Доброта

Доброта – это то, что так редко встретишь в наше время. Я никогда раньше не задумывался над тем, насколько она важна в нашей жизни. Мы живём и не замечаем её, и она в ответ не замечает нас. Я бы никогда не подумал, что недостаток доброты и сострадания вокруг меня станет причиной, по которой бесконечное количество проблем со здоровьем настигнет меня в самый неподходящий момент. Не буду драматизировать, смерть мне не грозила, но ведь показателем это не является точно. Тема доброты и помощи крутилась в моей голове, пока глазами я провожал худую фигуру, исчезающую за множеством других, безразличных и пустых. Парнишка успел скрыться за поворотом, а я не успел его окликнуть.

***

Часы показывали половину десятого вечера, когда я выходил из дверей обследовательского центра, попутно натягивая очки на нос, что то и дело спадали. Громоздкая оправа мешала смотреть на плохо освещённую дорогу. Я был бы рад носить линзы, но мои глаза, как капризные маленькие дети, отказывались принимать в себя что-то, кроме сладкого. В моём случае, сладким были очки. Мне приходилось быстро переставлять ноги, дабы не опоздать на последний автобус. Рейс в другой конец Лондона отправлялся со станции ровно в тридцать минут, а это значит, что на остановочном пункте недалеко от обследовательского цента он будет минуты через две. Но громадный, напичканный множеством бумаг рюкзак и спадающие очки, которые я, не переставая, поправлял вместе с лямкой сумки, мешали мне спокойно добраться до места. Я почти бежал, стараясь не задевать прохожих, и извинялся, если всё-таки задевал кого-то огромным рюкзаком. Со стороны я мог казаться горным исследователем или путешествующим автостопом туристом, но, к сожалению или к счастью, был обычным студентом лингвистического факультета. Вот почему мой рюкзак выглядел так, словно в него нагрузили бесконечное множество вещей. Я думал о том, как лучше мне представить свой проект завтра, произвести впечатление и получить хороший балл. Думал до тех пор, пока мои ноги не подвели меня. Я кубарем полетел вниз, ощущая, как на ладонях остаются порезы, измазанные городской грязью. Мой громадный рюкзак придавил меня сверху, очки с глухим звуком отскочили от асфальта, а на моём лице появились свежие порезы от острых камней. Перед глазами скакали звёзды, и я полуслепым взглядом провожал своей рейсовый автобус, который специально притормозил, чтобы подхватить одного из опоздавших пассажиров в свой салон. Перед моим носом просверкают пятки того прохожего, а после я увидел покрытые грязью колёса транспорта, который напоследок помахал мне своим задом. Я спохватился и попытался подняться на ноги, чтобы испробовать последнюю попытку попасть в салон, но меня ждал провал. Хуже того, я чувствовал неприятное жжение от грязи на стёртых об асфальт ладонях и где-то коло глаза. Утром будет синяк. Сомневаюсь, что мне разрешат выступать в очках. Но то, что было после, вмиг разрушило мои надежды выступить завтра с блистательным успехом. Моя нога, на которую со спины успела сползти сумка, нещадно заныла, а попытка встать - проваливалась, и я с отчаянным шипением приземлился обратно на холодную землю. Пытаясь найти очки, я находил только камни. Сумка лежала рядом, но я не пробовал найти телефон и набрать чей-либо номер – за мной никто не приедет, некому. Я сразу выкинул из головы бредовую идею. Люди сновали туда-сюда, не замечая меня в упор. Я мог бы сойти за напившегося подростка- гуляку или же беспризорника, в крайнем случае, бездомного, но неужели тот факт, что через несколько метров вход в медицинский цент, не заставил появиться в голове мысли о том, что человеку стало плохо. А дурной я или хороший, судить, ведь, никому не дано. Но никого не волновало, что моя одежда промокла от луж и дорожной грязи, а на дворе стоял поздний ноябрь. Я мог бы встать, только помогли бы, а так… Я прилёг прямо на землю, удобнее устроил ногу, что ныла, словно по ней стучали молотком, от боли, и прикрыл веки. Наблюдая за прохожими, я улыбался сумасшедшей улыбкой, чем, наверное, отталкивал их ещё сильнее. Но какая теперь разница? Я начал замерзать. Иногда постанывал от того, что мою повреждённую конечность то и дело задевали чьи-то ботинки или сумки. Из-за этого иногда приходилось открывать глаза. Столько людей кругом и ни одного человека. В который раз открыв глаза, я увидел чьё-то лицо. Сверху вниз на меня смотрел мальчик лет девяти, внимательно изучая глазами. Я хотел что-то сказать, но не успел. - Дяденька, вам помочь? – звонкий голос перебил меня. В голубых глазах отразилось волнение, которое я заметил своим полу видящим взглядом. Мальчик как будто специально наклонился ниже, предоставляя возможность рассмотреть свои светлые волосы, которые отливали тёплым оттенком из-за тусклого света фонаря. Голубые почти синие глаза казались слишком загадочными для ребёнка, но я ничуть не удивился, особенно после того, как паренёк, не дождавшись моего ответа, начал худыми руками обхватывать мои плечи сзади. Он тянул меня вверх настолько, насколько позволял его и мой рост. Я понимал: нужно терпеть, ведь этот мальчишка единственный, кто подошёл за эти долгие минуты, что я просидел на холодной и мокрой земле. Блондин что-то бормотал, иногда кряхтел мне на ухо, и я даже слышал, как он ругался относительно моего веса и размера. Он, правда, был мал, чтобы поднять меня, взрослого дядьку, каким я являлся по сравнению с ним. Я опёрся рукой на его слабые плечи, но лишь для равновесия. Я мог стоять на одной ноге. Он, видимо, думая, что является единственным, из-за кого я стою, обхватил мою руку поверх своей ладонью. Я смотрел в его блестевшие глаза, а он улыбался, искренне радуясь маленькой победе. - Где вы живёте? – спросил он. Я задумался, не зная, что ответить. – Вы… вы не умеете говорить? - улыбка сползла с его лица, он ужасно смутился, задав этот вопрос, видимо, посчитав его обидным для меня, и покраснел. Мне стало жаль его. К тому же, я был благодарен, поэтому ободряюще ответил: - Умею, не переживай, просто очень далеко, а автобусы не ходят, - я снова задумался, - мне не дойти. - Дойти! – на той же ноте, что и минуту назад, проговорил парнишка. - Я помогу, только скажите… куда? - На другой конец города, малыш… - Я не малыш! - недовольно прошипел он, отдёрнув руку, но потом, спохватившись, словно от этого зависела моя жизнь, вернул обратно. - Я не малыш, - теперь спокойно повторил парнишка, - и… и можно вызвать такси. Я задумался, почему не сделал этого раньше, но вспомнив, что средств в моей сумке не хватило бы и на половину, решил не ругать себя зря. - Такси куда угодно отвезёт, даже очень далеко, - блондин вновь улыбнулся, и я заметил брекеты на его зубах. Они не делали его внешность хуже. Придавали чего-то сумасшедшего, но не портили. Мне было стыдно сказать, что платить за такси мне нечем, поэтому минуту мы стояли в тишине. Он внимательно изучал моё лицо, одежду, сумку, что, найдя в себе силы, я натянул на плечо. Он наверняка думал, почему я щурюсь и, собственно, молчу. Его ладонь всё ещё держала мою руку, которой я опирался на его плечо. Она замёрзла от жгучего вечернего ветра, и я незаметно для парнишки обхватил её своей, чтобы согреть. На всё это он не обращал внимания или старался не подавать виду. Он? - Как твоё имя? – я отвлёк парня, который сейчас заглядывал за мою спину, чтобы лучше рассмотреть торчащий из сумки тубус. Мальчишка вернул свой взгляд к моему лицу и, заикнувшись, ответил: - Н-найл... Хоран. - Спасибо, что помог, Найл. Я попытался встать на больную ногу, но почувствовав нестерпимую боль, сдавленно прошипел. Найл дёрнулся, вопросительно посмотрев на меня. - Меня кстати Зейн, - решил отвлечь я парня, чтобы не волновался зря. - А фамилия? - он нехотя или даже с детским подозрением повёлся на уловку. - Малик, - ответил я, - почему это так важно? - Мама говорит, что старших нехорошо называть по имени и это невежливо, мистер Малик. Я только сейчас понял, что испортил непринуждённое общение с этим ребёнком, всего лишь ответив на его вопрос. - А если взрослые хотят, чтобы ты называл их по имени? – я принял решение спасти ситуацию. – Твоя мама говорила что-нибудь об этом? - Н-нет, - Найл замотал головой. Я в это время решил ещё раз испытать себя и опереться на ногу, но скорчился от боли. Найл не заметил этого, я отвлёк его снова. - Тогда зови меня Зейн, - блондин счастливо улыбнулся, - ты же сам сказал, что уже не малыш. Парнишка закивал головой, а я больше не пытался испытать ноющую конечность. Мы сидели в салоне такси, смотря в разные окна. На лице Найла отражались огни вывесок, ночной Лондона жил своей жизнью. Парнишка иногда улыбался, изредка хмурил брови, одновременно выпячивая нижнюю губу. Теперь я мог разглядеть его ещё лучше, потому что очки с одним разбитым стеклом сейчас, давя, свисали на мою переносицу. Блондин нашёл их почти сразу, похлопал ресницами и, не успев толком расстроиться из-за разбитой линзы, вернул мне их. Но я был больше ошарашен, чем благодарен, когда Найл выгреб из кармана несколько купюр, искоса посмотрел на меня и протянул их таксисту. Водитель недовольно фыркнул, осмотрел нас с ног до головы (в особенности меня), покачал головой, видимо, сжалившись из-за моего вида, и не обратив внимания на то, что я весь грязный, как поросёнок, разрешил занять пассажирские места. Мне, признаться, было стыдно. Но я настойчиво сверлил мальчика удивлённым взглядом. - Не волнуйся, - тоненько выдал он, ковырнув землю носком ботинка, - я ничего не украл. Это карманные, мои личный. Последнюю фразу он произнёс с неким торжеством, даже гордостью, и я не смог сдержать улыбку. Он тоже улыбнулся, поправил рукав спавшей куртки и неуверенно юркнул в салон. Я назвал адрес, и вот теперь мы едем в салоне такси. Никогда не думал, что предметом моего восхищения станет мальчик девяти лет. Вот он, стоит и улыбается, продолжая рассматривать моё лицо, как и час назад. На его зубах блестят брекеты, а я думаю о том, каким он станет, когда снимет их. Меньше всего хотелось, чтобы какая-нибудь мелочь изменилось в этом парнишке. Я не имею в виду его внешний вид, я о доброте в его маленьком сердце. Мы молча стояли. Я хотел поблагодарить его, но не находил стоящих слов. Только потом я сдёрнул с плеча сумку, оперившись на перила рядом с небольшим домом, где я снимал квартиру, и вынул рисунок. Я рисовал его специально для проекта, на который не попаду из-за вывиха или хуже того перелома, который был на лицо. Мной было убито много сил, но я нисколько не жалел, когда протягивал этот «недошедевр» парнишке. Найл улыбнулся детской улыбкой, на его щеках появился румянец. Он смотрел то на меня, то на листок, иногда прищуриваясь. Но в мгновенье его лицо вытянулось, стало серьёзным, он спрятал руки за спину и, глядя прямо мне в глаза, сказал: - Я не возьму, - мои глаза поползли на лоб, - вы благодарите меня, а не нужно. За это не благодарят. - Но ты помог мне… - Ну и что, - искренне удивился он, а я успел испугаться, не сказал ли чего-то действительно обидного, - я помог, потому что нужно было. Вы бы так же сделали. Я задумался. А сделал бы я так же? - И рисунок я не возьму, - он шагнул назад, спустившись на две ступеньки. - Тогда… - я старался понять этого ребёнка с каждым его словом – приходи ко мне. Теперь ты знаешь, где я живу. Будем рисовать вместе. - Я не умею, - отвернувшись, он спустился с крыльца, но на последней ступеньке повернулся, громче добавив: - Но я бы хотел. Нас отвлекла моя соседка. Она устало поднималась по ступенькам крыльца, неосознанно закрывая мне вид на парнишку. Через её плечо я мог видеть, как Найл быстро сновал между не замечающих его людьми, исчезая. Мальчик обернулся, чтобы помахать мне рукой на прощанье. Его улыбка сияла, а сам он наверняка сдавленно дышал от эмоций, которые обычно возникают после совершённого тобой поступка, доброго поступка. Уверен, мы ещё встретимся. - Мисс Льюис, как ваш племянник? – я посмотрел на пожилую женщину, лицо которой от неожиданности вытянулось. Она удивлённо захлопала глазами, пытаясь что-то произнести, но я не позволил. - Я слышал, у него проблемы с языками. Женщина не ответила, только под её глазами пролегли морщинки. Она улыбнулась, этим заранее поблагодарив.