Птицы

- Антонио! - Юноша кое-как вошел в чудный особняк итальянца, жадно ища того глазами. - О, вот Вы где! - кажется, австриец даже немного подпрыгнул, бросившись к немного усталому Сальери. - Друг мой, вот Вы-то мне и нужны! - Судя по тому, как часто Вы это произносите, я нужен Вам всегда, - устало улыбнувшись, мужчина даже не стал сопротивляться стальной хватке Вольфганга. - Что Вас ко мне привело на этот раз? - голос звучал мягко, может даже немного... Трепетно как-то. Уж слишком хорошо он относится к этому немного сумасшедшему юноше. - Есть такое, - Вольфганг захихикал. - по дороге к Вам я столкнулся с мадемуазель Аннериале. Она сказала, что Вы довольно-таки неплохо отыграли свою партию на её приеме, но быстро удалились из-за плохого самочувствия. Вам лучше? - Моцарт уставился на Сальери своими большими, детскими карими глазами. - Вы себя хорошо чувствуете? - Ох, разумеется, мой юный друг, я в полном порядке, мне легче. Это всего лишь мигрень из-за духоты. На улице нынче сухо. - итальянец улыбнулся, пригладив вставшие ёжиком лохмы Амадея. - Что ж, приятно знать, что я Вам нужен. Всегда, - легкий, бархатный смех Сальери - и юноша залился краской. - Я хотел бы пригласить Вас на прогулку. В Дворцовом Саду, на бо-о-о-ольшом, - Вольфганг даже попробовал обхватить невидимое дерево, - таком дереве поселились птицы. Такие красивые! И все разные! - Мой милый друг, Вы так радуетесь, словно птиц ни разу не видели, - Сальери захихикал, но потом взял себя в руки, столкнувшись с твердым, но таким милым взглядом юноши. - Прошу прощения. Кхм, так... Вы хотите показать мне птиц? - Да, уверен, Вы, как человек творческий, поймете меня, как только увидите этих замечательнейших созданий! - воодушевленно прыснул юный композитор, повиснув на руке у Сальери. На самом деле, эти "объятья" вошли в бытовой обиход обоих композиторов: Сальери привык, что его теперь откровенно тискают. Если раньше он как-то пытался возмущаться, то Вольфганг... Вольфганг все равно стоял на своем и вскоре итальянец сдался. И когда Моцарт получил полноправное согласие на объятья, юноша и вовсе "прилип" к композитору. А что, разрешили же ведь, почему бы и нет? - Что ж, - Сальери мягко накрыл холодную ладонь юноши своей, согревая, - в таком случае, идемте. И ради всего святого, не вешайтесь мне на шею по дороге. Утром я потянул мышцы. - выдохнул итальянец, чуть отступив от Амадея, натянув камзол. - Потянули? Серьезно? Вы были у доктора? Вы... - юноша замолк, как только Антонио приложил два пальца к его пухлым, чуть обветренным губам. - Ничего страшного со мной не случилось, мой милый юный друг, успокойтесь. - Сальери мягко улыбнулся, поправляя камзол. - Это вполне естественно, поход к доктору здесь не имел бы смысла. Поэтому - не волнуйся зазря. - Я не могу не волноваться за тебя, - хмыкнул себе под нос Вольфганг, коснувшись пальцами своих губ. - Идемте же, - вновь обняв композитора за руку, Моцарт утащил его в сторону Дворцового Сада.

***

- А потом я забрел сюда, - Вольфганг выдохнул, прикрыв глаза. Он уже несколько минут тараторил без умолку, рассказывая, как попал именно в этот кроткий уголок Сада, где почти никого не было. - Здесь и вправду очень красиво, - Сальери сидел под деревом, запустив руку в немного спутанные, но мягкие волосы юноши, положив руку ему на грудь. - Что ж, мсье, нужно чаще гулять где попало, - хихикнул мужчина, подняв голову на легкое чириканье. На самом деле, сейчас Амадей готов был мурлыкать от таких трепетных и нежных прикосновений "коллеги по цеху". И Вольфганг не мог не отметить, про себя, какой же все-таки итальянец нежный по отношению к нему. Пусть и пытается как-то принимать независимый вид. Пожалуй, столько ласки и доброты, заботы и некого трепета юноша ни от кого не получал. Разве что от покойной матери, но прикосновения Антонио были особенными. Он словно боялся сделать больно любым, даже робким, случайным жестом и действием. Боялся сделать что-то не так. - Вы мурлычете? - Антонио широко заулыбался, коснувшись кончиками пальцев щеки юноши. - Вольфганг? - Извините, - извинился Моцарт, чуть покраснев. Он что, правда мурлыкал от прикосновений Антонио "вслух"? - Я... - юноша хотел как-то оправдать свое "мурлыкание", но его перебили. - Мне кажется, это было довольно-таки мило. Только кошачьих ушек Вам не хватает. - Сальери мягко гладил его по щеке тыльной стороной ладони, чуть улыбаясь. - Нравится? - Очень, - вновь сладкое мурлыкание и Вольфганг поддался вперед, чуть ближе к композитору. Такие ласки и вправду были безумно приятны для Моцарта, тем более от такого важного, нужного юноше человека. И ведь итальянец, как показалось Амадею, сам млеет от этих жестов, что и бросилось в глаза Вольфгангу. - Вам это тоже нравится. - Моцарт блаженно прикрыл глаза, а потом вновь приоткрыл, услышав милое щебетание. - Да, Вы правы, мой милый наблюдательный друг. - Сальери тоже поднял голову вверх и улыбнулся, чуть сжав руку юноши. Над их головами летали и щебетали птички. Маленькие, большие, пышные и не очень. Самые-самые разные: например, сейчас у поднявшегося Вольфганга в волосах сидела красная птичка с черным хохолком и эта красавица фыркнула и стала махать крыльями, стоило итальянцу приблизиться к Вольфгангу, чтобы её рассмотреть. Где-то рядом бродили синие и коричневые птички, нагло роясь в карманах камзолов обоих композиторов, а одна даже задела клювиком какую-то ниточку, из-за чего Антонио пришлось нежно и аккуратно вытаскивать эту маленькую красавицу. Которая, кстати, тут же устроилась в его ладонях, расправив крылья. - Мари любит, когда ей спинку чешут. - Вольфганг возился с совсем небольшими птичками, высыпая из кармана камзола наспех украденные на базаре семечки. - Ну же, герр Сальери, почешите этой милой птице спинку. - Мари? - Сальери ласково улыбнулся птичке, аккуратно проводя пальцем по спинке этой маленькой красавицы. - Я дал каждой птичке имя, - Моцарт немного смущенно отвел глаза, встряхнув лохматой головой, согнав небольшую птицу, которая лапкой запуталась в его волосах. - У всех и всего есть имена. Почему бы не дать имена и птичкам? - Вы правы, мой юный друг, - Сальери хихикнул и, устроив Мари на плече, помог Белле выпутаться из лохм юноши. Птичка что-то чирикнула в ответ и вновь улеглась юноше на голову, махая, разминая крылышки. - Знаете, вот эта красавица напоминает мне Вас, - Антонио засмеялся, когда увидел светло-коричневую птицу, которая махала крыльями перед другой, тыкаясь клювиком ей в грудку. Взяв коричневую и черную птичку в ладони, Сальери без промедления дал коричневой птичке имя. - Вольфганг, - подмигнув юноше, который нежно и аккуратно взял черную птичку в руки, Сальери продолжил: Просто Ваша копия. - Да? Правда? - юноша чуть удивился, гладя черную птичку по грудке. - Его я назвал "Антонио". Он такой же, как Вы: вроде такой... Такой холодный, а вроде бы и такой добрый, нежный и чуткий. - "Антонио" стал тыкаться клювиком юноше в щеку, ласкаясь словно кот. - Вы всегда мне казались самым добрым и самым заботливым человеком во всей Вене, - Вольфганг поцеловал птицу в совсем крохотный лобик. На самом деле, слушать такие комплименты, да еще и от Вольфганга, было приятно. И с каждым словом юного музыканта Сальери, кажется, улыбался шире и шире. Их первое знакомство, конечно, было странным, и немного "не таким", но даже тогда они заинтересовали друг друга. Сальери заинтересовал Моцарта лишь слухами о себе, уже в начале их "отношений", а Моцарт - своим нравом, рваными и открытыми жестами, чего Сальери никак не мог упустить из виду. - Приятно слышать это от Вас, - честно признался композитор, поцеловав "Вольфганга" в лобик. - Подумать на самом деле не мог, что Вы такого высокого обо мне мнен... - Это правда! - возмутился юный композитор и казалось, что Амадей нахохлился, словно птица. - Нет человека на этом свете, который бы смог меня вытерпеть. - Моцарт хмыкнул, а потом захихикал: "Вольфганг" примостился у Сальери на голове, сопя. - Вольфганг уже спит у Вас на голове, будьте аккуратны. - Разумеется, - Сальери чуть улыбнулся. - Даже и не думал, правда, что здесь столько птиц. С именами, - подмигнув юноше, итальянец мягко снял "Вольфганга" со своей головы, целуя в грудку. - Такой маленький. - Как я? - Моцарт придвинулся ближе, довольно-таки аккуратно, ибо в его волосах мирно дремал "Антонио". Этот вопрос был спонтанным и Амадей уже хотел было как-то извиниться, если бы Сальери сразу бы не ответил. - Как Вы. Такой же маленький и бесконечно милый. - итальянец погладил Вольфганга по щеке, заставляя чуть порозоветь. - Вы меня смущаете, - откровенно признался Вольфганг, пряча глаза. Но не отстраняясь, а наоборот, лишь садясь ближе. - Но... Вы же мне позволяете это делать, не так ли? - Сальери чуть улыбнулся, чмокнув юношу в макушку. После была легкая пауза. Сальери возился с птицами, а Вольфганг... Думал, точнее, решал один очень важный и противоречивый вопрос. Почему противоречивый? Потому что Амадей не знал, как мсье Сальери к этому отнесется. Но, в свете последних событий, которые дали Вольфгангу "толчок" в спину, юноша решился на, пожалуй, самый странный и безрассудный шаг. - Сальери? - Робко позвал юноша, немного замявшись. - Да? - Антонио повернул к нему голову, смотря в карие, большие глаза юноши. Конечно, было не сложно догадаться, что сейчас происходит в его голове. Но... Пусть он сам скажет или сделает это, правда? - Я... Ну... Вы... В общем... - Австриец опустил голову, прикрывая глаза челкой. "Соберись!" - фыркнул он сам себе, а после, зажмурившись, едва коснулся губ Сальери, положив ладонь ему на плечо. Вольфганг уже был готов к тому, что его просто оттолкнут, накричат или еще что-то. Но когда рука Антонио легла на его талию, а поцелуй не остался без ответа, Амадей, кажется, был самым счастливым человеком на свете. Он уже без робости обнял композитора за шею, прижимаясь всем телом, мягко и нежно целуя. - Я люблю Вас, - захихикав, Вольфганг коснулся носом носа итальянца, вновь чмокнув его в губы. - Я знаю, мой милый Амадей. И я тоже люблю Вас, - легкая улыбка со стороны Антонио и вновь легкий, ненавязчивый поцелуй. Птицы вокруг стали щебетать, устраиваясь на лежащих в траве камзолах под глуповатое, но такое счастливое хихикание обоих влюбленных композиторов.