Двадцать лет спустя.

Давно не молодой мужчина, с непослушной копной седых волос и спокойными золотисто-карими глазами, вечно хранящими на самом дне отголосок печали, легко шагал по песчаной дорожке сада. Полы длинной мантии развивались на ветру и постоянно цеплялись за колючие плетистые розы, только-только распустившие свои бутоны. Седовласый устало сбросил тяжелое одеяние, отчетливо представляя, как его будет отчитывать жена, опять скажет что-то про этикет и про то, что он подает дурной пример сыновьям, но это будет потом, а сейчас вполне можно расслабиться. Под мантией оказалось сильное, мускулистое тело, которого еще не коснулась старческая дряблость, мужчина, похрустывая дорогими сапогами по дорожке, скрылся в одной из беседок сада. - Прости, мой друг, я снова заставил тебя ждать, - мужчина опустился на деревянную скамейку беседки абсолютно бесшумно, - но ты же знаешь, как болтливы эти Орлессианские послы! Видит Создатель, порой я завидую тебе! так удачно избежать всей этой придворной волокиты, а ведь надо всего лишь умереть! В прохладном весеннем воздухе послышался тихий смех, или, быть может, это был просто ветер? - Смешно тебе! - седовласый задорно хмыкнул, - а ты попробуй столько лет прожить в браке с Анорой! Мой тебе совет, друг, никогда не воскресай иначе я тебе жестоко отомщу за твою очередную шутку! Ты хоть представляешь каково мне? Я король или где? Того не делай, это не трогай! Скука одним словом! Это надо же было придумать! Я и Анора, ха-ха, ты всегда был шутником, как вспомню выражение лица Ирвинга, когда ты с порога заявил ему, что теперь ты - порождение тьмы, богопротивное, мерзкое и ужасное, нет-нет, это было с Кайланом, а Ирвинг, что же Ирвинг? А, вспомнил, ты тогда руку порезал и всем говорил, что ты теперь маг крови, как же ты сказал? Ах, да: "падите ниц, недостойные, сейчас я буду творить зло! Му-ха-ха!". Я тогда так смеялся, ты помнишь? Да и не только я! В воздухе снова послышался смех, кристальный, легкий, на грани реальности и сна, невероятно красивый смех. - А сейчас я почти не смеюсь, ты знаешь? - король пригладил мозолистой рукой непослушные вихри, - Поседел совсем, а ты ведь все такой же красивый, ведь так? Молодой, с синими-синими, как река близ Лотеринга, глазами, пухлыми, розовыми губами, темными, как сама ночь, иссиня черными волосами. Все дамы были бы от тебя в восторге, мой милый маг! А сейчас тебя нет, ничего больше не будет как раньше, да? Ты больше не внесешь в мой порядок свой непостоянный и непослушный хаос, такой светлый, такой мой, - по щеке Алистера скользнула одинокая слезинка, он смахнул ее и уставился в скамью в надежде разглядеть там что-то, ну хоть что-нибудь! - А я думал слезы кончились! Ошибался, да? - король перевел свой взгляд на начавшее темнеть небо, за годы изученное до последней звездочки, иногда ему казалось, что он даже может пересчитать все звезды на небосводе, он начинал и долго-долго считал, но его все время прерывали, - А ты, я помню, никогда не плакал, все смеялся и смеялся, как мальчишка, да ты и был им по сути. Сколько тебе тогда было, герой Лотеринга? Двадцать, ну от силы Двадцать пять! такой молодой. Скажи мне, почему? Почему ты оставил меня? МЫ БЫ НАШЛИ СПОСОБ, Я ВЕРЮ, ОБЯЗАТЕЛЬНО НАШЛИ БЫ! - король в ярости ударил кулаком в стену беседки, по разбитым костяшкам пальцев заструилась ярко-алая кровь, - Мой маленький маг, мой Оливер. За что? За что ты отнял его у меня, а, Создатель? Почему он, почему не я? Он был верен тебе до конца! Он был единственным, самым лучшим! Он любил меня! - злые слезы заструились по щекам короля, он упал на колени и долго смотрел в стремительно синеющее небо, надеясь больше никогда его не видеть и в то же время страстно желая вглядеться в его синеву. Прошло несколько часов прежде, чем Алистер смог подняться. Он корил себя за неуместную истерику, двадцать лет уже прошло, а он все также помнит Оливера, свою первую любовь, юношу, согревавшего его ледяное сердце, подарившего ему самые счастливые мгновения жизни, быть может, маг ждет короля там, рядом с одной из звезд, пьет свой любимый антиванский эль, курит молочный кальян и смеется, ожидая своего короля, в тайне надеясь подстроить тому еще какую-нибудь шутку.