В пучине скуки

Это ведь и правда было так. Скучно, до ужаса скучно Озу было торчать в семейном особняке даже без возможности выйти наружу – взрослые-то еще те паникеры, конечно, но Гил… Даже Гил не давал ему высунуться на свежий воздух; слабый, глупый, доверчивый и такой заботливый, он боялся за молодого господина, и это вынуждало его даже противостоять Безариусу. У него не получалось, но он пытался. И тогда уже Оза ловил дядя Оскар, в который раз напоминая, что его могут опять похитить, что преступник еще не найден и что для его, Оза, же безопасности куда лучше будет сидеть в особняке. Под присмотром служанок, гувернанток и все того же Гила, который пытался вбить хозяину в голову всё те же самые мысли. А Озу было смертельно скучно. Ему запрещали даже играть в игры богатых, но, правда, неблагородных людей – покер, дурака. В игры простолюдинов играть наследнику семьи Безариусов не пристало; а из вариантов оставалось только чтение. И никогда еще Оз не думал, что семейная библиотека окажется такой маленькой – на предмет наличия тех книг, что ему было разрешено читать. Разрешено гувернантками, разумеется. В конце концов, книги для мальчиков кончились, и остались только книги для девочек – и все они бесили Оза сильнее, чем безделье. А еще порождали в голове странные мысли, погружая в гораздо более глубокие пучины скуки. Никого не было в библиотеке в тот день, кроме них. Оз задумчиво переворачивал страницы очередного романчика, а Гил просто принес ему чашку чая – и вот тогда-то книжка оказалась на полу за ненадобностью. Юный Безариус осторожно коснулся рук друга, но не взял чашку, а только провел пальцами по бледным ладоням, сжимая их в своих. Гил вздрогнул – Оз чувствовал, как задрожали его руки, но не отпустил. Не смог. – Что-то не так, молодой господин? – спросил Гил, смотря на Оза своими прекрасными янтарными глазами, и тот словно в пучину нырнул – пучину своих плохих желаний. Нет, ему не хотелось сейчас зло шутить или подкалывать, не хотелось издеваться, не хотелось искать единственную на всю особняк кошку, чтобы напугать друга. Хотелось его поцеловать, и это было так неправильно, что аж дух захватывало – и приходилось идти на поводу у своих желаний. – Я скажу тебе, но только тихо, – чуть севшим голосом пробормотал юный Безариус, все так же сжимая тонкие запястья своими пальцами. – Наклонись ко мне, Гил. И Гил наклонился – просто наклонился, подаваясь вперед, доверчиво подставляя свою шею руке, что соскользнула с его ладони. Теплые пальцы Оза коснулись виска, схватились за темные патлы – чтобы не дать убежать, и вот тогда-то Безариус приблизился. – Не урони кружку, хорошо? – тихо прошептал он, щекоча своим дыханием ушко слуги, и тот удивленно кивнул, ощущая, как и вторая рука Оза пробирается по его рукаву, залезает за воротник, вызывая холодные мурашки… И Оз быстро коснулся его губ своими, быстро, но надолго – и удержал, не давая отстраниться. Чашка отплясала на блюдце задорную тарантеллу, даже пара капель пролилась – а Гил мотнул головой, зажмуриваясь. Оз присмотрелся – его глаза опять были на мокром месте, а теперь еще и лицо покраснело так, как никогда раньше. Поэтому-то Оз взял из дрожащих рук слуги и чашку, и блюдце и, конечно же, быстро выпил чай. Гил все так же стоял рядом, склонившись, и все еще тянул руки к блюдцу и кружке из фамильного фарфора. Он дышал часто и сбивчиво, а взгляд его то и дело бегал от носочков собственных туфель к лукавой улыбке юного господина – но он не мог отойти. А Оз этого и не хотел.