Живая

Мало кто сдерживал свое любопытство. Это был тяжелый вопрос, очень личный, но рано или поздно все задавали его. - Ты помнишь, каково это было? - осторожно спрашивали они, разглядывая свои ботинки или что-нибудь на стене позади нее, как будто говорили не с человеком, а с поисковиком на инструментроне. Так им было проще. - Умирать? Она отвечала, что не помнит. И лгала. Всем, кроме него. - На самом деле, я помню каждую чертову секунду, - говорит Шепард, и ее голос, к его удивлению, не ломается под тяжестью этих слов. - Их было тридцать - до того, как у меня кончился кислород. И пятнадцать - после. Я чувствовала, как кипит и испаряется жидкость на слизистых, потом - ужасный холод, сердце поначалу стучит, как бешеное, но скоро замедляет свой ход, а ты больше не можешь пошевелиться. И ясно понимаешь, что это конец. Ее остекленевший взгляд обращен вперед, к небоскребам, но она смотрит не на них, а внутрь себя, проживая свои последние мгновения, утекающие сквозь перебитый кислородный шланг в небе над Алкерой. От этого взгляда, от обманчивого спокойствия ее голоса у него щемит в груди. - Если ты хочешь спросить, что чувствуешь помимо страха и боли - то нихрена не чувствуешь. Жизнь перед глазами не проносится - не успевает. Руки у Шепард начинают дрожать, и она прячет их под бедра. - Прости, - тихо говорит он. - Я не должен был спрашивать. Конечно, он не должен был. А она не должна была отвечать, но всё же ответила, потому что захотела. На самом деле, ей нужно было кому-нибудь рассказать. Может быть, ей нужно было рассказать ему. - Всё в порядке, - черт знает, как ей дается такой будничный тон. Он пристально смотрит ей в лицо, пытаясь понять, говорит ли она правду. Потом его взгляд касается ее спрятанных рук. Шепард вынимает их и кладет себе на колени, сцепляя пальцы. - Всё в порядке, Гаррус, - повторяет она. - Мне было это нужно. Спасибо, - слова звучат тяжело и отрывисто, но не зло. Его рука поднимается с парапета, на котором они сидят, и в нерешительности замирает, чтобы спустя мгновение опуститься обратно - так и не дотянувшись до ее руки. Мимо пролетают аэрокары всех моделей и расцветок, ночной Иллиум горит тысячами огней, и Шепард пытается вспомнить, была ли она здесь когда-нибудь днем. Кажется, нет. Может быть, еще удастся. Лиара только что рассказала ей, а еще Касуми и Гаррусу, что это она нашла ее тело и передала его Церберу. Наверное, Шепард должна была ощутить благодарность, но она вспомнила кипящую на языке слюну, слова Джейкоба о куске мяса с трубками - и почувствовала лишь тошноту. Потом Лиара просила ее о помощи. Шепард обещала помочь - как всегда. Выйдя из офиса на свежий воздух, она жадно вдохнула и сказала, что хочет задержаться на пару минут, прежде чем они отправятся дальше. Касуми тактично кашлянула в кулак и испарилась под маскировкой, а Гаррус спросил, нужно ли ему оставить ее одну. Она покачала головой. И он последовал за ней к парапету. База Коллекционеров осталась позади, все, кроме Джек, были живы и уже здоровы, но половина команды разбежалась, кто куда. Шепард давно выполнила свою часть сделки с каждым из них, и большинство не собиралось долго задерживаться на "Нормандии". Шепард было наплевать. Не на всех. На турианца, сидящего по левую руку от нее, свесив, как она, ноги в пугающую пустоту - меньше, чем на кого-либо. - Он ведь ничего не пообещал тебе, верно? - она знает ответ, но хочет спросить, и поэтому спрашивает. - Кто? - Призрак. Гаррус усмехается себе под нос. - Нет. Шепард не может сдержать улыбки и отворачивается в сторону, притворяясь, что разглядывает что-то вдалеке, чтобы он не заметил. - Наверное, он знал, что ты просто не сможешь отказаться от такого зрелищного приключения, - говорит она, глядя на шумные улицы, испещренные переливающимися, как чешуя декоративных рыбок, голографическими вывесками. - Ммм... - знакомое бархатное урчание. - Ну да. И это тоже. Ее улыбка становится шире. - Куда думаешь направиться теперь? - когда она оборачивается к нему, ее лицо вновь серьезно. - Ну... - протягивает он, - насколько я помню, нам нужно еще разобраться с Серым Посредником и надрать задницу батарианцам. Шепард медленно выдыхает. Она чувствует облегчение. - Почти как в старые-добрые времена, да? - говорит она, приглаживая свои и без того идеально собранные волосы - неловкий, бессмысленный, нервный жест, выдающий ее волнение. - Не хватает только Рекса и его дробовика. - Так и знал, что одного меня тебе мало, - отзывается Гаррус с притворной обидой в голосе и тут же получает легкий толчок локтем в бок. - Да брось. Ты сам по нему скучаешь. - Конечно. Только заработал шрамы на всю рожу ему под стать, как он решил сделаться великим правителем. Мог бы сообщить мне заранее - я не стал бы зря трудиться. ...Эй, Шепард! - он смеется, получив еще один толчок, более меткий и сильный, чем предыдущий. - Не смешно, - отрезает она, но ее глаза улыбаются. Не потому что ей весело - совсем по другой причине. Шепард помнит, как на Омеге она склонилась над его израненным телом и на секунду подумала, что это конец. Еще она помнит всё, что было до этого - первые дни своей второй жизни. Как она очнулась на операционном столе под тревожный вой сирены, как холодный женский голос отдавал ей команды, как ее собственные ноги отказывались ей подчиняться, пальцы одеревенели и не могли как следует держать оружие и жать на спусковой крючок. Ее окружали чужаки: ни прямолинейный, хмурый Джейкоб, ни генетически модифицированная дама в трико, застрявшем в ее совершенной заднице, испытывающей сильные боли от собственного совершенства, не вызывали у нее ни симпатии, ни доверия. Они выглядели как плохой и хороший коп: все равно ты знаешь, что в этой игре нет никого, кто был бы на твоей стороне. База Цербера - того самого Цербера, из-за которого погиб ее отряд на Акузе, таинственный мужик с сигаретой, короткая сводка новостей за два года из мира живых. Новая "Нормандия", новая команда с парочкой знакомых лиц. От досье, которые в избытке прислал ей Призрак, хотелось заблевать весь фешенебельный сортир в капитанской каюте. Чтобы завалить одних негодяев, ей предлагали собрать банду других, один другого краше. Дрелл-ассасин, ученый-садист, долбанутый наемник, воровка, во главе - восставшая из мертвых капитан Шепард со светящимися сквозь шрамы на лице кибернетическими имплантами. Вот они, ваши новые герои Галактики - хоть сейчас клейте их рожи на агитплакат. Когда Шепард один за другим просматривала их данные, на ее лице застыла, как маска, горькая усмешка. "Гребанный стыд, Шепард, до чего ты докатилась", - сказала она сама себе вслух, отбросив планшеты в сторону. Но вариантов получше не было, и она утешила себя тем, что нельзя совершить то, что она должна, не запачкав руки. Просто теперь придется запачкать их немного - или намного - больше. Шепард казалось, что вместе с ее телом тогда, на Нормандии, умерло что-то другое, что-то очень важное. Шепард не была суеверна, но порой она думала, что это ее душа, и с улыбкой представляла, как спросит об этом у Призрака, когда он захочет поболтать в следующий раз. Не мог ли Цербер выпилить ей душу? Не завалялась ли она у них в какой-нибудь банке на полке между заспиртованными образцами? Она встретила Тали, но на сердце у нее не потеплело, а ведь полагалось, что она оттает, увидев знакомое лицо. Она заставила батарианца на Омеге заглотить его собственное отравленное пойло, но не ощутила ни удовлетворения, ни жалости, когда он умер, захлебываясь рвотой и кровью. Она нашла испуганных людей в карантинной зоне и забрала у них деньги в обмен на помощь, потому что у нее кончились кредиты, но не почувствовала стыда. Ничего из того, что ощутила бы прежняя Шепард. Она не чувствовала вообще ни хрена, и ей всё, по большому счету, стало всё равно. Ей стало абсолютно, невероятно, непередаваемо насрать. Она просто двигалась к поставленной цели, потому что это представлялось разумным и необходимым. Ей казалось, что она сдохнет, как акула, если хоть на мгновение остановится. Сдохнет или сойдет с ума. Чувства вернулись, когда она увидела Гарруса, лежащего в луже крови. Обрушились разом - так, что впору было захлебнуться. Шепард помнила, как страх липкой струйкой пота стекал по спине, когда она подбежала к распластанной на полу фигуре и склонилась над ней. Помнила ужас и отчаяние, крепкие и опьяняющие, словно опростанный залпом стакан ринкола, и облегчение и радость - после, как только Гаррус показался на пороге зала для совещаний с требованием выдать ему зеркало. От него пахло лекарствами, палёной броней и нескончаемой бравадой. Она помнила это так же четко, будто всё случилось минуту назад. В тот день она снова обрела себя. И впервые в своей второй жизни искренне улыбнулась - как сейчас, сидя над ночным Иллиумом, когда он сказал, что остается. - Гаррус? - Да? Она не смотрит на него, но слышит в его голосе отражение своей собственной улыбки. - Если ты еще раз расскажешь мне про какую-нибудь гибкую турианскую разведчицу, я тебе голову оторву. Наверное, это сойдет за признание? Он тихо смеется. На этот раз его рука, оторвавшись от холодного металла, находит ее руку и сжимает затянутые в перчатку пальцы. Наверное, это сойдет за ответ. - Я ни хрена не шучу, - на всякий случай уточняет она. - Я знаю. Он говорит серьезно. А еще - Шепард слышит и это - ему приятно, что она не шутит. Она кладет голову ему на плечо и закрывает глаза. Со стороны города тянет прохладой; Шепард вдыхает ее с наслаждением - настоящий, чуть отдающий наэлектризованным нулевым элементом и запахами портовой закусочной воздух. Не стерильный. Живой. Такой же живой, как она сама.