Шаман

Полдень плавился на солнце, как кусок сала на камне, от реки тянуло знойной сыростью, стрекозы носились в воздухе, пожирая мошек. Поплавок - яйцо из киндер-сюрприза, - покачивался в воде, бледно-желтый, выгоревший на солнце. Покачивался-покачивался, раздваиваясь в сонной воде и не менее сонном воздухе. А потом целиком ушел под воду. Уилл сморгнул, прогоняя сон, подхватил удочку и встал, упираясь ногами в отлогий склон, потянул, чувствуя живое, энергичное трепетание на том конце лески. Рыбина была крупная, злая, угрожала не то оборвать леску, не то и вовсе утянуть рыбака в воду. Уилл водил ее, не вытягивая пока на поверхность - пусть бесится, пусть тратит силы. - Иди ко мне, - прошептал он одними губами, выманивая ее, сильную, здоровенную, терпеливо ждал, пока напор не ослаб. И только тогда потянул к себе, надеясь, что леска выдержит. Леска выдержала - а самодельная удочка нет. Треснула, переломившись пополам, оставив в руках у Уилла бесполезную палку. Остальное, включая любимый крючок, рыба уволокла с собой. - Чтоб тебя, - выругался Уилл, оглядывая поверхность реки, по которой расходились круги. Склонился в воде, чтоб набрать воды и умыться, водоросли обхватили руку, целуя пальцы, но Уилл недовольно фыркнул, прогоняя их. Этих друзей ему только не хватало - речные духи знали его, но порой выкидывали странные шутки. Умывшись, он поднялся обратно, подхватив пахнущую рыбой плетеную корзинку. Улов сегодня был невелик, но какой есть. - Эй, - Уилл покосился на мальчишку, сторожившего его, - пойдем. Мальчишка, дремавший в теньке, нехотя поднялся, с некоторой опаской подошел к Уиллу. И пошел к деревне, оглядываясь на Уилла. - Непонятно кто кого сторожит, правда? – ухмыльнулся Уилл, но мальчишка не ответил, продолжая шагать рядом в густой траве, высоко задирая колени. *** В деревнях шаман был уважаемым членом общества, жил в самом лучшем жилище, ел вкуснее всех и спал без просыпа. Никто не осмеливался шутить или приказывать ему - известно же множество историй про то, как шаманы наказывали неугодных, но не было историй про то, как кому-то удавалось насолить шаману, избежав мести. Здесь же все было не как у людей. Всю власть себе забрал вождь, а шаман жил на положении домашнего животного, цепного пса, опасного как для чужаков, так и для своих. Племя вождю доверяло – уж раз он решил оставить чужака при себе, значит, так тому и быть. Вот и сейчас Вождь встретил Уилла у ворот, довел до своего дома и, взявшись за веревочный ошейник, привязал его к столбу у порога. Уилл уселся на первый подвернувшийся барабан и задумчиво уставился в небо. Мальчишка, сопровождавший его, держался поодаль, стискивая витую ручку корзинки с рыбой. - Свободен, - сказал Вождь и отобрал у него корзинку. Мальчишка поклонился и бочком-бочком отполз в сторону, оглядываясь на Уилла. - Боится, - вздохнул Уилл, - скоро мне не с кем будет на рыбалку ходить. А одного ты меня не отпускаешь. - И не отпущу. - И правильно. Но тогда тебе придется сопровождать меня самому. - Делать мне больше нечего, - проворчал тот. - А я что, должен безвылазно тут сидеть? - Уилл потеребил многочисленные веревки, завязанные заговоренными узлами, - им что, недостаточно всех оберегов, что ты на меня навешал? - Он боится твоих крючков, - пояснил Вождь. - Крючки для рыбалки. - Все знают, что рыбу надо ловить зазубренной палкой, - развел руками Вождь, - и все знают, что ты накалываешь чужие души на крючки и наматываешь их на удочку. Уилл закатил глаза. Вождь заметил, что Уилл сидит на новом барабане и согнал его. Впрочем, Уиллу было все равно, где сидеть, и он вытащил из дома Вождя плетеную циновку, уволок ее в свою хижину-клетку и растянулся на ней во весь рост. В хижине лежал почти весь нехитрый личный скарб Уилла – и многочисленные вещицы и приспособы для ритуалов, которые притаскивало племя. На почетном месте висела полусгнившая женская рука с отросшими ногтями - мертвая рука еще живого человека, обязательный шаманский атрибут. Руку Уиллу подарил сам Вождь, в торжественной и тихой обстановке. Когда-то рука принадлежала его лучшей ученице. - Что-то нехорошее в воздухе, чуешь? – спросил Вождь, - все чувствуют. - Гроза скоро. - Не только гроза, что-то похуже. Все волнуются, вот и боятся, что это ты решил наслать грозу, чтоб погубить деревню. - Да не стану я этого делать, - нахмурился Уилл, - зачем мне это? - Что-то темное приближается, - задумчиво повторил Вождь, поглядывая на женскую руку, а потом перевел взгляд на Уилла. Тот безразлично пожал плечами и улегся поудобнее, разглядывая его грузную фигуру сквозь полуприкрытые веки. Уилл помнил, что ученица Вождя пропала без вести несколько лет назад. Ее уволок в чащу необыкновенно злой и сильный лоа. У племени не было никакой возможности справиться с ним. Вождь верил, что она еще жива. Небо было светлым-светлым, без единого облачка, солнечный свет пронизывал чистый воздух, сквозил через листву, насекомые жужжали привычно и громко, все было как всегда. Но Уилл знал, как обманчива эта тишина. *** Тугие капли били в листья, как в барабаны. Вдалеке на востоке громыхала гроза, пока еще тихо, как старая ведьма-ворчунья, но ветер гнал облака на запад по ночному небу. Темнота за воротами разинула пасть. - Совсем рядом подобрался, - сощурился Вождь, вглядываясь в темноту. Уилл и сам чувствовал, что совсем рядом. Надеялся было, что обойдет стороной, но не обошло. - Иди и уничтожь его, - проговорил Вождь, глядя Уиллу в глаза. - А если он не сможет? - воскликнули из-за ворот. - Цыц! - рявкнул Вождь, перекрикивая далекий раскат грома. - Шаман все сможет. И, взявшись за пеньковую веревку, принялся распутывать узел на ошейнике, но капли дождя уже напитали волокна веревки. Вождь плюнул и разрезал ее костяным ножом. Принялся срывать защитные веревки-обереги с Уилла, отчего тот вдруг почувствовал себя совсем нагим и беззащитным. Обрывки веревок скользили по рукам, Уилл дергался от резких движений, стараясь удержать равновесие, и часто сглатывал. А жители племени, увидев разорванные путы, попрятались за ворота. - Ты должен прогнать это, - заявил Вождь, освободив Уилла. - Он не должен ходить возле нашей ограды. - А если моих сил не хватит? - Значит, вернешься, - решил Вождь, сузив глаза, - выберем жертву, чтоб его задобрить. - Меня? - криво усмехнулся Уилл. - Нет. - Я и правда могу вернуться? Вождь не ответил, скрестив руки на груди. Кивком указал на джунгли, и Уилл не смог возражать. Подхватил свою плошку из выдолбленной тыквы и потопал прочь, оскальзываясь на мокрых ползучих сорняках. Дождь словно занавес опустился за его спиной, оставляя позади и тепло большого костра, и сердитый уют хижины-клетки близ дома Вождя, и чужое, но все же знакомое племя. Уилл прошел еще несколько шагов и остановился. В лесу было невероятно шумно из-за дождя и приближающейся грозы, и одновременно - невероятно тихо. Звери попрятались. Лоа, наполнявшие местность, тоже исчезли, притворились деревьями, сырой травой, бездушными камнями и пустыми птичьими гнездами. Все попрятались, Уилл остался один. Нечто нехорошее надвигалось, и он чувствовал это так отчетливо, будто сам был зверем или духом. Впрочем, отчасти он и был им. Опустившись на колени, Уилл замер, закрывая глаза. Там, на большой земле, это никогда не действовало. Но там Уилл и не пробовал делать это так... всерьез. Среди больших улиц, высоких домов и множества машин это было очень глупым занятием. Белозубые люди с рекламных билбордов высмеивали страхи и кошмары, высмеивали его самого, люди боялись лишь боли и смерти, будто это было самым страшным, что могло случиться. Но люди с рекламы врали - иррациональные страхи за внутреннее я никуда не девались. Это пряталось, таилось под кроватью, вылезало наружу из-за неплотно пригнанных плинтусов, текло вверх по сливу раковины, выплескиваясь обратно в мир. Уилл усмехнулся, прекрасно сознавая, что сам создает этих лоа, свои страхи создает тем, что верит в них. Но это работало. Здесь и сейчас - работало куда сильнее. Пропихнув пальцы в тыкву, он вымазал их в краске, замешанной на глине, костях и крови. Растер ее по лицу, ощущая, как узоры проступают на коже, почувствовал привычный запах. По словам Вождя, шаманам и жрецам требовались дополнительные вещества для входа в транс, Уилл обходился без этого. Психотерапевт назвал бы это особым строением мозга, набором химических элементов. Вождь объяснял это тем, что боги благоволят к Уиллу. Объяснение могло найтись всему, но у Уилла не было резона его искать. Это работало, вот и все. Уилл поднялся с колен, стряхнув мокрые колючки и репьи. Чувствовал, что вокруг него собралась стая - привычная, безликая стая собак, нетерпеливая и готовая к охоте. Уилл выдохнул, чувствуя прозрачную прохладу ночного дождя, и отдал приказ. Искать. И сам пошел по следу, несмотря на дождь и ветер, несмотря на то, что попрятались прочие сильные и слабые лоа. Несмотря на то, что псы, сталкиваясь с тонким эфирным следом этого духа, скулили и поджимали хвосты. Уилл все равно шел вперед, потому что смысл был в том, чтоб защищать племя от злых духов, даже таких сильных, как этот. А если Уилл не сможет защищать племя, то перестанет существовать. Перестанет быть собой, а себя Уилл терять не хотел. Тот, судя по всему, не чувствовал его присутствия. Это неудивительно было, пришлые никогда не распознавали Уилла, до последнего не верили в него, пока не становилось слишком поздно. Местные же, жившие вокруг деревни, давно свыклись с ним, а Уилл свыкся с ними. Хотя никак не мог перестать думать о том, что сошел с ума. Псы осторожно и тихо выли, не бежали по следу с задорным лаем, а опасливо шли, крадучись. Колючая лиана рухнула сверху, капли осыпали его, словно душ. "Берегись", - прошептала лиана, мазнув колючками по щеке. "Почему?" "Он не только ловит души, - предупредила она, - он ест. Насовсем ест". "Что ест"? - спросил Уилл, но лиана не ответила, повисла бессильно, будто была безвольным растением. Уилл стряхнул ее с плеча и пошел дальше. Обычно местные только пакостили ему исподтишка, не шли на открытый конфликт, но чтоб помогали - это было впервые. Неужели все так переволновались? Настолько все серьезно? Уилл представил себе, что будет, если он не сумеет победить духа, а лишь разозлит, обидит его? Тогда тот уничтожит Уилла (съест всего и насовсем), а потом пойдет в деревню, разгневанный попыткой отпора. Быть может, имело смысл выставить для него дань, жертву, подношение - как делали все и всегда? Но, во-первых, Уилл никогда не шел на компромисс со злыми, агрессивными Лоа. А во-вторых... вполне возможно, что Вождь выставил его, как ягненка, привязанного к жертвенному столбу, и теперь Уилл наматывает круги, не сознавая о том, как привлекательно и жалко выглядит. Гроза приближалась: молния прочерчивала небо, и теперь хватало десяти секунд, чтоб услышать оглушительный гром. Уилл нащупал в кармане бусы, подаренные ему Вождем, надел на руку. В их силу он не слишком верил, но сейчас могла пригодиться любая защита. Он уже два раза обошел вокруг деревни, один раз - почти вплотную к ограде, второй раз подальше. Следовало сделать очередной круг, видимо, этот Лоа совсем его не замечал, а лишь ходил и облизывался, предвкушая пиршество. Либо он прекрасно знал, что его след взяли. От этой мысли Уилла вдруг прошиб холодный пот, и он, наконец понял, как сильно замерз и устал. Как сильно он хочет побыстрее разобраться со злым Лоа... и как сильно он его боится. Уилл впервые за столько лет почувствовал страх. Страх вполз в его внутренности, просочившись сквозь бреши в стене равнодушия и безразличия к собственной судьбе. Не хотелось закончить жизнь пищей злого Лоа, ни буквально, ни метафизически. Уилл представил, как тот сидит над его хладным телом неделю кряду, пожирая выливающиеся остатки жизненных сил. Как тот ловит его отлетающую душу в пустую тыкву, а потом высасывает ее через трубочку, поглощая насовсем. От всех этих мыслей Уиллу стало совсем тошно, он не заметил, что бредет совсем один там, где никогда не ходил без Вождя. Но след сильного и злого Лоа стал совсем ярким. Уилл практически видел его, как видят кровавые следы под ультрафиолетом. Он поспешил, надеясь застичь его врасплох, подобраться поближе и напасть - внезапно, хищно, быстро. От прилива адреналина пульс привычно застучал в ушах, и Уилл поспешил вверх по косогору. Мокрые ветки хлестали по лицу, молчали, ничего не говоря, сорняки цеплялись колючими лапами, тропинка вилась меж камней, совсем узкая, Уилл прыгнул с валуна на валун, поскользнулся и шагнул в жидкую грязь, провалившись сразу по колено. - Чтоб тебя! - выругался он, скорее на себя, чем на дождь и скользкие камни. Попытался вернуться на тропу, но не тут-то было. Густая черная жижа просочилась в обувь и ласково сдернула ее с ног, с тихим чмоканьем обняла бедра. Уилл нервно сглотнул и дернулся в сторону, в кромешной панике ощутив, что ушел еще глубже. Жижа хлюпнула в ответ, стиснув повыше паха, зачавкала, забирая Уилла себе, и он не выдержал, принялся кричать, звать на помощь на родном языке, будто кто-то мог услышать. Одна мысль о том, что вот-вот, и эта дрянь сомкнется над его головой, влившись в легкие, лишила способности трезво мыслить, Уилл на остатке сознания понимал, что надо успокоиться, но проваливался все глубже и глубже, отчаяние затопило его изнутри. И только ощутив, как тугие объятия дошли до подмышек, он усилием заставил себя успокоиться. И тут же почувствовал, что на него смотрят. Язык словно отнялся. Неподалеку на камнях стоял человек. Белый. Обычный белый человек, из тех, что Уилл видел каждый день в той, другой жизни. Если он был предсмертным бредом Уилла, то совсем дурным. - Помогите, - пробормотал Уилл, стараясь не двигаться и не махать руками. Жижа, кажется, тоже успокоилась. Человек смотрел. Наблюдал. И, скорее всего, только казался Уиллу. - Помогите! - воскликнул Уилл вновь, невольно дернулся и понял, что провалился по плечи. Чувствовал, как миллиметр за миллиметром уходит глубже, вытянув вверх руки и шею, чтоб дышать и жить как можно дольше. И зажмурился, потому что дождь заливал и без того мокрые глаза. Умирать было страшно. В раскате грома он услышал забытую песню, сглотнул, ощутив, как жижа вылизывает кадык, едва не откусил себе язык, стиснув челюсти до боли - и почувствовал вдруг сомкнувшиеся на запястье пальцы. Распахнул глаза, увидел человека - вполне реального, судя по сильной хватке, попытался схватиться крепче, но тот, лежа на камне, сам подтянул к себе Уилла. Уилл едва не проглотил собственное сердце, подскочившее куда-то вверх, царапнул ногтями по камню, вцепился в ворот светлой рубашки, запачкав ее, и, наконец, оказался в безопасности. На том самом валуне, с которого свалился пять минут, нет, целую жизнь назад. - Спасибо, - пробормотал Уилл, лежа животом на камне, стискивая чужую руку. - Спасибо вам. Тот не ответил, приглядываясь к Уиллу. И Уилл невольно пригляделся в ответ. Белый, выгоревший на солнце блондин-скандинав, в рубашке и брюках, совершенно чуждый здешней местности. Откуда бы ему взяться тут, где никогда толком не слышали о цивилизации? Здесь, сейчас, ночью? И словно изнутри пронзило острой костяной иглой: лоа. Яркий кровавый след вспыхнул в темноте и потух, потому что привел к его обладателю. Тот смотрел на Уилла с любопытством, склонив голову к плечу, не моргая. Тот, кто ест души насовсем. Уилл сглотнул, чувствуя, что сил мало, что надо передохнуть, сгреб остатки, собирая их в стаю. - Спасибо за помощь, - сказал он прохладно, поднимаясь на ноги, подальше от опасной ямы. Невидимые еще псы сгрудились у него за спиной, Уилл чувствовал, как силы возвращаются к нему. Молния ударила совсем рядом, ошеломив и оглушив, Уилл подскочил на месте, а лоа даже бровью не повел и напал без предупреждения. Как будто обратно столкнул его в грязевую яму, только на этот раз – лицом вниз, так, чтоб прикончить сразу и наверняка. Уилл по самое некуда нахлебался ледяной темноты, пуская пузыри, дернулся, собирая силы в кулак, вырвался, распахнув глаза. Громко задышал, вынырнув из бездны, замер, пораженный силой противника. И едва не пропустил следующий удар, но смог увернуться, и, не раздумывая больше, метнулся прочь, в одночасье став из охотника добычей. За спиной нарастал гул, неприятный, низкий, на самой границе слуха. Словно по рельсам бежал, спасаясь от мчащегося поезда. Тропинки были влажны и скользки, запросто можно поскользнуться и свернуть себе шею, но Уилл бежал, сознавая, что легко может попасть под этот поезд, и тогда ничего не останется. Насовсем ест. В голове не укладывалось такое. Душу можно было украсть, запугать ее или выманить из тела, и Уиллу не раз доводилось освобождать души соплеменников, выкупая их обратно или забирая силой. Но съесть насовсем? И что после этого станется с душой? Странным было и то, как он выглядел - приличный белый мужчина, чужой этим джунглям. И одновременно такой естественный здесь. Ничего удивительного, весь континент сотню лет боялся белых, находился под их властью. Впрочем, мог лоа выглядеть как угодно. Сущность его, холодная, темная и бездонная, как тихий омут (в которую Уилл макнулся с головой), от этого не менялась. Лес ловил его, цеплялся сучьями, хлестал плетками-ветвями, стискивал лианами. Страх сковывал тело, потому что Уилл знал - не убежать, не спрятаться, не спастись. Потому и не спасся. Подвела веревка-ошейник, которую не смог, не позволил себе снять. Листва в зарослях, густая, сочная и влажная, била по лицу, обрывок веревки зацепился за колючий стебель, намотался как на кулак и дернул назад. Уилл захрипел, едва не задохнувшись, вывернул шею в панике - и заметил, как по рукам и ногам ползут тонкие зеленые веточки. Лес, покорный чужой воле, опутал его гибкими побегами, еще секунда промедления - и тугой, упругий стебель подхватил под живот, словно чужая рука. Уилл судорожно выдохнул, замер, чувствуя, как по мышцам пробегает дрожь. Капли дождя потекли по лицу, смывая остатки темной жижи. Сердце притаилось в груди, словно зверек в норе, билось часто, но тихо, бесшумно, дышал Уилл тоже неслышно, зажмурившись терпел щекотно ползущие капли, быть может, лоа не найдет его? Может, решит, что Уилл убежал, и уйдет? Но куда уходить тому, кто явился утолить свой голод? Пришедший из темноты был голоден, Уилл почувствовал это, когда столкнулся с ним вплотную. Нет, злой лоа не уйдет восвояси, пока не получит свое. Можно сидеть тихо, и тогда белый человек войдет в деревню. Подкрадется тихо, или же нападет открыто... неважно. В любом случае, это станет его победой. И поражением Уилла. Некуда будет возвращаться с утра, никто больше не наденет пут, надежных и крепких. Сердце замерло, пропуская удар, страх сковывал руки, но Уилл уже знал, что он сделает это. Рванулся в сторону, отчего зашуршала листва. И, ощущая, как горло сжимает тугой веревкой, невольно застонал, привлекая внимание. Тень, густая и черная, излишне черная в свете звезд, тут же легла на плечи. Поползла по спине, плавно перетекая на грудь – лоа ходил кругами, разглядывая его, невидимый в темноте. Уилл чувствовал его близкое присутствие всем телом. Несмотря на ночной холод, по виску потекли капли пота, блестящие в темноте, пахнущие страхом. Лоа замер позади, Уилл не мог обернуться, разглядеть его, притаившегося за спиной. И, хоть был напряжен до предела, знал, что это случится, но все равно вздрогнул испуганно, когда чужие руки опустились на плечи. Внутри все оборвалось и похолодело. - Не надо, - попросил Уилл, чувствуя, как пальцы смыкаются на шее, стискивают его пульс, вынуждая склониться. Насовсем умирать не хотелось. То, что жило внутри Уилла, билось в ужасе, не желало становиться пищей. И при этом поджимало хвост, сознавая, что этот противник не по зубам. Уилл мог только просить. На ум шли только дурацкие слова и просьбы, и в ворохе бесполезных мыслей не было ничего, что могло бы остановить злого духа, заинтересовать его. Лоа провел пальцами по его коже, приблизился, оценивая запах, слизнул капли пота с виска. Удовлетворенно хмыкнул и отошел, мурча что-то себе под нос. Ноги сами собой подкосились, и Уилл наверняка упал бы, если б не лианы. Он дернулся в сторону, чувствуя себя девицей, отданной на корм дракону, но высвободиться уже не мог. А лоа, деловито напевая, уселся прямо напротив него, скрестив ноги удобно. Снял с пояса небольшой кожаный мешок, вытряхнул чей-то небольшой безголовый скелетик и, любовно погладив старые желтые косточки, уставился на Уилла. От этого взгляда, прохладного и одновременно горячего, как горящая нефть, по коже пробежали мурашки. - Не надо, - повторил Уилл, стискивая ладони в кулаки. Пытался сосредоточиться, не позволить ему, не отдать себя. Любой из деревни не стал бы сопротивляться, зная, что это бесполезно – сопротивляться, когда тебя хочет съесть сильный, злой дух, но Уилл не мог поступить так. Лоа усмехнулся и запел громче, вытягивая из него душу, наматывал ее на безголовый скелет. Виток за витком, словно на веретено, и Уилл почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Душа дрожала, не желая покидать тело, упиралась, не шла покорно в чужую пасть. Лоа нахмурился, швырнул в него горсть сушеных рыбьих голов. Головы впились под ребра острозубыми ртами, вытряхивая душу, но Уилл держался, стискивая зубы. Быть может, с этим лоа удастся справиться, если перестать в него верить? Уилл прикусил губу. Обычно местные духи даже если и выглядели жутко, то все равно напоминали ужастики средней руки. Всегда можно было сделать вид, что ничего не существует, убедить в этом себя и получить передышку в поединке. Но этот-то лоа выглядел слишком реально. Уилл словно спотыкался разумом о его облик, никак не мог развидеть его, делового, ухоженного, словно адвокат или врач. - Почему ты такой? – спросил он, не особо надеясь на ответ. - Откуда ты здесь? Ты выглядишь чужим. Лоа приподнял брови, отложил в сторону мелкий скелет, и сразу стало легче, задерганная душа успокоилась, изредка вздрагивая. А потом он ответил глуховато и звучно: - Ты тоже. - Есть такое дело, - Уилл попытался улыбнуться, будто ничего не происходило. - Я тоже чужой здесь. - Чужой, - заметил тот, и, к великой радости Уилла, не стал браться за скелет, - но мне нравится. - Что? - Твоя душа, - пояснил тот, вынул глиняную бутылочку и тоже улыбнулся. Улыбался он отвратительно жутко, демонстрируя светлые клыки. Видимо, намеревался затолкать уиллову душу вот в эту бутылочку. - Послушай, а если как-нибудь по-другому? - Уилл вновь улыбнулся, криво и нервно. Попытка торговаться, будучи связанным, выглядела глупо, но это все, что ему оставалось, - если мы сможем договориться? - Договориться? – ухмыльнулся тот еще шире, отчего Уилла вновь затошнило, - зачем мне с тобой договариваться? - У меня есть способы… - язык заплетался, Уилл все еще не мог подобрать слов, - я найду возможности… - Хватит разговоров. Полезай в пасть, - хмыкнул тот, оглаживая ладонями свои колени, раскачиваясь из стороны в сторону, и воздух едва заметно танцевал над его широкими плечами, словно над костром. Уилл вздохнул раз, другой, чувствуя его силу, попробовал забрать себе часть. У лоа ее было так много, что хлестало через край. Он вполне мог не заметить пропажи. А этот вновь принялся за свое, вынудив Уилла застонать от боли, не поддавался больше на попытки заговорить, без лишних слов давая понять, что душа Уилла явно понравится ему на вкус, а прочее ему неинтересно. Уилл держался из последних сил, не желая сдаваться, и это явно одновременно злило и восхищало лоа, потому что он с легким раздражением хлопнул в ладони и поднялся на ноги. Вытянул моток шелковых ниток, гнутую костяную иглу и безошибочно вставил в нее кончик нити. Уилл насторожился. Такого он тоже никогда не встречал, и не знал, чего ожидать. А тот подошел ближе, посмотрел в глаза (чужой взгляд холодными ладонями обнял лицо) взялся за отвороты его рубашки, расстегнул пуговицы и вонзил вдруг свою иглу. Уилл вскрикнул, едва не расплескав с таким трудом собранное спокойствие. - Ты что… - Тссс, - велел тот, приложив палец к его губам. И принялся вышивать прямо на его груди, втыкая иглу уверенно, глубоко, с силой. Мелкими, аккуратными стежками вышивал, и каждый стежок отдавался мучительной болью. Уилл, ошеломленный происходящим, дрожал от боли и хрипло дышал, сглатывая слюну, облизывал пересохшие губы. Лианы держали крепко, но он все равно старался вырваться, спастись от пытки, вскрикивая все громче. Вышивка на груди напитывалась теплой кровью. Игла входила глубоко, нитка бесконечно больно протягивалась сквозь живое мясо, отчего дыхание замирало, невозможно было вдохнуть. Уилл поник, безразлично и часто моргая, не заметил даже, когда тот, сделав последний стежок, затянул узел. Лоа приблизился губами вплотную, перекусил нить почти у основания вышивки, обдав кожу теплым дыханием. Он отступил, любуясь творением рук своих, а Уилл приподнял голову, разглядывая его размытый силуэт сквозь прозрачные слезы. И тут же ударил, вложив всю потихоньку украденную силу. Ударил с силой, всем своим существом, не желая пропадать без вести и навсегда. Отзеркалил его темную бездну, не без мстительного удовольствия макнув злого духа в нее с головой. Путы ослабли, Уилл содрал лианы с себя, метнулся в заросли, ударяясь о стволы деревьев и скатываясь по склизким склонам. Вышивка на груди вдруг потянула к земле, словно на спину уложили несколько бетонных плит. Уилл упал на колени, едва дыша, и услышал раздраженное шипение за спиной. Сейчас лоа либо прикончит его, либо уволочет в чащу точно так же, как лучшую ученицу Вождя. И принесет потом, издеваясь, уиллову руку к воротам. - Сильный, - хмыкнул лоа, подходя ближе, взял его за волосы и вынудил запрокинуть голову. - Хитрый. - Пусти… - просипел Уилл, чувствуя, что еще чуть-чуть – и голова просто-напросто оторвется от тела, позвоночник выломают, словно гибкую ветку. - Отпустить? - ухмыльнулся вдруг тот, разжал пальцы. И толкнул Уилла вперед, вынуждая встать на колени. Вжался лицом в шею, впиваясь зубами. Зубы были человеческие, не звериные, но легче от этого не становилось. Уилл слабо застонал, ткнулся головой в кустарник, в развилку, туда, откуда расходились крепкие ветки. Почувствовал, как листья касаются напряженных мышц спины. Мокрая кора пахла землей. - Мне больно, - проговорил Уилл тихо, чувствуя, как кровоточат мелкие ранки, как теплые алые струйки сбегают вниз по груди, собираясь в паху. Тот не услышал, или не пожелал услышать, сдирая одежду, прижался к его спине, накрывая собой. Сменил тактику, отказавшись от желания сожрать. Уилл почувствовал, что будто костяная игла вновь уперлась в тело, сжался, пытаясь закрыться, спрятаться, но все было бесполезно, лоа стиснул его бедра и вошел, резко и с силой, пронизывая болью. Тихо выдохнул и потянул на себя, удерживая под живот и прижимаясь губами к загривку, словно высасывая обратно украденную силу. Уилл задрожал, чувствуя, как щеки горят от страха и стыда. - Пусти! - Отпущу, - пообещал тот, часто дыша. - Мне больно. Я не хочу! - Сам придешь, - шепнул лоа ему в ухо, - и еще попросишь. Мокрая листва маячила, покачивалась перед носом, туда-сюда, мир колыхался, мысли бродили в голове, словно содержимое бульона в котле. От страха к удовольствию, лоа больше не трогал душу, но вытягивал силы, с каждым плавным и основательным, до самого предела плавным движением. Вытягивал, словно пил, но как приятно это было. Уилл ахнул, широко раскрыв рот, сводя лопатки, и собственная сперма потекла по пальцам, капая с них. Несколько капель упало на раскисшую землю, тихий стон быстро угас, как стиснутое пальцами пламя на фитиле свечи. Удовольствие ослабло, перетекло в боль. - Я больше не могу, - задыхаясь, пробормотал Уилл, откинул голову на чужое плечо, ощутив, что тот, кто трахает его - живой, горячий, возбужденный. Черно-белая ночь стала вдруг яркой, перед глазами замельтешили цветные пятна. Чужое возбуждение согревало в ночи. *** Жирная черная земля высыхала под жарким солнцем, стягивала кожу плотной коркой. Уилл наконец смог открыть глаза, приподнялся, выбираясь из высохшей лужи и оглянулся по сторонам. Знакомая тропинка вела к воротам деревни, высокий частокол виднелся меж деревьев. Во рту было сухо, и Уилл попытался сглотнуть, невольно представив себе, что внутренности спеклись и потрескались, как земля на его лице. Слюны почти не было, он закашлялся и кое-как поднялся на ноги. Слабость стянула тело тугой веревкой, пальцы слушались плохо, а в груди болело при каждом вдохе. Аккуратная, гладкая вышивка подсохла на груди, вся в запекшей крови. Пить. Уилл мотнул головой, ощутив, как виски сдавливает непривычная тяжесть, обхватил свою бедную голову, оглаживая сухую, пористую поверхность кости. Сдернул с головы громадный птичий череп и сразу почувствовал, как припекает солнце. Отдышался, прислонившись к дереву, потер лицо ладонями, отчего сухая земля ссыпалась ему на грудь, оставив едва заметные следы. Вчера тот, кто пришел из темноты, получил то, что хотел. Получил, покусывая Уилла за плечи и шею сзади, оставляя отметины и стискивая его крепко. А потом словно исчез в зарослях. Не стал есть, не забрал душу, даже силы до дна не выпил. Оставил ему немного на донышке, ровно столько, чтоб Уилл дышал вчера, глядя в пустое, одинокое черное небо и размазывал по себе подсыхающие белесые капли. Солнце плавилось высоко в небе, пульсируя безжалостно яркой, слепящей точкой, и сердце билось гулко в такт этому свету. Уилл потянулся к дереву, сорвал плод, сдавил его в кулаке – и тот треснул, исходя красно-синим соком. Сеть ярких, щекотных ручейков побежала от пальцев к локтю. Уилл медленно размазал сок по лицу, выводя пальцами нехитрые узоры, стирая остатки прежнего себя. Из ворот кто-то вышел. Вчерашний мальчишка, быть может - отправился его искать. Видимо, в деревне было спокойно, видимо, Вождь решил, что Уилл справился. Или, что вероятнее, Вождь решил, что тот, кто сидел в засаде, удовлетворился Уиллом и ушел. Голову совсем припекло, и Уилл надел череп обратно, ощущая во рту плотную, сплошную сухость. И пошел навстречу мальчишке, бесшумно и незаметно, сливаясь с пестрым узором утреннего леса.