Играть. Пока не надоест

Звонкий протяжный крик заполнил зал, перебивая еще не успевшее затихнуть эхо. Катерина снова захлебнулась собственными рыданиями и воплями о помощи, надрывая горло и изо всех сил впиваясь тонкими пальцами в тело навалившегося на нее солдата. Где-то совсем близко послышался дружный смех, переходящий в рычание. Тошнотворный смех. Она лишь крепче зажмурилась, превращая стоны и вскрики от каждого нового толчка в урчащий вой. — Смотри-ка, ему нравится! — разбавил кто-то, и Катерина почувствовала, как все остановилось. Замерло. Притупляясь, боль стремительно окутала ее жарким, почти пылающим воздухом и уже на грани забытья опять наполнилась резкими разрывающими ударами в низу живота. Мучитель остановился лишь на несколько мгновений и снова взялся за свое. — Неужто ты решил обрюхатить девчонку? Рано еще ей, только впустую стараешься! — снова хохот. Катерине показалось, что с тех пор, как ее втащили в зал, прошла вечность. Надежда на спасение угасла вместе со звуками сражения за стенами — их теперь не было слышно. Мысль о том, что, возможно, за ней уже никто не придет. И тогда, обесчестив и надругавшись над совсем еще юной наследницей дома Медичи, солдаты убьют ее, как и собирались в самом начале. Или продадут в бордель... Лучше бы убили, пронеслось в голове Катерины, когда с последним, особенно жестоким ударом у нее между ног мучитель отнял от себя ее ослабевшие пальцы и отпрянул. Кричать уже не было сил. Не заботясь о том, чтобы опустить потрепанное платье и накрыть бедра и живот, Катерина неуклюже перекатилась на бок, пытаясь свернуться подобно избитому толпой щенку — но едва она свела колени, агония усилилась, рассыпая огонь под кожей и заставляя снова лечь на спину и раздвинуть ноги как можно шире. Где-то вдалеке, на самом краю сознания послышались громкие мужские голоса и звон металла. Ругань. Не находя в себе сил пошевелиться, девочка продолжала завывать, все сильнее впиваясь зубами в собственный кулак и чувствуя, как по ногам расползается тепло. Как пощипывает и зудит кожа бедер. Как болит живот: много хуже, чем после самого страшного отравления. Словно бы внутри него что-то ворочают, крутят, перебирая внутренности и наматывая их на вертел, стараясь вытянуть наружу. — Она там! — послышалось среди звона металла и предсмертных мужицких хрипов. — Унесите ее! Катерина приподняла веки, стараясь если не понять, что происходит вокруг, то хотя бы убедиться, то она все еще может видеть. Ей вдруг показалось, что она ослепла — прямо перед ней, расходясь от черного пятна в стороны, кружили яркие бесформенные лужи бордового цвета. Она закашлялась, подавившись собственной слюной и соплями, каждое малейшее движение отдалось новой агонией в теле. И вдруг стало совсем нестерпимо. Среди мутных образов Катерина отчетливо рассмотрела своего мучителя, снова нависшего над ней зловонным оскалом. Она что было силы ударила его в грудь, лишь теперь замечая, как крепко до этого сжимала в посиневших пальцах стрелу. Наконечник легко вошел между ребер, отбирая у мучителя злорадную ухмылку и щедро поливая маленькие девичьи руки кровью. Он рухнул навзничь, придавливая и без того изувеченное тело Катерины и собственным весом вгоняя стрелу еще глубже... Его лицо снова поплыло перед глазами и вдруг превратилось в совершенно незнакомое. Она убила одного из тех, кто пришел ее спасти, мелькнуло в голове за миг до того, как лицо снова поменяло очертания, становясь обожженным и расцарапанным... Превращаясь в лицо Баша. Еще раньше, чем Катерина распахнула глаза, она ощутила, как прижимает ладони к губам — настолько сильно, что ей почудилось, будто она чувствует во рту вкус собственной крови. Сердце колотилось, тело дрожало, покрывшись холодной испариной даже под толстым одеялом. Несколько мгновений Катерина не могла понять, где она. Мужицкий смех исчез, сменяясь звуком дыхания и потрескивающими в огне поленьями. Убедившись, что из горла уже не рвется вопль, Катерина отняла руки от лица и уставилась на ладони. Крови на них не было. Разум играл с ней, смешивая прошлое с настоящим и изводя королеву-мать не хуже дворцового палача. Ладонь скользнула под одеяло и замерла на животе, спускаясь через несколько мгновений ниже. Тело болело. Пульсировало, будто бы не желая оставлять ужасы сна позади. Катерина резко встала на постели, оглядываясь вокруг: все та же хижина, куда они с Башем насилу добрались, едва им удалось вытащить стрелу и замедлить кровотечение достаточно, чтобы бастарду можно было ехать верхом. — Ты так и будешь здесь? — напряженно выдохнула Катерина, заметив в дальнем углу сидящего за столом бастарда. Она опустила ноги на пол и потерла по-прежнему горящие слезами глаза. Баш не отозвался, и Ее Величество повторила вопрос немного громче. Находиться в одной комнате с бастардом было странно. Катерина с детства привыкла к отсутствию у нее личного пространства — охрана, гувернантки, учителя, фрейлины... Но, пожалуй, ничего не могло сравниться с временем, проведенным по милости мужа в башне. Неловкое ощущение, будто в любой момент кто-то из стражников заглянет через зарешеченное окно тюремной двери в камеру. — На улице снегопад, — коротко отозвался Баш, немного помолчал и, заметив, насколько взволнована Катерина, добавил: — Не думал, что после башни вам еще доставляет неудобство чье-то присутствие. Катерина поджала губы и сглотнула. Быть заточенной в башне собственным сыном оказалось слишком болезненным, чтобы думать и беспокоиться о чем-то еще. Но и уединения ее тогда никто не стремился нарушить. — Я говорила во сне? — голос зазвенел металлом, нервозность отошла на задний план, уступая место раздражительности. Баш был последним человеком, которого Катерина хотела бы посвятить в свою ужасающую тайну — и без того репутация королевы была втоптана в грязь. Не собираясь умирать в ближайшее время, Ее Величество менее всего желала бы выпустить в мир людей едва ли не единственную, но самую разрушительную тайну, которую ей еще удалось сохранить во имя собственного имени и своих детей. Она усмехнулась сама себе. Высокие цели звучали в голове так согревающе, так правильно... И все же были неправдой. Здесь и сейчас Катерине всего лишь хотелось сохранить свое лицо, пусть даже перед незаконнорожденным братом своего сына. Перед мальчишкой, которому она до сих пор искренне желала смерти и которого винила во всех своих бедах. Пожалуй, не попади в него стрела, она бы с радостью заподозрила его и в лесном происшествии... Будто бы не замечая ее вопроса, Баш молча отвернулся к столу, продолжая что-то увлеченно читать. Катерина мысленно досчитала до десяти, разглядывая свои поцарапанные руки, и медленно встала босыми ногами на клок ковра, заботливо уложенный для нее у постели. Грубая материя деревенского платья скользнула по коже, прикрывая щиколотки. Катерина огляделась, будто бы только сейчас замечая, что обуть ей решительно нечего. Пришлось сесть обратно на кровать. — Вы согрелись? — пока Катерина размышляла, бастард успел приблизиться к ней с кружкой чего-то горячего. Жидкость снова обожгла горло. — Там отвар из трав, которые удалось найти в доме. Вам нужен отдых, завтра будем двигаться дальше, — продолжил Баш, оставляя не высказанной свою обеспокоенность преждевременным появлением дворцовых солдат короля в лесу. Франциск уверял, что у беглецов будет несколько дней, прежде чем ему как королю придется послать погоню, но Баш видел монаршую гвардию уже сегодня. Неужели что-то изменилось, и Франциск передумал отпускать свою мать? Он изучающе посмотрел на уже кутающуюся в одеяло Катерину. Та молчала, явственно поглощенная собственными тяжелыми размышлениями. Баш подобрал отставленную на полу кружку и, набросив плащ, направился к выходу. — Неужто совесть проснулась? — донеслось ему в спину. — Нужны еще дрова, — не оборачиваясь, он вышел из хижины, поскорее захлопывая за собой дверь и набрасывая на голову капюшон. Далеко идти не пришлось: уже в нескольких десятках шагов его путь преградила крупная мужская фигура. Баш замер, всматриваясь в незваного гостя, пока тот не подал голос: — Милорд? — Не ожидал, что вы явитесь, — процедил сквозь зубы Баш и швырнул к ногам собеседника мешок монет, кривя губы в презрительном недовольстве. — Здесь половина того, о чем мы договаривались, Вы меня едва не убили. Я ведь спрашивал, насколько меток ваш стрелок! — почти перейдя с шепота в крик, Баш резко умолк и обернулся в сторону хижины. — Он клянется, что целился в спину женщине, — голос не звучал уверенно, напротив, в нем отчетливо слышалось заискивание. — Но ведь ранение не серьезное? Баш резко выдохнул, в мгновение подавляя желание свернуть шею незадачливого наемника прямо здесь и сейчас. — Что ж, возможно, мне стоит вознести благодарность небесам, что хотя бы эта часть оговоренного нами плана вам удалась, — он уже отвернулся было идти на поиски обещанных Катерине дров, но тяжелая рука легла на его здоровое плечо, и Баш остановился, не то ожидая удара в спину, не то готовясь ударить первым. — А вторая часть уговора? — Король не узнает о краже, — коротко отозвался Баш. Наемникам не следовало знать об участии короля в побеге своей матери, даже если именно он подсказал Башу способ заручиться поддержкой своих тайных солдат. — Мы можем все исправить, — рука спешно исчезла, а ее хозяин сделал шаг назад, — разбойники могли бы напасть на вас здесь... Снаружи есть лошади, — он кивнул в сторону привязанных под навесом кобыл, — мы могли найти вас по следам и попытаться ограбить, — он все еще пятился, медленно, шаг за шагом. — Вы ведь уже ранены, милорд, — наконец, он остановился и отвесил Башу низкий поклон. — Вы не смогли бы ее защитить, даже если бы попытались... Так что же? Я могу рассчитывать на вторую половину вознаграждения? Баш напрягся всем телом. В голове решительно не укладывалось, как мог король Франции доверять подобным воякам. Впрочем, наемники на то и продажны, чтобы их было легко купить. Немного благоговейного страха им, тем не менее, не помешало бы, ведь речь сейчас шла о королеве-матери, пусть и почти приговоренной к казни. Король явственно рекомендовал Башу воспользоваться услугами его тайных агентов, но почему те оказались столь ненадежными, следовало разобраться немного позже. — Вы угрожаете советнику короля? — спокойно проговорил Баш, стараясь предугадать исход сложившейся ситуации. Если бы золото было для них важнее сохранности тайны, они согласились бы на предложение Катерины. Но сын стоящего перед ним мужчины уже полгода воровал из замка предметы интерьера, а иногда и дорогие украшения, и это казалось Башу главной наградой для главаря наемников: король сделает вид, что не ведает о преступлениях нерадивого мальчишки. Они выполнили уговор, сделали все ровно так, как было условлено, и лишь ранение досталось не тому, кому предназначалось. Баш раздраженно провел рукой по неаккуратно перевязанной ране под одеждой и уставился на собеседника. У того хватало наглости требовать всю сумму вознаграждения, хотя бастард был уверен, что после произошедшего больше не увидит его никогда. Словно одумавшись, мужчина снова поклонился. Баш снисходительно кивнул, облегченно выдыхая. После того, как Катерина предложила похитителям значительно более щедрое вознаграждение за свою свободу, чем посулил им сам Баш, ему необходимо было увериться в том, что деньги и правда являлись для наемников не самым главным. Иначе следовало ждать ловушки. Засады. Вполне возможно, устроенной самой же Катериной... Уже входя в хижину, Баш впервые пожалел, что затеял весь этот спектакль с нападением. Медичи славились своей способностью договариваться, и оставив Ее Величество наедине с солдатами ее сына, стоило теперь ожидать удара в спину. Впрочем, сейчас Катерина менее всего походила на источник опасности: перевернувшись на бок и почти полностью зарывшись лицом в несвежую подушку, королева-мать глубоко спала. Баш тихо скользнул через комнату, снова усаживаясь за стол. План оказался успешным: теперь, после героического спасения, всегда мнительная Катерина не видела в бастарде врага. Или, по крайней мере, доверяла ему настолько, чтобы крепко уснуть под его присмотром. Будто уловив мысли Баша, Катерина едва заметно растянула губы в хищной полуулыбке. Рука, спрятанная под подушку, крепче сжала вытащенную из волос заколку с острым краем.