*****
Цвет. Он может быть ярким или темным, тусклым или насыщенным, первичным, вторичным или третичным, он может быть смешением других цветов, результатом перехода от одного к другому. Они разные, они похожие, они совершенно особенные и уникальные в своем роде, они копии… Они повсюду, эти цвета. Мир состоит из тысяч и тысяч цветов, которые позволяют людям знать, что небо голубое, с переливами нежно-лилового и рыжего на линии горизонта, солнце – ослепительно желтое, а трава под босыми ногами – изумрудно зеленая, как драгоценные камни в маминых золотых сережках. Звук. Он может различаться по громкости, тональности и интенсивности звучания, может быть приятным или отталкивающим, быть частью чего-то, а может быть сам по себе. Тысячи звуков, сливающихся в шипучий коктейль и превращающихся в единую музыкальную композицию или голос матери. Или Майкрофта, когда он снова начинает читать бессмысленные нотации, разбивающиеся острыми осколками о непробиваемую стену из кристально чистого льда, прочного, словно самый крепкий в мире алмаз. Запах. Его нет. Мир вокруг не имеет ни одного запаха, он никакой, хотя другие говорят, что все вокруг имеет свой запах и аромат. Пахнут даже темные кудряшки шелковистых волос, и если верить матери, то пахнут они зеленым яблоком, а иногда свежестью морского бриза. Булочки пахнут теплым и сладким тестом, сахарной присыпкой и нотками корицы, но он не знает, каковы эти запахи, не представляет и не может вообразить, что же они из себя представляют.*****
– Так не может продолжаться вечно. – Ты уже взрослый мужчина, Шерлок. – Нельзя всю жизнь прожить в одиночестве. – Ты понимаешь, что я пытаюсь до тебя донести? – Ты меня вообще слушаешь? – Шерлок! Серые глаза нехотя скользят по разгневанному лицу старшего брата, рассматривают сетки морщинок возле таких же серых глаз и уголков тонких приоткрытых губ, сквозь которые с тихим шумом входит кислород, а выходит углекислый газ. Майкрофт зол, он редко позволяет себе такую роскошь – злиться при Шерлоке, только если он не злится именно на него. Рыжеватые короткие волосы, которых своими губами уже коснулась легкая седина, длинные пальцы, нервно отбивающие ритм по столешнице из черного дерева, усталый взгляд и стойкое желание выпить – Майкрофт стареет на глазах, не вынося стресса и снежных гор ответственности, возложенных на его плечи. Шерлок это понимает, но каждый их спор всегда, на протяжении трех десятков лет, заканчивается одним и тем же: – Я ничего не чувствую, Майкрофт. Ни одного запаха…*****
Его глаза странные, невозможно синие, похожие на идеально круглые сапфиры, обрамленные светлыми и невообразимо длинными ресницами, бросающими угольные дуги теней при золотистом свете ламп, которые его окружают. Мягкие черты лица, тонкие и чуть влажные губы, которых часто касается мокрый кончик языка – выработанная условная реакция. Сильный, с подтянутым телом, которое привыкло к любым, даже самым изнурительным нагрузкам – вероятно, солдат. Легкий загар, выгоревшие пряди коротких золотистых волос, постриженных на военный манер, но уже немного отросших – вернулся недавно, может, около пары месяцев назад. Держит спину прямо, плечи гордо расправлены, а в глазах, невозможно синих, горит ослепительно яркое пламя – альфа, в этом не могло быть сомнений. – Уверен, мы сможем ужиться под одной крышей, мистер Ватсон.*****
– Мы направим тебя на осмотр к лучшим врачам. – Назначим операцию, если это будет необходимо. – Нужно устранить этот дефект. – Самые квалифицированные хирурги… – …специалисты… – …консультанты… Тысячи звуков врываются в голову, заставляя разноцветные узоры витражей в Чертогах покрыться сетью царапин. Пока они защищают Чертоги, с ним все будет в порядке, он будет принадлежать сам себе, и принимать решение он тоже будет самостоятельно. – Нет. Это не дефект, это часть меня. И никто не будет от него избавляться.*****
Мир без запахов не так уж и ужасен, как может показаться на первый взгляд. К этому привыкаешь примерно спустя двадцать лет, когда гормоны в крови перестают бушевать, а тело завершает последние стадии взросления. Привыкаешь к горячему кофе без аромата кофеина, привыкаешь к сладкой выпечке без какого-либо запаха или к сигаретам без табачного дыма. Привыкаешь ко всему, со временем, которое неумолимо течет сквозь пальцы и которое невозможно удержать. Шерлок привык к миру без запахов, ведь он так же скучен и сер, как и все вокруг.*****
Ярко-синий цвет сочными брызгами испещряет гладкое серое полотно, разбавляется карминовыми пятнами и серой пылью пороха, превращая серое в черт знает что. Но Шерлоку это нравится, определенно нравится, и он не может скрыть незнакомой себе улыбки, когда смотрит на правильные черты лица, освещаемые белыми, красными и синими огнями стробоскопов. Голоса, звуки сирен, шелест листьев на деревьях – все это сливается в один фоновый шум, приглушенный и едва заметный. Этой ночью ему впервые спасли жизнь.*****
Босые ноги щекочет трава на лужайке, а теплые лучи солнца приятно греют вечно бледную кожу. В каштановых завитках длинных волос весело играют солнечные зайчики, и звонкий детский смех разносится по всему внутреннему двору родительского дома. Это спокойное время, когда Майкрофт беззаботно улыбается, глядя на своего младшего брата, бегающего за Graphium sarpedon, ускользающим от цепких детских пальцев. Мать также нежно и тепло улыбается, наблюдая за своим младшим сыном из тени спелой вишни, алые ягоды которой яркими пятнами выделяются среди зеленой листвы. Отсутствие запахов не вызывает дискомфорта и компенсируется богатой детской фантазией и словами, которыми взрослые описывают те или иные запахи и ароматы.*****
– Ты не собираешься кого-то искать себе? – Зачем? Я прекрасно живу один. – Ты – альфа, Шерлок. Ты не можешь быть один до конца своих дней. – И кто вбил тебе такую глупость? – Это не глупость, а… – …определенный набор генов, проявление которых заранее предписывает нам соответствующую модель поведения в семье и обществе, а также скорость продвижения по карьерной лестнице, верно? Я ничего не упустил? – Не будь глупцом. Ты альфа по крови и определению, и ты, к твоему сведению, уже позоришь нашу семью. – Тогда я не хочу быть частью этой семьи, Майкрофт. – Так, значит? Предпочтешь свои принципы семье? – Да. Поэтому я пришлю тебе открытку из Мексики, где ты не будешь надоедать мне своими нотациями. – Ты не посмеешь… – Уверен?*****
Джон часто куда-то уходит или исчезает на несколько дней, говоря, что проводит свое время с омегами, а затем снова врывается в серую жизнь ярко-синим пятном, брызги которого разлетаются на сотни метров, задевая и другие серые полотна людей, которых он зовет друзьями. Молли Хупер дарит его полотну желтый цвет, потому что она напоминает ему теплое летнее солнце. Лестрейд – красный, потому что он всегда обращается за помощью в делах, где так или иначе присутствует алая кровь. Миссис Хадсон дарит нежно-фиолетовый, что ассоциируется с фиалками, которые растут у нее на подоконниках. Майкрофт неизменно темно-серый, как свинцовое небо или его неизменный зонт с деревянной лакированной рукоятью. Отец – черный, как и его черно-белое фото с черной полосой в уголке. А мама… Мама всегда была нежно-розовой краской в его жизни, словно нежный и хрупкий лепесток розы, сделанный искусным мастером из тончайшего фарфора. Все люди для него имели свои цвета, но только Джон был самым ярким и красочным взрывом из тысяч оттенков синего, голубого, лазурного, сапфирового и синей стали…*****
Он чувствует себя, как перекати-поле в засушливой и безжизненной пустыне, пока бездумно бредет по дороге с рюкзаком и бутылкой питьевой воды. Мимо иногда проносятся машины, сигналя, некоторые водители предлагают подбросить, но он отказывается, продолжая идти на своих двух. Устает, выматывается, но добирается до небольшого мотеля, где снимает обшарпанный номер с твердой, как кусок скалы, кроватью, а в соседнем магазинчике покупает открытку. Полночи он сидит в номере, пытаясь починить розетку, чтобы зарядить мобильник, а остальную часть ночи спит крепким и беспробудным сном. Наутро он подписывает открытку и бросает ее в почтовый ящик, не особо-то надеясь, что она дойдет до своего адреса. Однако, спустя месяц Майкрофт получает клочок картонки, на которой изящным почерком выведено: Майкрофту Холмсу, с любовью из Керетаро. ШХ.*****
Джон готовит потрясающе вкусный кофе, который, скорее всего, не менее потрясающий на запах. Шерлок сидит на кухне, тщетно пытаясь понять, в чем заключается его дефект. В отсутствии человечности и сострадания? В отсутствии друзей или бесконечной череды любовников? Или всего и сразу? Он не понимает, не может понять, а Джон говорит, что когда-нибудь он во всем разберется. Что когда-нибудь он обязательно влюбится. Глупости…*****
– Это Виктор Тревор, очень способный и талантливый омега. Воспитан в одной из самых уважаемых семей в… – Не интересно. – Что, прости? – Мне это не интересно. Твой Виктор мне не интересен. – Шерлок, не будь неблагодарным. Я, в конце концов, стараюсь для тебя. – Спасибо, но ты отвлек меня от более важных дел. – И какие же это у тебя дела? – Избегать тебя как можно дольше, например. А сейчас, прошу меня извинить, вынужден продолжить прерванный химический опыт. – Шерлок, немедленно вернись. Шерлок!*****
– Это… голубой? – Морская волна, если быть точным. – Ух ты, здорово. А зачем тебе столько ведер краски? – Хочу покрасить стены в своей комнате. Поможешь? – С удовольствием. Шерлок не понимает, зачем ему потребовалось перекрашивать белоснежные стены своей неприступной спальни в цвет морской волны, но ему нравится этот цвет, и он напоминает цвет глаз Джона, когда тот счастлив или просто рад какой-то обыденной мелочи. Такой простой, человечный, но в то же время необычайно сложный, с тысячей замков, к которым невозможно подобрать ключ или отмычку. Он понимает, что его дефект, судя по всему, распространяется не только на отсутствие каких-либо запахов…*****
Мехикали встречает Шерлока раскаленным солнцем, шумом машин и прохожими, которые с интересом смотрят на немного подзагоревшего молодого человека. Он быстро находит мотель с очередной комнатой, оставляет там свои вещи, а затем уходит на ночную прогулку, чтобы полюбоваться местными видами. Где-то играет музыка, и любопытство приводит Холмса в небольшое кафе, где он впервые в жизни пробует героин.*****
– У меня опыт, Майкрофт. Уходи. – Нам нужно поговорить. – Нет, не нужно. – Шерлок, открой дверь. – Проваливай. – Шерлок, пожалуйста… – Убирайся туда, откуда пришел. – Ты все еще злишься? – Нет, просто хочу подмешать тебе яд в чай и перерезать провода, чтобы никто не смог вызвать скорую. – Я тебе когда-нибудь говорил, что такие слова разбивают мне сердце?*****
Ярко-синие пятна расползаются по всему холсту, словно змеи, но Шерлок продолжает брызгать краску кончиками пальцев, гадая, кто же он на самом деле. Если он в самом деле альфа, то почему его так необъяснимо тянет к другому? Почему без него он перестает быть самим собой? Почему без Джона все краски меркнут и тускнеют, теряя свою былую яркость и привлекательность? Может, они все ошибаются? Может, он никогда не был настоящим альфой? Может, он всего лишь бета, не способный чувствовать запахи? Капли краски попадают на атлас белоснежной кожи, открашивая ее мелкими яркими пятнышками, чуть-чуть мерцающими в свете настольной лампы. Может, они все действительно ошибаются?*****
Мир приобретает совершенно другие краски, меняется, становится более насыщенным и ярким, причудливым. Стены расползаются, словно туман, с вещами происходят удивительные метаморфозы, звуки становятся громче, а сердце в груди бьется привычным тук-тук, тук-тук. Зрачки расширяются под влиянием героина, триллионы клеток горят и восстанавливаются, словно огненные фениксы из пепла, а эритроциты в его крови превращаются в алые распускающиеся розы, ранящие вены изнутри своими острыми шипами. На мгновение ему чудится, что он чувствует сладкий, дурманящий аромат, который ускользает также внезапно, как и возникает, но в тоже время он остается навеки запечатан в Чертогах.*****
– Мне жаль. – Мне послышалось, или ты сказал слово «жаль»? – Не начинай. Я просто пришел, чтобы извиниться. – Хорошо. Твои извинения приняты, Шерлок. Что-то еще? – Я хочу переехать. – И куда же ты собрался? – Бейкер-стрит. Там сдают квартиру, и я нашел себе соседа в долю. – Соседа? Какого-нибудь бету? Или, что менее вероятно в твоем случае, омегу? – Альфу. Он бывший военный, сейчас работает в больнице. Вполне подходящий для меня вариант. – Если ты действительно этого хочешь… – Да, я так хочу. – Тогда собирай вещи. Я попрошу перевезти их на Бейкер-стрит. – Спасибо, Майкрофт. – Не за что, мой маленький. Мы, как-никак, родные братья.*****
Его рука дрожит, когда он держит таблетку меж пальцев, белую и совсем крошечную. Новый и совершенно неизвестный наркотик, приготовленный лучшими умами студенческих лабораторий, который он решает протестировать на себе. Он сглатывает, зажмуривается и приоткрывает губы, а затем кладет белый кружок на кончик языка, чувствуя немного сладковатый привкус. За ним наблюдают шесть пар внимательных и любопытных глаз. Шерлок усмехается – эффект есть, но это ничто по сравнению с тем, что он уже пробовал. Это не возвращает ему запахов…*****
– Я не понимаю. – Есть что-то, чего ты не можешь понять? – Да. Я не могу понять, в чем заключается мой дефект. – Шерлок, у тебя нет никаких дефектов. Ну, кроме того, что ты страдаешь аносмией. – Я не про это. Вернее, не только про это. – Расскажи мне. Не обещаю, что помогу, но точно выслушаю. Шерлок смотрит в сапфировую бездну глаз и понимает, что неотвратимо падает вниз, словно ангел с обрезанными крыльями. Он не знает, что его ждет там, внизу. Острые скалы? Другая, совершенно непохожая на эту жизнь? Что, что может ждать на дне этой бездны, кроме верной погибели? Открыться? Сказать? Увы, не сегодня… – Думаю, не стоит. Но спасибо, что захотел выслушать. – Для этого и нужны друзья.*****
Травинки щекочут пятки, пока он бежит за большой черно-голубой бабочкой, лазурные пятнышки крыльев которой завладели вниманием пятилетнего мальчика. Они красивые, яркие и совершенно удивительно и гармонично сочетаются с черным цветом крыльев. Бабочка все улетает и улетает, пока Шерлок пытается ее догнать, протягивая к ней ручки и пытаясь прикоснуться к тонкому крылышку хотя бы кончиком пальца. Устав от погони, он садится на траву и смотрит на солнце, прикрывая глаза рукой и стараясь разглядеть ярко-желтый круг на голубом небе. Теплый ветер любовно ласкает каштановые кудри, пока возле старой вишни раздаются голоса Майкрофта и мамы. Бабочка садится прямо на нос маленькому Шерлоку, и вблизи он различает несколько оттенков сапфирового и лазурного. Бабочка очень красивая, и он улыбается по-детски счастливой улыбкой, а затем провожает ее немного грустным взглядом, когда она с легкостью улетает куда-то вглубь зеленого сада.*****
– Скажи мне, Шерлок, чего ты хочешь? – Я хочу быть свободным. Счастливым. Обычным, как другие люди. – Ты всегда просишь то, чего я не могу тебе дать, солнышко. – Ты дала мне больше, чем я смею просить. – Но недостаточно, чтобы ты был счастливым, мой мальчик. – Я счастлив, по-своему. – Но ты одинок. Одинокие люди редко бывают счастливыми, особенно, если им некому подарить свою любовь. – Знаю. Я пробовал полюбить, но это как… пытаться полюбить манекен. Без запаха. Я ничего не чувствую. – Ты пройдешь через это, мой мальчик. Ты будешь счастливым, вот увидишь.*****
Солнце уже начинает припекать, но Шерлок сидит на камне, подставив лицо под лучи солнца, улыбаясь и чувствуя легкое дуновение ветра, ласкающего загорелую кожу и темные кудри, прядки которых посветлели за несколько недель, проведенных на улице в разгар жаркого лета. – Quieres algo de beber?* – No, gracias.** – Si necesitas algo, dígale.*** Ему кажется, что он не только свободен, но и счастлив, вдыхает воздух полной грудью, живет там, где о нем никто ничего не знает, и где никто не спрашивает: «Еще не нашел себе омегу?».*****
– Помнишь, ты хотел выслушать меня? – Конечно, это было полчаса назад. Чаю? – Да, спасибо. – Не за что. Так о чем ты хотел поговорить? – Тебя когда-нибудь тянуло к себе подобным? К другим альфам? – Нет, думаю, не тянуло. А что? – Ничего. Просто мне кажется, что… – Что? – Забудь, это полнейшая ерунда. И занеси чай в мою комнату. – Конечно…*****
– Альфы должны быть с омегами. – Альфы являются защитниками своей семьи. – Альфы должны содержать свои семьи в достатке. – Альфы пользуются большим уважением в современном обществе. – Альфы должны… – Альфы обязаны… – Альфы… – …альфы… Старые слова, произнесенные Майкрофтом много лет назад, стучат молотками в голове, ломая разноцветные витражи Чертог. Осколки со звоном падают на мраморный пол, и Шерлок падает на колени, так и не дойдя до своей спальни. Звон стекла отдается в ушах, и крик вырывается из груди, заглушаемый звоном разбитой кружки на кухне. Картинка перед глазами расплывается, и в памяти отпечатываются лишь ярко-синие пятна, растекшиеся по серому полотну, как ягодный чай растекся по полу. Сохранность Чертогов пошатнулась, выведя Шерлока из равновесия, но это скоро пройдет. Это всегда проходит…*****
Он стоит на руинах некогда красивого храма, бездумно смотрит по сторонам, а затем опускается на корточки и зачерпывает горсть пыли и разноцветных осколков, которые ранят кожу его ладоней. Яркий кармин оставляет пятна на пыльном мраморе, но он не чувствует боли. Пока Чертоги в таком состоянии, он едва ли сможет заметить, как бег его сердца замедляется, а затем прекращается вовсе. Разрушенные Чертоги – это результат передозировки и собственного безрассудства. Наркотиками невозможно вернуть то, чего никогда и не было, но он, глупец, смел надеяться на еще одно мимолетное мгновение, на еще одно лже-воспоминание о запахе. Глупец…*****
– С тобой все в порядке? Может, мне стоит вызвать скорую? – Все в порядке. Это… иногда случается со мной. – Это? Что ты имеешь в виду? – Помнишь, я говорил тебе о своих Чертогах? – Да, помню. – Некоторые воспоминания разрушают их целостность, тот фундамент и те стены, которые я возводил многие годы. Я… просто вспоминаю то, что, пожалуй, не стоило вспоминать. – И что же ты вспоминаешь? – Свою жизнь. Отдельные фрагменты, сумбурные, мало чем связанные между собой. – И эти воспоминания разрушают твои Чертоги? – Вроде того. – Но ты говорил, что «удаляешь» ненужные файлы. Почему ты не удалишь эти воспоминания? – Потому что тогда я «удалю» самого себя, Джон…*****
Свечи, шоколадный торт, счастливая улыбка матери и теплая улыбка брата, игрушечный вертолет на радиоуправлении и набор юного химика – Шерлоку исполняется девять. Он уже довольно высокий и худой, каштановые завитки волос давно сменились короткой мальчишеской стрижкой, а разноцветные футболки и джинсы – рубашкой и строгими брюками. Майкрофт зовет его в бывший кабинет отца и протягивает серый сверток, терпеливо ожидая, пока длинные пальцы распакуют обертку. В небольшой рамке из крашеного черной краской дерева и за стеклом находится Graphium sarpedon, та самая красивая бабочка с ярко-голубыми и лазурными полосами на черных крылышках, за которой несколько лет назад Шерлок бегал во всему двору, и которая так легко и доверчиво села ему на нос, позволяя разглядеть себя получше. Красивая. Мертвая. Она больше никогда не полетит… Шерлок отдает рамку Майкрофту и отказывается от подарка. Ему приятнее думать о живой бабочке, чем об убитой.*****
Шерлок сидит в старой церкви Морелии, сложив руки в молитвенном жесте. В зале почти ни одной души, кроме священника и троих местных прихожан, и он спокойно позволяет своим мыслям течь в произвольном направлении. Теплый летний ветерок гуляет по церкви, скорее всего, принося с собой множество запахов с местного рынка, в котором продают всевозможные фрукты, специи и сладости. Холмс вздыхает, а затем пепельный взгляд цепляется за бабочку, притаившуюся на одной из старых колонн. Поднявшись с места, он медленным шагом подходит к колонне, с улыбкой замечая знакомые лазурные полосы на черных крылышках. Шерлок никогда не верил в знаки Судьбы, но отчего-то хочет верить в этот. Хотя и не знает, что может означать бабочка с лазурными полосами на черных крыльях.*****
Черная рубашка обнимает Джона, словно вторая кожа, пока он сидит возле кресла, неотрывно смотря своими лазурными глазами на соседа, пребывавшего в состоянии, близком к прострации. Неожиданно Шерлок моргает, а затем улыбается незнакомой Ватсону улыбкой. Он кажется каким-то счастливым, словно восстановил свои Чертоги или ответил на свой же вопрос, который мучил его на протяжении многих лет. – Джон, я понял. – Что ты понял? – Это странно, но теперь мне кажется, что всю жизнь я ждал встречи именно с тобой. Словно… – …я предназначен тебе свыше? – Звучит странно, но да. И я не понимаю этого. – Почему? – Потому что я – альфа, как и ты. Чему ты улыбаешься? – Ладно, раз мы дошли до такой стадии, то я должен тебе кое-что сказать. Вернее, кое в чем признаться. – Слушаю… – В некотором роде, я тебя использовал. Вернее, твою аносмию. Ты был единственным человеком, который искал себе совершенно любого соседа, и то, что ты не мог почувствовать мой запах, лишь сыграло мне на руку. Я смог убедить тебя в том, что я – альфа. Это обеспечило мне долгие недели спокойной жизни. Все знали, что я жил с альфой и почти насквозь пропитался его запахом, в то время как ты даже не знал, что с тобой под одной крышей живет омега. – То есть, ты омега? – Да, прости, что солгал тебе. Я не думал, что все зайдет так… далеко. – Я влюбился в омегу… Это… потрясающе, должен сказать. – То есть, ты не злишься, что я лгал тебе несколько месяцев? – Злюсь, но не так сильно, как задаюсь другим вопросом. – Каким? – А что ты чувствуешь ко мне? – Я люблю тебя. Как альфу, как друга, как несносного соседа, как гения частного сыска… – Я тоже тебя люблю… Хоть и не знаю, какой у тебя запах. – Шоколад и апельсин, если верить другим людям. – Звучит вкусно… Я могу попробовать? – Можешь даже не спрашивать.*****
По груди скользят теплые ладони, быстрые движения пальцев срывают с губ бесстыдные стоны, губы сталкиваются в отчаянно-страстных поцелуях, а сапфировые глаза, горящие неведомым огнем, сводят с ума, стоит только заглянуть в эту темную бездну. Разгоряченное тело, до невозможности близкое и желанное, податливо двигается в такт с пальцами, возбуждение теплыми волнами растекается по всему телу, тысячи чувств разом обрушиваются на полуразрушенные Чертоги. Шерлок почти забывает, как дышать, совершая все новые и новые открытия, изучая немного загорелую кожу Джона, прикасаясь губами к паутинке шрама на ключице, кусая мягкую кожу и оставляя на ней свои метки, а затем впивается почти грубым поцелуем в заалевшие губы. Почти задыхаясь, Холмс отрывается от желанных губ, любуясь этим потрясающим мужчиной – светлые волосы слегка растрепаны, губы приоткрыты и между ними соблазнительно мелькает кончик языка, синие глаза горят возбуждением, как и все обнаженное тело омеги. Желанный, удивительный и абсолютно невозможный. Красивая бабочка, добровольно прилетевшая в его объятия, когда он этого совсем не ждал. – Быстрее… Шерлок… Темп движений ускоряется, на что в ответ Шерлок получает протяжные стоны, и из-за чего постепенно приближается к пропасти. Джон податливо толкается навстречу, целуя губы альфы, кусая их до крови и хватаясь пальцами за гибкую спину, оставляя на белоснежном атласе алые полосы и царапины. По комнате разносятся стоны от сладостного ощущения горячей тесноты, в которой размеренно двигается Шерлок, а стройные ноги, обвившие его бедра, направляют движения, заставляя едва ли не вколачиваться в Джона, вызывая протяжные стоны, все больше и больше напоминающие крики. Холмс двигается все быстрее, задевая простату и чувствуя, как плотно сжимаются стенки мышц вокруг его члена, и не желает прекращать это удивительное действо, отчетливо запоминая каждую деталь, каждый стон и каждое движение. Джон двигается в заданном темпе и почти утопает в этой сумасшедшей гамме ощущений и звуков, созданной из замысловатых сплетений их стонов, шепота и имен, ласк и поцелуев, движений тел и запахов, которые наполняют собой комнату, но которые, к сожалению, Шерлок не мог почувствовать. Шерлок ловит губами стоны Джона, оба двигаются в безумном ритме, найдя идеальный темп движений, ласкают друг друга руками и губами, оставляя на коже мириады засосов, укусов и царапин. Мелкая дрожь вихрем проносится по всему телу, и Холмс с глухим стоном кончает во влажную жаркую тесноту, позволяя себе раствориться в оргазменной неге, растекающейся по жилам и приносящей с собой приятную усталость и наслаждение, и улавливает хриплый стон Джона, кончившего следом за ним и устало закрывшего потяжелевшие веки.*****
– Знаешь, Шерлок, я уверен, когда-нибудь ты обязательно кого-нибудь полюбишь. – Откуда тебе это знать? – Просто знаю и все. Кстати, передай привет своему соседу-альфе. – Обязательно. – Ты знал, что так будет? – Догадывался. И ты знаешь, я редко ошибаюсь. – Знаю. Наверное, я должен сказать: «Спасибо»? – Можешь не говорить, я и так знаю, что ты мне благодарен. Кстати, как он? – Чудно, ждем мальчика. – Да, это чудно. Я… рад за тебя, мой маленький. Ты это заслужил. – Да, наверное. А ты? – Мне есть, с кем просыпаться по утрам, Шерлок. – Тогда я тоже рад за тебя. – Спасибо. – И тебе спасибо. За все. Кстати… – Да? – Не злоупотребляй шоколадным печеньем, им пахнет даже из коридора. – Что? Откуда ты?.. – Пока, Майкрофт!*****
Цвет может быть ярким или темным, тусклым или насыщенным, первичным, вторичным или третичным, он может быть смешением других цветов, результатом перехода от одного к другому. Звук может различаться по громкости, тональности и интенсивности звучания, может быть приятным или отталкивающим, быть частью чего-то, а может быть сам по себе. Запах может быть совершенно особенным и неповторимым, одним на миллион и только для одного-единственного человека. Он может быть приятным и сладким, свежим и легким. И теперь он может себе представить, как пахнет свежеиспеченная выпечка, как пахнут светлые волосы после душа и как пахнет тот единственный в мире человек, который был предназначен ему самой Судьбой…*****