Без надежды

Ана-Люсия впервые за долгое время так метко выстрелила. Саид же впервые за долгое время потерял дар речи. Шеннон перестала дышать через сорок две секунды после выстрела. Проклятый ливень бил по щекам, размывая картинку джунглей, и араб готов был поклясться, что макушка Уолта промелькнула в ближайших кустах. Чертов остров со своими видениями. Чертова собака, которая привела их в это место. Чертов он, Джерра, потому что не остановил легкомысленно пробирающуюся в чащу девушку. А ведь знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Чертова незнакомка с пистолетом в руках. Чертов знакомый пистолет. И боль, ужасная, невыносимая, огнем проходящаяся по венам, несмотря на ледяные слезы неба. Будто бы сам Аллах плачет по Шеннон, неподвижно лежащей на руках у верного раба ислама. Такая хрупкая, нежная и любящая. Сообразительная, вечно пытающаяся что-то кому-то доказать. С несовершенным знанием французского и способностью приятно удивлять нужными воспоминаниями. Радующаяся мелочам, немного наивная, но ответственная. Приятная и легкая на подъем. Шеннон. Та девчонка, которая первые несколько дней беспечно загорала на солнце среди обломков самолета и трупов. И он, Саид, не смог ее уберечь. Не смог помочь справиться с горем после смерти Буна. Не поверил сразу же, хотя знал, что девушка не врет. Что видела Уолта. Что это был не сон. Карие, почти черные, глаза встречаются с испуганным взглядом незнакомки, которая все еще уверенной хваткой сжимает пистолет, и дальнейшие действия осуществляются по хорошо отточенной в республиканской гвардии схеме. Убить. Уничтожить того, кто посмел поднять руку на дорогого человека. Разорвать на куски виновного, потому что боль потери и неспособности что-то изменить схватила за горло и душит, не отпуская. Без надежды. На этом острове не бывает хеппи-эндов. В воздухе все еще висят ее слова о собственной непригодности и его признание в любви.