Море мечтало о песне

      Эта рыжеволосая девушка часто приходила к морю. Волны вздымались, пенились, радушно встречали её, шуршали о камни, нетерпеливо переговаривались с парящими над водой чайками, и в волосах у девушки горели солёные капельки-алмазы, потому что она слишком близко подходила к морю. Но кто ей мог сказать, что нельзя доверять морской пучине, полной рыбьих слёз - слёз одиночества и вечного заточения на огромной глубине?       Она приходила, чтобы избавиться от дурных мыслей; она навещала берег для того, чтобы чайки унесли на своих серых крыльях все её заботы и страхи; иногда она пела.       Её песни были пронизаны западным ветром, ароматом полевого разнотравья и жизни, наполненной мечтами о Великом Деле, которое непременно ждало её в будущем. Её голос дрожал над солёной водой, но дрожал трогательно, приятно, чувственно - так, будто пела не она, а её чистая девичья душа. И чайки замолкали в небесном просторе, и рыбы не шелестели плавниками, и воздух замирал, превращаясь в стеклянную пустоту, где песня проскальзывала всё дальше и дальше, раздаваясь над глубокой океанической синевой. Никто не смел нарушить особенную прелесть чистого звука; никто не решался прервать начало Великого Дела, которое девушка должна была вскоре совершить. Её веснушки горели на солнце; её лазурные глаза и светлая душа искрились морскими бликами. В воздухе пахло травами и солью. Солнечное небо предвещало благодатную погоду каждый раз, когда на побережье раздавалась песня.       Но однажды девушка перестала появляться у моря. Однако кто мог сказать точно, отчего так случилось? Лишь только чайки перешёптывались изредка друг с другом, порождая слух о том, что морская пучина поглотила однажды некрепкое судно, нёсшее по волнам куда-то вдаль рыжевласую сестрёнку девушки, чей голос перестал звучать на побережье вот уже несколько лет тому назад.       Время уходило подобно приливам и отливам. Секунды и минуты измерялись в птичьих криках. Но кто мог точно сказать...       А впрочем, неважно.       Много лет спустя, в один солнечный, но прохладный день пустынное каменистое побережье озарила она - та девушка, в чьих волосах не успевали просыхать морские капли. Теперь эти огненные локоны напоминали лишь уставшее и тусклое свечение, и в них больше не сверкали тысячи алмазов. Лазурный взгляд стал кротким, неярким, серым; веснушки-светлячки на щеках угасли, уголки губ опустились вниз, а лицо осунулось, будто бы огромная мрачная тень упала на него. Девушка, эта взрослая, эта старая девушка тихонько ступала босыми ногами по камням, не вглядываясь в морскую даль, а лишь стараясь не соскользнуть и не упасть.       Каменистое побережье коварно. Но оно не намного коварнее моря, упокоившего тысячи, миллионы странствующих душ.       Чайки приглушили голоса и уселись на согретых некогда солнечным теплом камнях в ожидании песни - наверняка той самой, которая помогла девушке справиться с её Великим Делом жизни. Море замерло. Оно ждало, оно звало, оно хотело игриво обдать девушку вспенившейся солёной водой; оно тоже мечтало о песне.       Но девушка молчала. Она остановилась неподалёку от места, где море лизало гальку, и не желала ступить ближе к старому другу ни на шаг. Море забрало частичку её души - ту самую, важную, необходимую для счастья, рыжеволосую и маленькую, слишком рано отправившуюся покорять на ныне погибшем судне морские валы. Но кто мог повернуть время назад?..       Песня не зазвучала в тот день. И песня не зазвучала потом. И как бы девушка ни хотела бы спеть её, она не могла, потому что Великое Дело, которое когда-то ждало её в будущем, незаметно переместилось в прошлое, так и оставшись несовершённым.       И когда день склонился к вечеру, девушка, бросив прощальный взгляд на погубившее её частичку морское полотно, развернулась и зашагала прочь. Её движения потеряли былую лёгкость, её голос лишился прежней силы, её глаза остались без прежней лазури. И она ушла. Чайки встрепенулись и закричали, взмывая над пучиной. Чайки были напуганы. Чайки были взволнованы. Рыбы роняли слёзы на морское песчаное дно.       Седовласая девушка покинула побережье навсегда.