Последний день Земли

Их было двое: он и она. Она лежала в траве и смотрела в небо, а он сидел рядом и пил дешёвый портвейн из фляги. Небо заволокло свинцовыми тучами, и Солнце казалось всего лишь красным, негреющим диском. Было жарко и душно, в застоявшемся воздухе чувствовался запах серы, гари и ещё какой-то гадости. - Ты помнишь, год назад я всё поставил на чёрное, потому что тогда небо было чёрного цвета? А сейчас оно красное, может мне поставить на него? Ну и напился же я тогда… Этот парень, не помнишь, как его звали? Ты ведь тоже там была, пришла со мной, хоть и не любила такие места. Она промолчала. Он отхлебнул ещё. - Да и не важно. Ты вот ругаешь порой меня за пьянство, а ведь он тогда напился не меньше моего, раз поставил такое на кон. Ну и поделом ему. А как всё хорошо начиналось… Они строили идеальный мир, и наш герой был генеральным инженером одного из ста великих Проектов Будущего. Он строил мосты между городами – большие ажурные пирамиды из алюминиевых стержней и биопластика, стоящие на опорах высоко от земли. Они позволяли преодолевать большие расстояния за секунды. Единственным минусом были высокие энергозатраты. Сначала проект хотели закрыть как несостоятельный, но приоритетом стало время. Было очень много дискуссий, голосований, и в конце концов Мировое правительство дало разрешение на использование ядерной химии. Но если что-то строго запрещённое разрешили один раз, то разрешат и второй, и третий…, и ядерная химия стремительно вошла в жизнь, открыв новую эпоху в истории человечества. Создавались новые проекты, строились новые города, пустыни зазеленялись. Болезнетворные болезни умирали от радиоактивного макро-излучения... Общество тоже развивалось. Пусть методом проб и ошибок, но они строили свой идеальный мир, свою утопию. Каждый день, вставая ровно в шесть (так рекомендовало Мировое сообщество врачей), они шли на работу, желая строить свой рай на земле. На горизонте задымил вулкан. - А помнишь, как мы познакомились? Я вот как сейчас помню, тогда был праздник в Сигтропе, и небо было оранжево-жёлтым. – Она слушала его и улыбалась. – Кстати, того умника, что придумал менять цвет неба с помощью моих пирамид, тогда наградили. Ублюдок, это он во всём виноват. Он отхлебнул ещё и с горечью заметил, что у него осталось только половина. Это была ошибка в программе не сложнее калькулятора. Сбой где-то на сотом знаке после запятой. Чем сложнее механизм, тем легче он ломается, но почему в нём сломалось самое простое? Так глупо, так глупо. - Мы даже ничего не поняли. – Сказал он и залился кашлем. Что-то разрушало, разъедало его изнутри. Он не чувствовал этого, а только знал, и этого уже хватало. Порой казалось, что только от его знания радиация притягивается к нему сильнее, только из-за этого… Но большинство умерших этого не знало. Раздавалась музыка, эллюминицировали фиолетовые лазерные лучи в небо, окрашивая его в лиловые оттенки, и люди, приняв это за очередной праздник, толпились на улицах, собирались на крышах и в парках. И в тот де момент происходил повсеместный выброс радиации. Не слишком большой, останови его кто-нибудь прямо тогда, и ничего бы не было. Вот только останавливать было некому. Все видели лишь это фиолетовые лучи, спокойно и неторопливо ища ошибку в программах украшения городов. Лишь немногие тогда догадались, что произошло на самом деле. Пока никто не спохватился, он взял с собой жену и спрятался в бункере, использовав те самые билеты, которые выиграл пару дней назад в казино. Когда бункер заполнился людьми, они закрылись от внешнего мира. Никто не знал, что происходило снаружи, но они постоянно слышали, как кто-то скребётся в бетонные стены, стучит в железные двери. Ему было плевать. У него было сколько угодно еды, алкоголя и любимой жены. Жаль только курить нельзя. Это ему понравилось гораздо больше, чем работать в будние дни и отдыхать по праздникам в зашарканных тысячами людей местах. Их рай не земле длился недолго. Он инженер, а его жена геолог. Когда бетонная стена начала нагреваться, она сразу всё поняла: радиация постепенно разогревала земную кору. Бункер находился в низине, им нужно было выбираться отсюда, пока не стало слишком поздно. К тому же, звук, доносящийся из-за дверей, не давал им покоя. Тысячи облучённых сидели под дверьми и скреблись в них, плакали, стонали и умирали, процветал каннибализм. И она бежали. На север, где не должно было быть городов, и, следовательно, радиации там поменьше, они бы смогли раздобыть еду, и спокойно доживать свою жизнь. Так они думали. Или хотели думать. Они сбились с пути, и он не знает, где север, а где юг. Но они должны двигаться дальше. Он поднялся, да так резко, что голова закружилась, и он пошатнулся. - Ну, чего ты лежишь? Нам пора двигаться дальше. Он был один. Его тон становился всё более жестоким. – Ну же, вставай! - Его жена не реагировала. Он пнул её тело, ещё и ещё. Это не помогло ей очнуться. А потом он заплакал. Опустился на колени рядом с ней и попросил прощения. Рукой погладил её по щеке, с её лица слазила кожа. Он обежал весь близлежащий лес, пока не собрал букет из невзрачных цветов, многие цветки были искривлёнными, изуродованными, но цветы оставались цветами. Он вложил ей букет в руки и поцеловал её в лоб. Она была очень холодная. Казалось, весь мир - это одна большая жаровня, а его жена вобрала в себя весь оставшийся холод. - Теперь тебя никто не потревожит. Спи спокойно. Дальше всё путалось. Он бежал от вулкана, но вместо этого оказался у подножия другого. Он почти бесцельно брёл сквозь искорёженную рощу. Присев отдохнуть в траву, которая больше напоминала ему высушенные водоросли, он поднял голову вверх и увидел обезьянку, сбежавшую, по всей видимости, из зоопарка. Она была страшно изнеможена, и прижимала к себе нечто, сросшиеся в утробе зародыши представляли собой комок из шерсти, лап, хвостов и, по меньшей мере, шести голов. Она не знала, как приложить это к себе, чтобы они перестали плакать, поэтому просто баюкала их, совсем как человек. Это мало помогало. Ему вдруг стало страшно, хотя никогда прежде не было, и в горле пересохло, только теперь он понял, что он потерял свою флягу. Нужно идти дальше. И он опять бежал, пока силы не стали покидать его, он споткнулся, упал, и покатился вниз по склону, пока не затормозил на берегу реки. Он не мог бы определить, сколько он так пролежал, но ему казалось, что очень много, может несколько часов. Он проснулся от львиного рёва, или сего-то похожего на него. Открыв глаза, он увидел льва. Лапы у него были короткими, шерсть вся выпала и осталась только кусками на шее, на предплечье красовалась вторая голова, недоразвитая, величиной с кулак. Пусть и такой. Лев оставался львом, и он был хищником. Они сцепились, и покатились к реке, слабо борясь друг с другом. Когти царапали по груди, по рукам, пытались попасть по лицу. Всё внезапно кончилось. Упав с обрыва, они попали в воду. Он даже ничего не успел понять, только кожа начала слазить, и глаза зажгло со страшной силой. В реке была кислота, выделившаяся от вулкана. Он дышал ею, он пил её, с одним желанием – лишь бы это поскорее закончилось, лишь бы он никогда этого не знал. Умер, растворился в ней, ведь умирать всегда так просто. Солнце склонялась к закату, вулканы просыпались, материки дрейфовали по магме, как айсберги по морю, и так же постепенно таяли. Подходил к концу последний день Земли.