***
- Мистер Крейвен сам во всем виноват, если разобраться. Все врачи твердили – никаких детей. Но они не слушали никого, хозяин и молодая леди. Слишком счастливые, слишком влюбленные, чтобы принимать во внимание какие-либо советы. Еще и дерево это… - Так-то оно так, но все же я ее понимаю, упокой Всевышний ее душу. Она так хотела ребеночка! - И что из этого вышло? Сомневаюсь, что этот ребенок скажет ей спасибо за появление на этот свет, когда они встретятся на том. А это вскорости произойдет, можешь не сомневаться. - Ну-ну, дорогая, нельзя так говорить, может, все еще образуется. - И чем раньше он помрет, тем лучше для него самого. Отмучается, бедный, - миссис Мэдлок глотнула чаю. Внезапный шорох отвлек женщин от разговора. В дверях кухни стояла хрупкая девочка со злым, желтоватым, словно пергамент, личиком. - Я хочу есть! – заявила она. - Марта подаст тебе обед в комнату, юная мисс. В положенное время. - Но я хочу сейчас! И я не буду обедать! Я хочу печенье! – возмутился странный ребенок, топнув для убедительности ногой. - Мэри, иди к себе! Не припомню, чтобы я разрешала тебе бродить, где вздумается! Ты не получишь обед раньше положенного. И задумайся над своим поведением. Твой дядя очень разозлится, когда узнает, как ты себя ведешь, мисс Леннокс. А он узнает, уж я позабочусь. Лицо девочки, и без того не слишком привлекательное, исказилось совсем уж безобразной гримасой гнева. После чего юная мисс развернулась и вышла с кухни, судя по звукам, намеренно шаркая носками туфелек по каменным плитам пола. - Это еще кто? – удивленно спросила миссис Соуэрби у своей собеседницы. - Мэри Леннокс, племянница хозяина. Дикое, невоспитанное существо. Брат покойной хозяйки и его жена умерли в Индии, а это сокровище досталось мистеру Крейвену. - Так бедняжка сирота? - Бедняжка! Эта девчонка сущий дьявол, Сьюзен! Намучаюсь я тут с ней, помяни мое слово.***
Это был прекрасный солнечный день. Свежий теплый ветерок доносил из пустоши ароматы вереска и можжевельника, а по неухоженным дорожкам пышно цветущего сада, среди роз, маргариток и колокольчиков бегали трое детей, играя в салки. Два мальчика, один хрупкий, лет десяти, немного неуклюжий, с тонкими чертами лица, другой – постарше, рыжий и ширококостный, с яркими голубыми глазами, и девочка, невысокая, стройная. Дети громко смеялись, кричали, их волосы развевались на бегу, щеки раскраснелись. Но смех одного из мальчиков неожиданно оборвался. Он коротко вскрикнул - то ли от боли, то ли от страха, - ноги подкосились, и он рухнул на землю, пачкая дорожку хлынувшей из носа кровью.***
- Если бы я знала, - бормотала Мэри, следуя за Беном Уэзерстаффом в комнаты Колина, - если бы только знала... Но это была ложь самой себе. Доктор Крейвен, сиделка, миссис Мэдлок – все они говорили ей, что Колин болен, просто она не хотела знать. Не хотела ничего слушать. Она верила в целительные силы свежего воздуха, труда и дружбы, что так помогли ей. Девочка не могла и представить, что для ее кузена все обернется иначе. - Кладите его на кровать! Неси холодную воду и полотенца, Марта, - командовал тем временем доктор Крейвен. – И теплую воду пусть тоже принесут. И рубашку. Его надо переодеть. У Колина все еще шла носом кровь. Тоненькие струйки, окрасив губы и щеки алым, стекали по шее за воротник, пачкая одежду и подушку. - Принесите мой чемоданчик с лекарствами, он в гостиной. Ему нужен морфий, быстрее! Мэри испуганно охнула, и доктор наконец-то заметил ее. - Уведите кто-нибудь ребенка, - попросил он, но Мэри не послушалась. Она так и осталась стоять, вцепившись в резную спинку кровати. - Я не уйду, - с вызовом проговорила она. На этом ее уверенность кончилась, и следующая фраза вышла какой-то уж совсем жалобной: - Пожалуйста, доктор! - Мэри, - слабо позвал Колин, не открывая глаз, - Мэри, ты здесь? - Я здесь, здесь! – воскликнула Мэри, посылая врачу еще один умоляющий взгляд. - Оставайся, - бросил тот, осознав, что теперь выгнать девочку будет почти невозможно. - Я здесь, я никуда не уйду, - повторила Мэри. Она взяла больного за руку, стараясь не мешаться врачу и сиделке. Рука Колина была бледной и холодной, под ногтями – грязные ободки земли. Земли из Таинственного Сада, того самого в котором умерла его мать. Из-за которого он сам… Мэри с трудом прервала поток опасных мыслей. Колин не умер. И не умрет. - Ты выздоровеешь, обязательно, - прошептала она, поглаживая дрожащие пальцы. - Правда? – прохрипел мальчик, пытаясь открыть глаза. Наконец это ему удалось, и он, встретившись с кузиной взглядом, спросил снова: - Правда? - Конечно, - убежденно ответила девочка. По крайней мере, ей очень хотелось, чтобы ответ прозвучал именно так. - Но в твоих глазах страх. Ты такая бесстрашная, кузина Мэри, почему же сейчас ты напугана? - Ты... У тебя кровь, Колин, так ужасно выглядит, - соврала девочка. Она обернулась к доктору, который уже закончил искать что-то в своем чемоданчике: - Вы же остановите ее, да? - Лучше пусть вытекает наружу, чем… - доктор оборвал себя на полуслове. – Впрочем, она уже остановилась. Марта сейчас смоет ту, что осталась на лице. На вот, Колин, выпей это. Тебе нужен небольшой отдых. - Но я не хочу сейчас спать, - слабо возразил мальчик и упрямо сжал губы. Доктор выразительно посмотрел на Мэри. - Колин, пожалуйста, - попросила она, мягко сжав его ладонь. – Выпей. Доктор Крейвен прав, тебе нужно отдохнуть. Когда проснешься, тебе станет намного лучше, и мы сможем снова пойти гулять. В Сад, - добавила она для пущей убедительности. - В Сад, - повторил за ней Колин и сам потянулся за лекарством Он уснул спустя всего лишь несколько минут, и Мэри обессилено опустилась на табурет. Только сейчас она поняла, насколько устала. - Иди к себе, мисс Мэри, переоденься и отдохни, - Марта положила руку ей на плечо. - Поешь и вернешься, да и мистера Колина надо переодеть. Мэри встала, глянула еще раз на осунувшееся лицо друга, с которого сиделка смывала кровь. – Я быстро, - пообещала она, будто он мог ее слышать, - переоденусь и приду. Обратно в комнаты Колина она бежала так быстро, будто летела, и чуть было не сбила с ног Марту, выходившую с ворохом окровавленной одежды в руках. - Осторожнее, мисс Мэри, не торопись так, - без укора сказала ей горничная, - маленький хозяин еще не проснулся. Мэри потерянно сидела на табурете у кровати больного, разглядывая восковую бледность щек, темные круги под глазами, пытаясь уловить хоть легкое шевеление ресниц. Но Колин не просыпался. Так прошло часа два, а может и больше. Несколько раз заходил доктор Крейвен – измерить пульс и температуру. - Как он, доктор? - спросила Мэри, когда доктор подошел в четвертый раз. Спрашивать было страшно, но неизвестность пугала девочку куда больше. - Сейчас он спит достаточно спокойно, но… - доктор замялся, обдумывая, стоит ли говорить ребенку всю правду. Наверное, любой другой девочке он бы не сказал, но Мэри Леннокс не была похожа на обычных детей. Даже теперь, когда так переменилась. – Он едва ли переживет эту ночь. Болезнь взяла свое, Мэри, хотя я уже было подумал, что свершилось настоящее чудо, и она отступила. Колин родился больным, и он прожил достаточно долго для человека с его заболеванием. – Я… - голос девочки прервался, - это я виновата, да? Я вытащила его из кровати, заставляла его ходить, гулять, я рассказала ему про Сад… - Нет, Мэри, что ты. Свежий воздух пошел ему на пользу, как и общение. На какое-то время он стал таким же, как все мальчишки его возраста. Веселым, беззаботным, научился играть. Да, возможно все это истощило его силы раньше, но, уверяю тебя, ненамного. Зато он смог почувствовать жизнь во всей ее полноте, а это стоит любых жертв, уж поверь мне. Но Мэри не могла избавиться от чувства вины. Колин зашевелился, медленно открыл глаза, но тут же зажмурился от света свечей. Впрочем, он упрямо приподнял веки вновь. Увидев рядом с собой Мэри, он попытался было приподняться, но тут же с болезненным стоном рухнул обратно на подушки. - Не надо, Колин, не вставай. Тебе пока нельзя, - проговорила девочка, пытаясь улыбнуться. Слова, сказанные доктором, все никак не шли у нее из головы. - Болит… Голова и все тело. Так больно мне не было уже неделю. - У тебя болела голова и раньше? Отчего же ты не говорил мне? - Я хотел гулять с вами, Мэри, с тобой и Дикеном. Хотел сажать цветы в Та… в саду, - исправился он, заметив доктора. - Не хотел, чтобы меня снова заперли в этой комнате и пичкали лекарствами. Думал, смогу быть, как другие дети, верил, что волшебство вылечит меня. - Конечно, вылечит, - горячо сказала Мэри, с трудом сдерживая слезы. - Когда я упал, я не сломал никаких ростков? - Немного помял маргаритки, так что Бен Уэзерстафф будет бурчать на тебя, когда ты снова придешь в Сад, - слова давались девочке с большим трудом. Но ее хватило даже на ободряющую улыбку. Колин слабо улыбнулся в ответ. Затем его лицо снова стало серьезным. – Скажи мне, то дерево, что стоит, опутанное розами – это же оно, да? То самое, с которого упала моя мама? Я слышал, как слуги говорили, будто она упала с дерева, когда носила меня. – Откуда ты узнал? - Я видел ее, Мэри. Сейчас, пока спал. Она сидела на изогнутой ветке, слегка покачиваясь, и звала меня. Она улыбалась мне, представляешь? Наверное, она любила бы меня, если бы не умерла… - Конечно, любила бы, - убежденно ответила Мэри. – А твоя мама? Она любила тебя? Мэри вспомнила Мэмсахибу, ее отстраненную улыбку, когда она прижимала дочь к обтянутой легким шелком платья груди. Вспомнила ее взгляд, легкую смесь недоумения и гадливости – будто миссис Леннокс не понимала, как у нее, такой изящной и прекрасной, мог получиться такой некрасивый ребенок. И не нашла, что ответить, лишь пожала плечами. – Я всегда хотел, чтобы был кто-то, кто сильно-сильно любил меня. Кому я был бы нужен. Я ведь был совсем никому не нужен до того, как ты пришла ко мне, кузина Мэри. – Я тоже, Колин. Я тоже была никому не нужна. До тебя, - лишь сказав это, девочка осознала, что так оно и было. Дикен и Марта не считаются, у них была своя семья, они не нуждались в Мэри Леннокс. Не то, что Колин. Она перевернула всю его привычную жизнь, вывела его из тьмы комнат к свету и теплу. Она… убила его? Нет, не думать об этом, не сейчас. – Я устал, Мэри. Так хочется спать. Я посплю немного, только ты не уходи, хорошо? - Не уйду, - пообещала девочка. - Спой мне колыбельную Айи, пожалуйста. Когда ты ее поешь, мне становится так спокойно и тепло на душе, - Колин закрыл глаза. Мэри взяла его за руку и запела. Сначала слова лились свободно, убаюкивая и ее саму знакомой с детства мелодией, но потом Колин тихо выдохнул, и рука его расслабилась в ее пальцах. И тогда из глаз девочки потекли слезы, смешиваясь со словами в уголках рта, стекая по шее за ворот платья. Когда она закончила петь, Колин Крейвен уже не дышал. Мэри не помнила, кто отвел – или, может, отнес – ее в ее комнаты. Она обессилено рухнула на ковер у камина, вжавшись мокрой щекой в жесткий ворс. Слезы лились и лились, она даже не пыталась остановить их. Впервые Мэри Леннокс осознала, что такое смерть. Но принять не смогла. Когда умерла Айя, Мэри лишь подумала, кто же придет к ней вместо няни. Когда умерли родители, она волновалась и плакала лишь о своей судьбе. Но теперь все изменилось. Колин. Ее Колин, ее брат, так похожий на нее саму – судьбой и характером… Он был нужен ей, как свежий воздух пустоши. Она уже поверила, что больше никогда не почувствует одиночества, и вот она снова одна. И это во много раз больнее, чем все, что она чувствовала ранее. Будто вместе с Колином умерла часть ее собственной души. Я буду жить долго-долго! - Я виновата, во всем. Если бы не я, ты был бы еще жив, - бормотала девочка, - свинья, дочь свиней! Как я могла. Почему не слушала доктора, миссис Мэдлок? Никого я не слушала, самоуверенная эгоистка… - Ненавижу! Ненавижу таких скандалистов, как ты! Если ты такой гадкий, лучше бы ты, наверное, действительно умер! Вошедшая спустя час Марта попыталась поднять девочку с пола, но та лишь вывернулась и прошипела: - Оставь меня! - Надо встать, мисс Мэри. Лечь в кровать. Тебе надо поспать, станет легче, - в голосе Марты тоже слышны слезы, из-за всхлипов она глотала еще больше звуков, чем обычно. Горничная подняла Мэри, хотя та совсем не помогала ей, поставила девочку на ноги. - Вот так, мисс Мэри, теперь я помогу тебе снять платье… - Оставь меня, - повторила Мэри чуть слышно. Она не хотела сейчас никого видеть, не хотела, чтобы к ней прикасались. - Я только помогу, - начала было Марта, но Мэри вырвалась и отшатнулась от нее. - Уходи-уходи-уходи!!! – завопила девочка и затопала ногами, на глазах превращаясь в то злое, неуправляемое существо, что прибыло из Индии. Марта испуганно шарахнулась от нее, и, не говоря ни слова, выскользнула за дверь. Мэри решила, что извинится перед Мартой, завтра же. Но не сегодня. Не сейчас. Девочка снова опустилась на ковер, зажмурила глаза и стала вспоминать… Спина у Колина оказалась очень худой. На ней без труда можно было сосчитать каждое ребро, каждый позвонок. Но подсчеты Мэри Леннокс не интересовали. - Ерунда! Я умираю, а тебе ерунда? - Самая настоящая ерунда! Не такой уж ты больной. Ты нарочно об этом твердишь. Хочется, чтобы тебя все жалели. А я не верю! - Вы наверное очень хотели бы, мистер Крейвен, чтобы я до самой смерти только и думал бы о своей болезни. Но я не хочу! И Мэри Леннокс тоже не хочет, чтобы я думал об этом. Мэри не заметила, как уснула. Во сне она снова увидела Колина. Здорового и счастливого. Он стоял рядом со своим креслом, ветер развевал его волосы, и он кричал, громко и счастливо: - Я буду жить долго-долго!***
Когда Мэри нашла в кармане пальто тяжелый блестящий ключ, ее первым желанием было выбросить его куда подальше. Или закопать снова, чтобы теперь никто не смог его отыскать. Но девочка просто убрала его обратно в карман. Спустя несколько недель, Мэри обнаружила себя у увитой плющом стены, дрожащие от волнения пальцы сжимали ключ. Она хотела – и не хотела – войти в Сад вновь. И девочка открыла дверь. Мэри опустилась на колени у розы – той, которую посадил Колин, и слезы вновь навернулись на ее глаза. А потом девочка увидела сорную траву, которая начала прорастать на клумбе, и по привычке принялась ее выдергивать, не прекращая плакать. Воспоминания о том, как Колин сажал розы, ухаживал за цветами, ходил и бегал по дорожкам сада, кружились перед ее внутренним взором. Она и не заметила, как кто-то подошел сзади, и испуганно вздрогнула, когда тяжелая ладонь со скрюченными ревматизмом пальцами легла на ее плечо. - Лучше бы они его здесь похоронили, а не в склепе этом, пусть он хоть сотню раз фамильный, - проговорил Бен Уэзерстафф. – Он ведь любил сад этот, маленький хозяин, как и матушка его покойная. Им бы лежать под солнцем, да чтоб цветы вокруг… Мэри кивнула, не оборачиваясь, и вытерла слезы, оставив на щеке грязный след измазанными в земле пальцами. Всхлипывания понемногу утихли. Ей всегда было спокойнее рядом со стариком. - Она на небесах теперь, в Раю, мне так наш пастор сказал. А еще сказал, что потом она со всеми там встретится – и с мужем своим, и с сыном. Так что теперь он с ней, мистер Колин-то, если пастор не обманул. И они оба на нас смотрят из Рая этого. На нас и на этот сад. - Им бы не понравилось, если бы мы опять его закрыли, верно? – спросила Мэри, наконец-то оборачиваясь и поднимаясь с колен. Бен Уэзерстафф выглядел еще более старым, чем в день, когда они познакомились. Конечно, он тоже переживал из-за смерти Колина, не только она. Как глупо и эгоистично с ее стороны было вновь замкнуться в себе. - Уж как верно, девочка, - прогудел Бен. – Коли они теперь сами не могут ухаживать за цветами, то этим займемся мы. - Ведь если Сад погибнет, они расстроятся, - продолжила его слова Мэри, - мы не можем этого допустить. Иначе у нас ничего от них не останется… - она подняла глаза, посмотрев в глаза садовнику, и успела заметить две влажные дорожки на морщинистых щеках за секунду до того, как старик вытер их ладонью. - Хорошо сказала, маленькая мисс, уж куда как хорошо. Сад этот наша забота. А теперь иди, умойся, а то у тебя лицо чернее, чем у индусов твоих, - пробурчал Бен своим обычным тоном. И Мэри послушалась ворчания старика. На губах девочки показалась улыбка – слабая, неуверенная, первая за прошедшие с похорон недели. Направляясь к дому, она снова слегка подпрыгивала при ходьбе, сама не замечая этого.