Чары.

Оступись о пороги моих темных альков, Падай в марево прянисто–деревенских благоуханий. Ты вошел в ту постель пораженных штыков, Запирай на ключи и замки трепет дыханий. Мы одни в голове статуй греческих, византийских чертог. Мажут порохом, живицей, кровью создания. На переносице задыхается бинди-ожог. Ты теперь мой полусфер в доспехах не отрицания. По сутане бежит церезин/клеверный сок, очищает цветы завядшие в угольном вареве. Ближе, подходи, опускай руки в терпимый глоток из ржавых сосудов, что выплюнул срок при чернеющем зареве. В высоте на фунте шестом, где передоз, заточены в куполах убийцы/столицы и самоеды, они искусали свои пальцы, зализывая стойкий невроз и в душах их выпотрошенных охотничьи стрельбы. Не смотри им в глаза, говорят им иблисы про заговоры на жизни, избивают их жадно до тех пор, когда пустят ток. Возможно они бывшие зимние тигры, но в глазницах тускнеют вселенные сумасшедших миров. Во всех пеленгах все время кто-то ворочается и хрипит, видимо ткут золотые невесомые нити, и тебе на голову оплетут крамольный нефрит. Я привел тебя, самовольно, слегка похитив. Садись на края горных хинин, внутрь бережно извлекай смольные вары, выдыхай мой спутник на лица моих душевных витрин, а я подарю тебе все свои чертовские чары. Оступись о дороги, которые больше не живы, Падай в шубы-ложе, где тебе суждено гадать. Начинай свои книги о том, как души фальшивы, И я ни за что не дам тебе человечески спать.