Играть. Пока не надоест

За мутным окном башни медленно светало. Сидя на каменном подоконнике, Катерина безразлично наблюдала, как с темного неба снова сыпал крупными хлопьями снег — он будто бы старался загипнотизировать тех немногих, кто не спал в этот ранний безрадостный час. Ночь выдалась тяжелая: Ее Величество так и не сомкнула глаз, по большей части предпочтя жечь свечи и бездумно смотреть на одну и ту же страницу книги, название которой ни на мгновение не задержалось в памяти. В дверь постучали. Тяжело вздохнув, Катерина обернулась посмотреть на незваных гостей, но они не торопились нарушить ее одиночество. — Войдите, — в ее голосе мелькнули нотки удивления. Из всех нелепых ситуаций, которые можно было бы себе представить, именно в день окончательного крушения ее достоинства некто решил вспомнить о дворцовом протоколе. Дверь скрипнула, пропуская в промозглую камеру тонкий женский силуэт. — Леди Шарлотта? — Катерина вскинула бровь. Девушка из ее секретной свиты была последней, кого женщина ожидала увидеть у себя этим утром. — Ваше Величество, — та присела в реверансе, исподлобья рассматривая свою госпожу. — Ваш сын попросил передать вам это, — прошептала она, подойдя к Катерине и протягивая ей свернутый клочок бумаги, на котором было всего два слова: «Простите, матушка». Катерина пошатнулась и инстинктивно бросила взгляд на стол, куда вечером поставила флакон со снадобьем Нострадамуса. — Ты виделась с королем? — вскинулась Ее Величество. Прикрывая свою панику, она сложила руки на груди и медленно двинулась в сторону кровати. То, что Франциск выбрал для передачи этого послания именно леди Шарлотту, не было совпадением. Он знал теперь, кем она была, знал, что делала для королевы — Катерина никогда не скрывала предназначение Летящего эскадрона, предпочитая думать об этих готовых на все девушках как еще об одном способе обезопасить корону семьи Валуа. Но личности тех, кто за деньги и персональные преференции королевы готов был соблазнить любого: от пекаря до иностранного посла; а после — донести обо всем выведанном у него Ее Величеству... личности этих девушек всегда оставались скрытыми от внешнего мира — это было залогом успеха. — Как вы и просили, я провела эту ночь с одним из его советников, — Шарлотта прошлась рукой по волосам, будто бы поправляя стянутые в идеальную прическу огненно-рыжие локоны. — Нострадамус не смог сообщить мне, кто именно вас интересовал, — девушка скривила губы — проводить время в обществе неприятных, порой разваливающихся от старости мужчин было привычным делом. Но прежде Ее Величество всегда весьма точно формулировала, куда в порывах страсти следовало вести беседу. — И что ты узнала? — Катерина села на край застеленной кровати, выжидающе рассматривая лицо собеседницы. — Он жаловался, как зависим король от мнения своей супруги, шотландской королевы. Был несколько озабочен возможным скандалом, если ко двору прибудет ее дядя и узнает о секретном пункте брачного контракта... Много говорил о покойном герцоге — тот оставил молодую только родившую вдову и взрослого сына. За... — леди Шарлотта облизнула губы, — за особые ласки даже рассказал мне, что этот сын на хорошем счету у солдат и угрожает военным переворотом, если убийцу его отца не найдут. — И все? — с раздражением вскочила Катерина, оценивающе скользя взглядом по телу девушки. — Я, видимо, мало вам плачу, что вы... — она замахнулась дать той пощечину, но леди Шарлотта резко опустила голову в поклоне. Катерина застыла, задыхаясь от собственного бессилия; удара не последовало. Осознание того, с кем именно провела ночь ее фрейлина, настигло Катерину не сразу — дьявол бы побрал этого болтуна! Кому еще он рассказал о том, что спрятано в сделке, которую заключила мать королевы Шотландии с родителями французского короля? Если об этом узнает Франциск... Катерина сделала глубокий вдох и опустила занесенную для удара руку. Девушка снова выпрямилась. Франциск не знал. Иначе передал бы с фрейлиной матери совсем иное послание... — Он сообщил, о каком именно пункте контракта шла речь? — Ее Величество растянула губы в вынужденной улыбке. Шарлотта покачала головой: — Я специально интересовалась. С вашего разрешения предположу... — Нет, — Катерина приблизилась к столу. — У стен есть уши. Лучше помоги мне подготовиться к... — она осеклась, не зная, как назвать то, через что ей предстояло пройти. Записка сына не вселяла надежды — даже напротив, она рушила те зыбкие мосты, которые Катерина так старательно выстраивала всю ночь. Впрочем, узнай Франциск о том, что родители были всерьез готовы пожертвовать его женой исключительно ради власти — стало бы лишь хуже. Если Мария умрет раньше, чем подарит мужу наследника, Шотландия станет французской территорией — этот пункт брачного договора трудно было рассматривать иначе, чем формальным поводом убить девушку. Даже сейчас, когда Франциск стал королем, жизнь его шотландской супруги оставалась под угрозой: англичане опасались, что она будет претендовать на их трон, французы... Французы избавились бы от нее в ту же минуту, если бы решились идти на Англию войной. Уже спускаясь по темной лестнице казематов в сопровождении двух стражников и своей особой фрейлины, Катерина заставила себя расправить плечи и повыше поднять подбородок. О том, что спектакль с ее участием собрал слишком много зрителей, Ее Величеству сообщили еще в башне. Впрочем, иллюзий относительно того, как относятся к ней при французском дворе, Катерина никогда не питала: «Итальянская купчиха» было едва ли не самым безобидным ее прозвищем. Искоса посмотрев на палача, неуклюже протирающего тряпкой орудие для пыток, Катерина с особым вниманием прошлась взглядом по присутствующим. Она скривила губы в ухмылке: — Господа, на улице замечательная погода для зимних развлечений, а между тем, вы вынуждены проводить этот день в мрачном, — она широко улыбнулась и потерла нос, — неприятно пахнущем месте. За это я приношу вам извинения от себя лично, и от... — Матушка, — послышался приветственный голос Франциска из коридора, и вся напускная легкость Катерины мгновенно осыпалась, словно шелуха, оставляя обреченную женщину в черном платье и едва различимо мерцающей диадеме стоять посреди грязной комнаты, до нелепости ярко освещенной свечами. Среди придворных послышался тихий гул шепота — Его Величество король Франциск пришел в сопровождении военачальника, требовавшего справедливости для своего убитого при дворе отца. Герцога. Такой поворот мог означать многое, но в сущности не означал ничего: вопреки догадкам, мгновенно выстроенным чиновниками, Франциск вовсе не нашел общий язык с опальным сыном герцога, открыто пригрозившим королю восстанием армии. Даже напротив, их диалог был неприятен им обоим: брошенные в монарха обвинения в укрывательстве убийцы никоим образом не служили на пользу делу. Угрозы, которыми Франциск осыпал собеседника в ответ — тем более. — Прекрати это. Пока не поздно, Франциск, — тихо, но настойчиво прошептала Катерина, когда сын поравнялся с ней. — Дыба. Это немыслимо! — ее голос стал громче, задрожал и утих под молчаливым взглядом сына. — Просто расскажите правду, матушка, — он прошел мимо нее, перебросился несколькими фразами с палачом, жестом подзывая мать подойти к высокому деревянному столу, с двух сторон которого тянулись к крупным механизмам веревки, и споткнулся, заметив стоящую в стороне леди Шарлотту. — Я прошу вас удалиться. Вам не положено здесь быть, — громко проговорил молодой король. Девушка бросила вопросительный взгляд на Катерину, но та была слишком занята собственными мыслями и — как показалось Шарлотте — попытками спрятать гремучую смесь ярости и страха. Чтобы не поранить Катерину больше, чем в том была необходимость, Франциск распорядился обмотать ее запястья материей — таким образом, чтобы веревки при натяжении не поцарапали кожу. Когда палач покончил с этим необычным для него заданием, Катерина уже едва держалась на ногах. Голова кружилась, в животе копошилось острием жало паники. Раздраженно, Франциск снова бросил в Шарлотту приказ убираться вон. — Пусть останется, — не своим голосом просипела Катерина, едва заметно шевеля побледневшими губами. Палач уже помог ей сесть на высокий стол, готовясь привязать запястья и щиколотки к механизмам. — Я могу не вспомнить, что рассказала, — она сглотнула, — а леди Шарлотта не забудет ни одной детали. Где-то в стороне сын покойного герцога победно цокнул языком: столь ненавистная его отцу итальянка оказалась на дыбе. Эта игра стоила свеч. Послышался тихий скрип — уложив Ее Величество на наскоро вымытое орудие инквизиции, старик медленно крутанул колесо. Веревки на руках и ногах женщины натянулись. Она зажмурилась, пытаясь совладать с грохочущим в груди сердцем. Больно пока не было. Только стыдно. Очень-очень стыдно. Когда полгода назад Генрих приказал арестовать жену, ей казалось, что хуже быть просто не может. Позднее он, разъяренный ее отказом аннулировать брак, попытается обвинить супругу в измене: подговорит придворных и прислугу, найдет свидетелей... Правда вылезет наружу, и истинная неверность Катерины станет достоянием общественности. Но даже тогда, день за днем обреченно укладывая голову на плаху, стараясь научиться делать это как можно грациознее, Катерина не чувствовала себя такой униженной, как сейчас. А между тем боль подступала. Медленно, навязчиво, почти липко расползаясь по телу и сверля сознание... — Как долго можно продолжать, прежде чем последствия станут необратимыми? — Франциск звучал крайне неуверенно. Он сделал несколько шагов в сторону дыбы, рассматривая свою мать — она все еще молчала, по кромке волос на ее лице проступил пот. Руки короля дрожали, колени подгибались. Он едва держался на ногах. Палач пожал плечами. Он и правда не знал — его никогда не заботило, что будет с жертвами после окончания экзекуции: чаще всего они признавались во всем, что вменяли им в вину, и жизнь их обрывалась на виселице или на костре. — Вы ведь не собираетесь передумать, Ваше Величество? — не пытаясь скрыть бросаемый вызов, громко проговорил сын герцога. К своим сорока годам он был еще не женат и не имел детей — говаривали даже, что он предпочитал в постели мужчин, но правдивых сведений Франциск раздобыть не смог. Впрочем, он и не пытался. Молодой король открыл рот, собираясь вылить на голову подданного все накопившееся внутри недовольство, но вдруг заметил, как тот крепче сжал рукоять меча. Его Величество застыл, будто бы кусая воздух — а затем пережевывая и глотая его. Какое-то время они так и стояли — испепеляя друг друга взглядами и как будто не замечая, что присутствующие аристократы бросают на молодого короля и сына опального герцога вопросительные взгляды. Палач же томительно медленно, с не присущей ему аккуратностью и осторожностью, продолжал крутить колесо механизма — Катерина едва различимо мычала, стиснув зубы. Веревки скрипели от натяжения. Платье на плечах тихо трещало — тонкая ткань рвалась. Неожиданно резко Катерина вскрикнула — отчаяние ее голоса накрыло комнату и всех присутствующих, заставляя палача замереть и вопросительно посмотреть на короля. Сквозь тихие стоны Ее Величества засочились обрывки фраз. Затуманенный болью разум Катерины топил в агонии исповеди желание Франциска злиться на мать — слезы катились из ее глаз, а она снова и снова прерывала кровавые откровения одной-единственной фразой: «Прости, Франциск». Вот только признания ее имели мало общего со связной речью и еще меньше — с убийством короля. Франциск бросил взгляд в сторону матери, пытаясь понять, за что она просит прощения, но с места не сдвинулся. Та теперь почти неслышно стонала — звук тонул в ее тяжелом сбившемся дыхании. Глаза Катерины были закрыты — веки сжаты так крепко, что, казалось, глаз на лице и вовсе не было. В уголке рта проступила кровь — в отчаянной попытке подавить крик женщина сильно прикусила губу. — Ваше Величество, — мужчина отвесил королю поклон и кивнул в сторону орудия допроса. — Вы позволите? — на его лице сверкнул оскал. Франциск поднял глаза на палача и едва заметно качнул головой из стороны в сторону. — Что с Ее Величеством? — он старался звучать бесстрастно, но голос дрожал. Как бы сильно ни злился он на мать, ее жалкий вид вызывал в нем сочувствие. Она тряслась, на ее напряженном лице проступила тонкая паутина краснеющих сосудов. Даже на таком расстоянии король видел, как пульсируют вены на висках матери. — Я могу немного ослабить натяжение и дать Ее Величеству отдохнуть, — монотонно отозвался палач. В его голосе не было ни сочувствия, ни сожаления. Только глубоко спрятанный страх. — Нет, — неожиданно резко и громко выдохнул Франциск, бросил взгляд на стоящих поодаль придворных, будто бы оценивая их реакцию, и снова повернулся лицом к палачу. — Мы закончили, — боялся ли он, что в бреду агонии мать признается в чем-то еще — в чем-то, чего, возможно, и не совершала — король не знал. Привыкшая к роскоши, она едва ли могла думать о том, что срывалось сейчас с ее губ. Он посмотрел на замершую в углу фрейлину матери, бледную, как сама смерть. В ушах эхом звучал повторяющийся снова и снова жалобный вой Катерины, и от этого немого теперь уже звука кровь стыла в жилах. — Если бы Ее Величество была причастна к убийству короля, она бы уже призналась, — бормотание Катерины сейчас больше походило на молитву. Возможно, она и правда молилась, Франциск не мог разобрать ни слова, но ему как никогда хотелось настоять на своем. — Расследование продолжится. Если оно подтвердит участие королевы в убийстве... — он запнулся, передергивая плечами и в глубине души надеясь, что мать не услышит этих жестоких, но более чем ожидаемых аристократами слов. — Дата и способ казни будут выбраны советниками... Последнее, чего всем нам хотелось бы, — он сделал шаг в сторону сына убитого герцога, будто обращаясь лично к нему, — оставить причастных к смерти Его Величества короля Франции безнаказанными. Едва ли признания Катерины имели что-то общее со смертью короля — но здесь и сейчас ситуация была слишком накалена, и жаждущие крови чиновники едва ли приняли бы любое другое решение Франциска. Ему же нужно было время — чтобы найти кого-то, кто, пусть и не до конца добровольно, возьмет вину на себя. Борясь с мыслью о том, что мать, возможно, и правда причастна к смерти Генриха II, Франциск, впрочем, готов был простить ей даже это. Готов был позволить собственным эмоциям взять верх и попытаться убедить себя, что она на это неспособна. Распорядившись отнести Ее Величество в лазарет, король поспешил удалиться из казематов. Меньше всего ему сейчас хотелось услышать, как новая волна болезненных стонов и судорог накроет Катерину, когда натяжение веревок ослабится. Он знал, что Нострадамус позаботится о ней. Ему же — новому королю Франции — никак нельзя было показывать перед подданными свою слабость. Сжав кулаки сильнее и слыша, как за ним следуют придворные, Франциск свернул в тронный зал. Кто бы ни пытался выставить виновной именно Катерину, на двух убийствах останавливаться явно не собирался. Его нужно было найти. Пока не поздно. — Пока не поздно, — тихо прошептал Франциск, с облегчением увидев, что его супруга сидит на троне. Окруженная своими фрейлинами, Мария выглядела ничуть не менее напряженной, чем сам король. Она старательно не поднимала взгляд, даже когда тронный зал заполнился придворными, последовавшими из казематов за Его Величеством.