after world

В тесной и темной луханевской каморке, что заменяет ему и кабинет, и, зачастую, спальню, очень тихо и едва-едва горит свет. Они - далеко не бедствующая станция и вполне себе могут позволить хорошое и яркое освещение не только тоннелей и перегонов, но и всей платформы, включая каждую подсобку. Но Лу Хань привык к экономии - лучше лишний раз отказать в чем-то себе, но принести этим пользу всем тем, кто точно так же, как и он, вынужден ютиться в подземных перегонах метро. На часах - условно - почти четыре утра и Сехун с ребятами уже должны были вернуться. Лу Хань еще с вечера, стоило ребятам переступить порог гермоворот и начать подниматься по проржавевшим ступеням травелатров, попросил Исина сказать ему, когда команда вернется и, желательно, если все будет хорошо, отправить Сехуна прямиком к нему в кабинет. Но время внизу - вещь настолько условная и непредсказуемая, что Хань паникует каждый раз, когда кто-то задерживается - он всегда сверяет свои наручные командирские - редкая роскошь последних лет - с часами каждого из профессиональной команды сталкеров. Расхождение на минуту-две может стоить жизни не только сталкерам, но и жителям станции. В такое время, когда часы и минуты - слишком большая роскошь, стараешься сберечь каждую по максимуму. За эти несколько лет - никто, правда, не сможет точно сказать, сколько именно дней и месяцев прошло - Лу Хань резко и ощутимо постарел. Под глазами залегли огромные серые мешки, красивый лоб исполосован морщинами... Исин, его правая рука в управлении станцией, вечно пытается шутить, что такими темпами Лу не доживет до момента, когда они смогут подняться обратно. Младший всегда умалчивает, что надежды уже нет, что наше место там уже давно занято следующими ступенями эволюции и отправляет засидевшегося за документами Лу спать. Хань иногда тоже шутит, что они живут, как жили айдолы - спят по три-четыре часа и держат строгую диету из грибного супа и грибного чая. Дверь в каморку открывается с пинка, и Хань даже подскакивает на своем стуле. В помещение вваливается Сехун, и Лу облегченно вздыхает. - Что с рукой? - кивает старший на перебинтованное запястье. Бинты на руках Сехуна всегда, даже до Войны, выглядели жутко - они сливались с бледной, почти меловой кожей Сехуна, а теперь, пожелтевшие от времени, проспиртованные не раз, выглядят еще страшнее. - Ничего серьезного, - пожимает плечами молодой сталкер. - Кай неудачно прикрыл. Хань подрывается с места, берет ладонь младшего в свои руки и разглядывает, словно экспонат в музее. - Санобработку сделал? А если заражение? А если... - Спокойно, хён, меня почти не задели, - вымученно улыбается Сехун, перехватывая ладонь мужчины и сплетая пальцы. - Просто ты же знаешь, Бекхён, он паникер. - Как операция? - Хань садится на место, упираясь взглядом в документы. Сехун встает и подходит к столу начальника станции. Обходит его, вставая за спиной старшего, и кладет руки ему на плечи. Мягко разминает затекшие и напряженные мышцы. Хань старается не отвлекаться, но руки Сехуна слишком плавно и мягко массируют, и старший буквально на секунду забывает, что Сехун - лучший сталкер на их станции и винтовка для него - словно любимый в прошлом телефон. - Парк пуст, по крайней мере, мы не обнаружили там ни гнезд, ни тварей, - руки Сехуна незаметно спускаются по плечам старшего, продолжая незамысловатый массаж. - Знаешь, я и не думал, что там останется хоть что-то, но, хён, там по прежнему красиво. Правда, шпили голубых башен давно разрушены. - Ясно. А внутри? Вы заходили внутрь? - Чонин и Чанель были внутри, они доложат тебе сами, - Сехун резко разворачивает стул Лу Ханя и, не стесняясь, забирается к нему на колени, крепко обнимая. - Хён, ты должен подняться со мной хотя бы раз. Хань так же крепко обнимает в ответ, утыкается куда-то в солнечное сплетение и бурчит: - Ты же знаешь, я не могу бросить станцию и... - Никуда она не денется, а Исин-хён за всем присмотрит, - цыкает Сехун, закидывая голову назад и чуть не падая. - А если нападут, - Сехун наклоняется к уху Лу Ханя, который хотел было раскрыть рот, - я обязательно тебя защищу. Пожалуйста, хён? Лу Хань кусает губы, потому что готов ответить "да", подвергнуть себя риску и, будь, что будет. Но он боится. Не за себя - на себя плевать давно, - за станцию и людей, которых он, в силу неведомых ему причин, защищает. За Сехуна - никто не застрахован, а это может стать его последним выходом. Лу Ханю и без этого хочется привязать его к спинке кровати - единственной уцелевшей на станции - и никуда не отпускать, потому что кроме Сехуна у него никого нет. - Хён, - Сехун ведет губами по линии челюсти старшего и целует в уголок губ. - Я тебя очень прошу... - Ладно, - и Лу Хань сдается, потому что никогда не мог ему отказать. - Только на пару часов. Сехун радуется как ребенок, крепко обнимает старшего за шею и бормочет что-то о том, что Лу-хён, ты лучший, я обо всём позабочусь и я не дам тебя в обиду. Сехун, впервые пользуясь своим положением - и как любимчика начальника и как лучшего - договаривается с Крисом, чтобы тот обеспечил их новой снарягой, просит Исина присмотреть за станцией, который лишь отмахивается и смеется, что Ханю давно пора растрясти свои старые кости. Они уходят со станции ночью, за пару часов до рассвета - Лу Хань оставляет указания Исину, который лишь кивает, и без того прекрасно зная, что делать, если, а Сехун в последний раз проверяет фильтры, количество патронов и целостность костюмов химзащиты. Подниматься по травелаторам заброшенной верхней платформы для Ханя в новинку, и он оглядывается каждый раз, когда они делают шаг. Не потому, что боится увидеть что-то страшное за спиной, а просто потому, что уже забыл, что это такое. На ночном небе, что видно в разбитые окна, нет звезд, лишь плотный ядовитый смог. Сехун чертыхается, потому что если пойдет дождь, они могут не успеть спрятаться. Или уйти, если он окажется затяжным. Но Хань крепко стискивает его ладонь в своей через плотные перчатки и улыбается, наплевав, что этого не видно за стягивающим лицо противогазом. Они петляют по улицам, обходя остовы мертвых машин, редкие трупы непонятных мутировавших тварей и чужих сталкеров. Время у них сейчас мирное, но сталкеры - охотники по своей природе. На подходах к парку тихо, Сехун бы даже сказал мертвецки тихо, но признаков жизни непонятных монстров, что шастают по поверхности, не наблюдается. Сехун кивает в сторону одной из башен, и Лу Хань идет за ним следом. Они поднимаются по полуразрушенной лестнице на самый верх, где сквозь дыру в крыше видно тонкие прутья арматур и начинающее светлеть небо. Выйдя на смотровую площадку, Сехун садится, свесив ноги, а Лу Хань хочет дать ему по голове, за такое - потому что опасно, потому что никто не знает, вдруг небо тоже уже давно не их. Но Лу садится рядом, плечом к плечу, и Сехун, к удивлению старшего, стягивает маску противогаза. Он разворачивает Лу Ханя за плечи к себе. - Хён, сними тоже, - голос Сехуна - чистый и звонкий в этой мертвой тишине, а серые глаза - светятся так ярко, что Лу Хань чуть не плачет, - он уже и забыл, какими они с Сехуном были до этой Войны, какими были беззаботными и счастливыми, и как ярко светились эти глаза, что напротив. Он мотает головой, потому что нельзя, но руки Сехуна уже тянутся к застежкам на затылке. Хань почти задыхается от нахлынувших чувств и эмоций, пытается отговорить Сехуна, но тот уже стягивает противную резину с головы старшего. - А как же радиация, идиот?! - кричит Лу Хань, и тут же чувствует, как ладонь Сехуна прикрывает ему рот. - Просто вдохни, хён. Лу Хань смотрит на него с недоверием, страхом и непониманием - может в последней операции Кай ударил его по голове? С него станется. Но глаза Сехуна напротив не позволяют сомневаться, и Хань делает глубокий вдох, впуская в легкие зараженный воздух, а в уголках собираются слезы. Воздух на поверхности ядовитый, отравляющий, но такой родной, не затхлый, как внизу, пусть и с нотками жженого какао и еще каких-то химических элементов. Сехун улыбается, видя, как Хань счастлив, хоть и сомневается, не верит, боится. И ему, кстати, совсем не обязательно знать о том, что Сехун, стоит ему уйти в рейд одному, каждый раз забирается на какую-нибудь высотку и пару часов проводит на крыше - всё равно умирать рано, так что терять? - и дышит этим воздухом, пуская яд в организм. И еще, Ханю не обязательно знать о том, о чем знает Бекхён, их станционный главврач. Это, в принципе, не нужно знать никому на станции. - Хён, - Сехун встает на ноги и протягивает руку старшему. - Пошли домой? Хань улыбается, хватает младшего за руку, поднимаясь на ноги, и, не отпуская руки, идет обратно, к лестнице, ведущей вниз, а там и к травелаторам. Хань уверен, что еще не раз позволит Сехуну вот так вытащить его на поверхность, снять маску противогаза и насладится тем, что они потеряли. Это будет их маленький секрет, их маленькая тайна в когда-то родном мире.