Почему я?

Нежность. Такая странная и такая неуместная. Её ведь не должно быть. Не должно. Для неё нет причин, ей нет оправданий. Мы не друзья, не парочка, не те люди, которые могут позволить себе её существование. Почему же сейчас твои пальцы вновь касаются моего плеча так, будто я сделан из хрусталя? Почему всегда так касались? Поворачиваюсь к тебе, улыбкой встречаешь мой взгляд, легкой и беззаботной. Болтаешь о ничего не значащей ерунде, спрашиваешь моё мнение о твоей новой песне. Отвечаю, смеёмся. Всё между нами просто и понятно, так? Всё, кроме твоих пальцев на моём плече. Не так, неправда. Ничего не понятно между нами. Ничего не просто. Ты пришел, и нас сразу стали сравнивать. Не в твою пользу. Твои многочисленные таланты очевидны, твой успех был неизбежен, тем не менее, ты всегда был и остаешься вторым. И самое удивительное, что ты согласен с этим. Я знаю, что согласен, ты не говоришь прямо, но и не скрываешь. Как это странно для такого уверенного в себе человека, для кого-то столь амбициозного. Эта тихая покорность и искреннее признание с твоей стороны совершенно сбивают меня с толку. Так не должно быть. По крайней мере, ты должен завидовать, должен злиться, должен ненавидеть меня, раз уж почему-то признаешь, что я лучше. Такое поведение было бы понятно и подходило бы твоему характеру. Так почему же твои ладони на моей коже всегда так осторожны, как если бы ты пытался прикоснуться к поверхности воды, не намочив рук? Я никогда не видел в тебе зависти, злости или ненависти по отношению ко мне. Я видел только эту нелепую нежность, которой не нахожу объяснений. И которую с удовольствием бы согласился променять на ненависть, если бы мог. Чтобы то, что должно быть простым, перестало, наконец, быть таким сложным. Я её долго не замечал. Лишь удивлялся иногда тому, что не сразу чувствую, как ты, например, притрагиваешься к моей руке, чтобы привлечь внимание. Я даже смеялся, мол, ты к людям прикасаешься так, словно котёнка гладишь. А потом было уже не смешно, когда я понял, что ты не со всеми так. Только со мной. Просто в глаза однажды бросилось, что ты вовсе не так ласков с парнями из твоей группы. И со своей Сохён. И даже со своей мамой. Когда ты с ними, твои жесты и прикосновения совершенно обычны. Не грубые, но и не такие, будто ты притрагиваешься к младенцу, вчера появившемуся на свет. Неужели специально так стараешься для меня или само собой выходит, что ещё хуже? В любом случае, почему я, Ёнхва? Почему? Эта твоя нежность... Она так пугала меня поначалу. Казалось, что она оставляет глубокие горячие следы – и на теле, и на душе. А теперь она стала такой естественной и обыденной, будто в ней нет ничего запретного, будто ты имеешь на нее право. Осознаешь ли ты, что мужчины, которые предпочитают женщин, а не себе подобных, никогда так не прикасаются друг к другу? Понимаешь ли, что не должен проводить по моим волосам так, будто под твоими пальцами хрупкие лепестки цветов? Если и понимаешь, то, видимо, не можешь ничего поделать с собой, поддаёшься порывам. И, наверное, искренне надеешься на то, что твою нежность можно не заметить. И я делаю вид, что не замечаю. Что ещё я могу? Ты никаким образом её не объясняешь. Не знаю, мучает ли её наличие тебя так же, как и меня, или ты вовсе не считаешь эту нежность проблемой. В любом случае, мы никогда об этом не говорили, хотя оба знаем, что именно из-за неё мы с тобой пересекли некую грань, такую тонкую и такую опасную, что к ней и близко нельзя подходить. А мы её даже не заметили, ввалились на противоположную сторону, разрушив к чертям все безопасные рамки. Дальше твоей нежности ничего не пошло. И не пойдёт. Но грань пересечена, мы оба это знаем, и между нами есть что-то такое, о чём стыдно сказать не то, что остальным, - даже друг другу. И даже непонятно, что можно сказать. Что можно спросить? Понятного мало. Я думаю об этом уже несколько лет, но и сейчас ни в чём не уверен. Я могу с уверенностью сказать лишь, что она есть и это именно нежность, не что-то другое. Глупо отрицать. Она злит меня, эта твоя дурацкая нежность. Я смотрю видео, которое фанатки слепили про нас с тобой. В трехминутном ролике собраны, наверное, все наши совместные фото. И я злюсь, ужасно злюсь, потому что на каждом снимке запечатлена она – очевидная и откровенная. Наверняка все её замечают. Ведь невозможно не заметить. И, помня об этих кадрах, я гневно вырываю свою ладонь из твоих мягких рук, когда мы здороваемся в аэропорту, и рукопожатие выходит слишком долгим. Ты смотришь растерянно и немного испуганно, но без злости. Прячешь руки в карманы. Я отхожу от тебя, отвожу взгляд, прерываю разговор, сажусь в другую машину, лечу другим самолётом. Сколько раз я убегал? Не меньше, чем нужно для того, чтобы смело называться трусом. Почему я? Почему именно я, Ёнхва? Она мне нравится, знаешь. Твоя грустная нежность. Я избегал её столько, сколько мог. Пока не понял, что не хочу и никогда не хотел откидывать твои руки, отворачиваться от твоих внимательных глаз. Я теперь часто кладу голову на твоё плечо или колени. И сразу чувствую руку в своих волосах или пальцы, еле ощутимо касающиеся моего виска, плеча или шеи. Ты никогда не упускаешь возможности прикоснуться ко мне, даже если точно знаешь, что я увернусь и уйду. Твои руки всегда заботливые и какие-то восхищённые. И мне никак не удается поверить, что я могу быть кому-то так важен. Что могу быть так важен тебе. Что это действительно именно ты, а не какая-то невменяемая фанатка, смотришь на меня, как на живое чудо. Что ты готов быть со мной таким отчаянно честным даже у всех на виду. Я лежу на твоих коленях и думаю, что твои руки похожи на бабочек. Такие же лёгкие и такие же хрупкие, и что я только чудом не переломал все разноцветные крылышки, пока упорно отмахивался. Почему я, Ёнхва? Заглядываешь в комнату, где я сплю. Точнее, спал секунду назад, пока сон не спугнул ужас от осознания того, что ты рядом, что мы одни сейчас и что я больше не смогу не задавать тебе вопросов, если сейчас ты вновь не сдержишь себя. Я не открываю глаза, но знаю, что это именно ты смотришь на меня, приоткрыв немного дверь. Просто знаю. Шаги. Идёшь ко мне. Зачем идёшь? Зачем? Накрываешь одеялом. Хорошо, это не страшно. А теперь уходи, Ёнхва. Уходи. Это слишком. Я не знаю никого другого, кто умел бы прикасаться так невесомо, как ты, но сейчас, когда ты гладишь мои волосы, мне кажется, что твоя рука тяжелее камня. Ты не должен, не должен. Эти тягучие секунды, когда ты тихо стоишь рядом, смотришь и трогаешь меня, пока я сплю, дико неправильные, они пугают до мокрых ладоней, до сжатых внутренностей. Я не могу больше это терпеть. Хватаю тебя за руку, когда ты уже отворачиваешься, чтобы уйти. Ловлю твой взгляд. Смотришь настороженно. Мягко сжимаешь мои пальцы своими. - Сделай то, что хочешь, - мой голос хрипит. - Что? - твой тоже. - Если тебе хочется сделать что-то, сделай. Такой мертвой тишины я не слышал за всю свою жизнь. Ты ещё можешь сейчас обратить всё в шутку или просто молча уйти. Но ведь ты никогда не упускал возможности прикоснуться ко мне, так? Тем более, когда я разрешил. Когда я почти попросил тебя. Ты смотришь в мои глаза, наверное, целую минуту. А потом опускаешься на колени. Я не дышу. Мне страшно. По-настоящему, дико страшно. Одной рукой ты всё ещё сжимаешь мои пальцы, другая уже в моих волосах. Ты медленно опускаешь голову, зарываешься лицом в мои волосы, носом втягиваешь воздух, горячо выдыхаешь ртом. Получается почти стон. Твои губы уже на моём лице. Целуешь в висок, в скулу, в щеку. Так мягко и так ласково, как только ты умеешь. Ты не открываешь глаза и каждый раз на несколько секунд замираешь, когда твои губы в очередной раз касаются моей кожи. Я лежу очень тихо, боясь спугнуть таких знакомых мне бабочек. Когда на моём лице не остаётся ни одного сантиметра, которого ты не коснулся, твои глаза, наконец, открываются. Ты переводишь взгляд на мой рот, и я вновь перестаю дышать. Когда всё успело зайти так далеко? Как я мог допустить это? Неужели это ты, а не какая-нибудь девчонка, сейчас стоишь на коленях передо мной? Неужели это ты так откровенно трясёшься и рвано дышишь из-за своей едва сдерживаемой нежности? Неужели действительно я – причина того, что она так отчаянно рвётся из тебя? Неужели моё лицо горит сейчас от твоих поцелуев? Неужели ты собираешься через секунду так же обжечь мои губы, окончательно отнимая у нас все пути к отступлению? Твоя рука проскальзывает под мои плечи, притягивает очень мягко, но решительно. Моя голова лежит на сгибе твоей руки, а ты смотришь то на мой рот, то в мои глаза. Твои губы приоткрыты, и понемногу ты приближаешься к моему лицу. Горячо от твоего дыхания, от твоего взгляда, от того, что я не против. Но я не могу не спросить в самый последний момент, когда твои губы уже практически касаются моих: - Скажи, почему я, Ёнхва? В ответ - лишь нежность.