Играть. Пока не надоест

Время тянулось мучительно долго. Шумное веселье, накрывшее сейчас тронный зал, раздражало королеву даже сильнее, чем мысль о том, что ее муж развлекается в спальне с очередной малолетней служанкой. Стоя подальше от стремительно движущегося потока танцующих пар и старательно оберегая маску снисходительного одобрения на своем лице, Катерина Медичи снова и снова приказывала себе перестать отсчитывать каждое мгновение. Время — самое нерасторопное из того, что угнетало ее сегодня — было и тем единственным союзником, на которого она могла положиться. Ведь чем дольше в покоях короля была молодая кухарка, тем большими становились шансы на успех. Женщина усмехнулась собственной шальной мысли. Судьба целого королевства зависела от необразованной девицы, чьим пределом мечтаний до сегодняшнего дня была пара дорогих платьев и побрякушек. Именно эту слабость Катерина рассчитывала использовать против доверчивой служанки, пообещав той особое положение во дворце. Пообещав дружбу королевы Франции. Глупая кухонная шлюха. Даже у прислуги должно быть чувство собственного достоинства. А спать с поваром, лишь бы тот, облапав девичье тело крупными ручищами, возможно, соблаговолил подложить в кусок торта заветный боб... Катерина поморщилась, сделав глоток вина. Целеустремленность, с которой кухарка добилась вожделенной «короны на день», могла бы быть полезна. Жаль только, что девица решила играть по своим правилам. Куда как проще сложилась бы ее судьба, исполни она пожелание королевы сразу. Ведь нет великой мудрости в том, чтобы вылить снадобье в вино охочего до постельных утех короля. Но отчего-то Пенелопа взялась проявить свои мыслительные способности там, где это было так некстати. Теперь она знала о безумии Генриха. Знала, что в склянке далеко не безобидный афродизиак, который поможет Его Величеству быстрее насытиться хрупким телом служанки. Знала — и вела себя так, будто делала королеве одолжение. Катерина вздохнула, представляя, как молодое безжизненное тело опускается на холодную грязь подземелий. Из всех человеческих пороков Катерина не прощала лишь два: глупость и предательство. И Пенелопе вот-вот суждено было стать виновной в обоих. Еще немного, и она, сама того не подозревая, отравит короля Франции. Катерина ухмыльнулась. Конечно, яд Нострадамуса не смертелен. Он лишь вызовет глубокий сон монарха. Позволит на какое-то время спрятать его от внешнего мира. Не дать нанести вред себе и Франции. Возможно, даже найти причину прогрессирующего безумия. Но Пенелопу это уже не спасет... В конечном счете, упорство, с которым Генрих отказывался отменить фестиваль бобовой королевы, оказалось очень полезным. Сам о том не догадываясь, король дал супруге отличную возможность опоить его снадобьем. Никто не мог справиться с этим лучше, чем служанка, получившая корону на один день и мечтающая не потерять ее с наступлением рассвета... По залу новой волной пронесся громкий смех придворных. Кто-то разбил вазу, разбавляя пьяный хохот звоном стекла о каменный пол. Катерина продолжала молча улыбаться, кивая в ответ на каждое приветствие. Гости кланялись Ее Величеству, на мгновение замирая в надежде, что она подаст им знак остаться. Но этого не происходило. Королева по-прежнему стояла в гордом одиночестве. Даже Нострадамус, всегда занимавший место верного пса поближе к госпоже, не смел нарушать сейчас ее покой. Она снова скользнула взглядом по залу. Ее супруг давно покинул празднество, увлекая за собой отмытую и наскоро причесанную кухарку с едва держащейся на голове короной. Ждать оставалось недолго. Катерина одним глотком допила вино и, направляясь к выходу, оставила пустой бокал на столе. О новых утехах мужа королева уже была наслышана; и даже знала, чем они иногда заканчивались — Бог ей судья, она лично помогала супругу избавляться от тел его любовниц... А потому не до конца сейчас представляла, что ожидало ее в спальне короля: удался ли план? Или ей снова придется платить стражникам, чтобы те позаботились об изувеченном трупе девушки?.. У входа в покои Катерине поклонились, не смея ее останавливать. На мгновение она замерла, а затем переступила порог. — Ваше Величество, — послышался звонкий девичий голос. На широкой кровати Генриха, свесив оголившиеся из-под задранного подола ноги, сидела кухарка. Ее растрепанный вид и повисшее на одном плече платье вызвали в Катерине новую волну презрения. Видя замешательство королевы, Пенелопа поправила свою одежду, пряча излишне открытую грудь, и достала из-за пазухи маленький флакон. Он был пуст. Катерина улыбнулась хищным оскалом, проходя вглубь комнаты и внимательно рассматривая лицо девушки: — Сделала? Та победно кивнула, невольно дотронувшись до короны в волосах. Катерина поджала губы. Стоя над постелью супруга, она с интересом рассматривала его неподвижный силуэт, неуклюже распластанный по покрывалу. Оставалось лишь гадать, какими играми король пытался скрасить сегодняшнюю ночь, но его руки, стянутые за спиной ремнем, были даже более красноречивы, чем алеющие следы от женских укусов на плечах и животе. — Стража! — неожиданно резко закричала королева, и от этого звука Пенелопа едва не соскользнула на пол. Покачнувшись, девушка вскочила на ноги и попятилась: — Ваше Величество? — в ее голосе мелькнула паника. Впервые с момента личного знакомства Катерина казалась ей настолько устрашающей. Ярость, вспыхнувшая на еще мгновение назад абсолютно спокойном лице женщины, напугала Пенелопу куда больше, чем тяжелый топот солдатских ног за дверью. Не замечая ничего вокруг себя, Катерина наклонилась над мужем, приложив палец к его шее и стараясь нащупать пульс. Послышался грохот распахнувшейся двери — стражники держали мечи наготове, шаря взглядами в полумраке королевской спальни. Пенелопа не шевелилась. — Эта девушка отравила короля, — спокойно, но громко проговорила Катерина, кивнув в сторону кухарки. — Уведите ее отсюда, сейчас же! — она повысила голос, изображая крайнюю взволнованность. — Я ничего не... Ваше Величество, вы же обещали! — голос Пенелопы сорвался на визг, когда она увидела, как стражники прячут оружие в ножны и направляются к ней. — Я не... это не яд! Двое мужчин схватили ее за руки, увлекая в сторону выхода. Девушка споткнулась, пытаясь вырваться, и ее ноги стали хаотично проскальзывать по полу. — Это королева! Королева дала мне яд! Она приказала... — звук рыданий эхом пробежал по стенам и скрылся в коридоре. Катерина медленно опустилась на кровать рядом с мужем, внимательно рассматривая его лицо. Генрих спал. Впервые за несколько недель лицо его не было искажено гримасой ненависти или боли. — Позовите Нострадамуса, — королева обратилась к оставшемуся стоять у входа стражнику. Тот, поклонившись, вышел. Она же провела рукой по лбу супруга, ощущая, как горит под пальцами кожа, и принялась выпутывать из ремня его запястья. Если бы король узнал однажды, что жена отравила его — пусть и не смертельным, но ядом — наверняка приказал бы отрубить ей голову. Катерина улыбнулась. Всего три месяца назад муж едва не казнил ее. По правде говоря, даже сейчас она не до конца понимала, что заставило его передумать в последний момент... Была ли виной тому эйфория от грядущего господства над Англией? Или же несвойственная Генриху человечность взяла над ним верх, заставив сжалиться над матерью своих детей? Правда таилась где-то глубоко в голове сопящего и даже будто бы мурлыкающего во сне короля. Катерине было страшно. Она вздохнула, отгоняя от себя мысли о том, что сделает с ней муж, если после его пробуждения разум не вернется к нему. На этот раз ей едва ли стоило уповать на любовь. Сколь эфемерным не казалось бы это чувство раньше, ему в сердце короля теперь просто не было места. На смену любви пришла обида. Оскорбленное самолюбие, точащее зубы с того самого момента, как Катерина посмела отказать мужу в его сиюминутной прихоти обжечь супругу поцелуем. А к утру снова забыть о ней, как о наскучившей игрушке. Но последние несколько недель Генрих и не собирался забывать. Напротив, всеми силами он демонстрировал ничтожность положения своей супруги при дворе. Не то, чтобы это имело значение, ведь в реальности все государственные дела решались теперь за спиной сумасшедшего монарха. Решались его женой, Катериной Медичи. Но до бесконечности так продолжаться не могло. Очень скоро слухи о безумии короля могли выйти за пределы дворца. И если Генрих не хотел признавать, что ему нужна помощь, у Катерины выбора уже не оставалось. К сожалению, даже Нострадамус не мог с уверенностью сказать, сможет ли помочь монарху. Но попытаться все же стоило. — Ваше Величество, — за спиной Катерины послышался знакомый голос, и она обернулась. В дверях, склонив голову, стоял Нострадамус. — Скорее! Короля отравили! Нужно что-то сделать! — она говорила как можно громче — стражники, оставшиеся за дверью, должны были слышать каждое ее слово. — Эта ведьма с кухни. Она дала что-то моему мужу! К сожалению, прорицатель никогда не был хорошим актером. Катерина с раздражением наблюдала, как неспешно он приблизился к постели короля. Этот спектакль ей предстояло отыграть самой. Она вздохнула, набирая воздуха в легкие и готовясь выдать новую порцию причитаний, но в этот момент Нострадамус застыл. Невидящим взглядом он уставился в одну точку, и на несколько мгновений Катерина перестала дышать. — Что ты видишь, Нострадамус? — тихо прошептала она, робко дотронувшись до его плеча. Он вздрогнул, приложил к губам Генриха маленький пузырек, вливая тому в рот прозрачную жидкость, а затем встал, нависая над королевой. Та повторила вопрос: — У тебя было видение. Что ты видел? — от напряжения она крепче сцепила руки, прижимая их к животу в отчаянной попытке унять дрожащую любопытством нервозность. — Простите, Ваше Величество... — мужчина поклонился. Его голос стал настолько низким, что со стороны могло бы показаться, будто провидец предсмертно хрипит. — Но ваш... ваш ребенок. Младший ребенок. Умрет от вашей руки. Катерина пошатнулась. Хмуря брови и чувствуя во рту кисловатый вкус крови от прикушенного языка, она опустилась на кровать, растерянно уставившись глазами в валяющуюся на ковре склянку из-под снотворного, влитого Пенелопой в короля. — Есть еще что-то, — продолжил прорицатель, и королева вскинулась. Надежда сверкнула в ее глазах: — Говори? — Король Генрих... Он спит, — Нострадамус кивнул в сторону подушек и потер лоб, будто опасаясь того, что вот-вот должен был сказать. — Но не от снадобья, которое я дал вам. Кто-то отравил короля по-настоящему, — он приподнял руку Генриха, показывая Катерине приобретающие голубой оттенок ногти монарха. — Король может умереть, Ваше Величество. И, скорее всего... так и будет.