Death in Eternity

Светлые, почти молочно-белые волосы то и дело закрывали его серо-синие глаза, вынуждая раз за разом поправлять пряди, заправляя их за ухо изящной рукой с тонкими пальцами. Он был красив. Он был прекрасен. Его красоту нельзя было оценить, оспорить и тем более - подвергнуть сомнению. Тонкие и аристократические черты лица могли говорить о его происхождении, принадлежности к Высшей Крови, но этого не мог определить никто. Даже он сам. Высокий мраморный лоб, правильный нос, ледяные глаза, острый очерк скул и губы, что раскрывались в улыбке подобно бутону пиона всякий раз, когда его взор устремлялся на что-то прекрасное. Из-за длинных светлых волос и хрупкого сложения, его можно было принять за девушку. Красивое, идеально правильное, безупречное лицо казалось чем-то созданным искусственно, подвергнувшемуся тщательной огранке. Он казался созданием не из этого мира: настолько чисты были его мысли и намерения. Настолько чист был и его ангельский лик, что буквально светился, отражая лучи любви к этому миру, идущие из самой его сущности, сердца, разума. Он был ловок и грациозен, словно кот. Не промахивался никогда, будь то слово или стрела. Никто не знает откуда он пришел и кто его создал. Возможно, он был тут с самого начала. Такой же древний, в тоже время молодой и прекрасный, как сама Природа. Возможно, он рождался вновь и вновь, словно сам был семенем Вечного Древа, что бесконечно обновляется. Возможно, он был легендой во всех мирах и теперь пришел в этот, дабы очистить его от скверны. Никто не знает, откуда он пришел, куда он идет и появится ли снова. Впрочем, этого не знал он сам, или же не хотел выдавать тайны, что нарушала бы Вечную Клятву, заключенную еще тогда, когда зарождался мир. Он был сильным и могучим существом. Возможно, Стражем Небесных Врат, ангелом, ребенком мудрейших и могущественнейших богов или порождением самой Природы. Он был радостно принят дриадами в лесах, и, будучи возлюбленным существом, помогал им возродить нечто древнее, но давно истлевшее, что оставалось незабвенным и священным во владениях дочерей леса. Возможно, это и было самим духом, пустившем корни вглубь земли и уснувшее там - Сердцем Леса. Его приняли за своего и в Серебристом лесу, ревностно охраняющимся темными фигурами в плащах и двумя избранными девами: Лунной Наездницей и Принцессой Луны. Он вызвал симпатию у их неподкупной и суровой богини Селимин, дарующей благословение лишь своим жрицам. Его зауважали даже грубые Оглоди, когда он появился в их пустыне, шагая по мертвой земле и неся за спиной ливень. Не просто дождь, а настоящий друудский шторм, пережить который везет немногим, кто вырос не среди этих пустошей. Его страшились низкорослые, уродливые Дроу, когда он предстал перед ними. Даже выросшая в тех местах хмурая девушка с луком за спиной и молчанием на устах преклонялась перед ним, испытывая благоговейный трепет. Он одарил ее своим сияющим взглядом и улыбкой, благословив. Он, несомненно, был частью этого мира. И, возможно, многих других миров. Он появлялся ниоткуда, словно всегда был, и исчезал в никуда, словно его никогда и не было. По миру ходили легенды о прекрасноликом ангеле-защитнике, прячущем свои крылья и истинную сущность. Возможно, он был и ангелом тоже, неся свет и любовь в этот мир. Но иногда и ему приходилось окунать свои руки в кровь, сполна испивая страданий и боли этого мира. Он словно отплачивал за всех, безмолвно и стойко существуя с болью, что копилась в нем на протяжении существования мира. Она уже была часть его, большей частью, струясь по его артериям и венам, проглядывая сквозь хрусталики глаз, сквозь вечную, безмятежную и расслабленную улыбку. Он хранил боль всего мира у себя внутри. Никто не знает, как долго еще Клятва будет скреплять его с этим миром, но каждый уверен, что однажды оковы Вечности спадут с его рук и мир задохнется от боли, омытый реками крови.