова дышит, разгоняя тяжесть тумана. Его крылья шуршат в ветвях деревьев, когти режут кожу холодом. Дышать уже становится легче, но больнее. Ветер царапает кожу, а сознание пылает и плавится, когда рука в черной перчатке подносит мне бокал с почти смоляного цвета в темноте жидкостью. Горло обжигает горечью с едва заметными нотками дерева, а кровь бежит по телу в три раза быстрее. - Это называется настоящим ромом, девочка. - Все такой же гортанный, резкий и похожий на крик ворона голос звенит нотками смеха. Я не осознаю, что делаю, понимая лишь то, что снова пытаюсь удержаться на ногах. А потом лечу чуть ли не на руки ночному гостю, который все еще смеется, и голова кружится все сильнее, когда мы вновь начинаем прерванный танец. По ветру развеваются мои волосы, подол юбки, холод воздуха обжигает лицо, а взглядом я пытаюсь уловить фигуру своего партнёра, который не по годам легок, и почти приподнимает меня над землей, когда кружит. Мне не страшно, и лишь сильнее хочется прикоснуться к нему. Тянет, точно магнитом, заставляя податься навстречу, и почти прошептать: - Поцелуй меня, а... - Я цепляюсь за черную одежду, пытаясь вглядеться в лицо сквозь тьму. - Ты пожалеешь об этом. - Ладонь ложится мне на грудь, отстраняя. Он отходит от меня, прямой и стройный, до такой степени, что кажется попросту одетым в чёрное скелетом. Я замечаю это лишь тогда, когда он раскланивается: - Мое время закончилось. - Он приподнимает шляпу, и уходит, сжимая в руке трость. Я могу только помахать ему рукой, чувствуя, что ветер усиливается, а еще - что все тело накрывает слабость. Что же это был за ром?.. Ночью ходит по дорогам, тот чье имя... ...Я просыпаюсь от того, что солнце светит прямо в глаза, и понимаю, что голова неожиданно ясна. Это после всего, что было вчера?.. Нахожу себя сидящей на земле. Платье измято, фляги из-под рома - как не бывало. И вскрикиваю, осознав, что нахожусь... На кладбище. Я спала, прислонившись спиной к надгробию. Сейчас еще утро, и хорошо, что никто не нашел меня до того, как я проснулась сама. Не в последнюю очередь вспоминается ночь: дикое головокружение, и... Ночной путник, встреченный на дороге. Рядом со мной, на земле, лежит кость, и черная перчатка. Кровь стынет от ужаса, когда я понимаю, что ночью повстречала барона Самди. Ведь тем, кто дверь ему откроет, нет дороги назад.