Изгнание

Я хорошо запомнил 1 января 2014'ый год. Нет-нет, не потому, что это было началом очередного года. А потому, что это был последний Новый Год, который я отпраздновал дома. И, казалось нам тогда, это всего лишь очередной год - перевернул страницу, и вот оно, продолжение предыдущей главы. Дорогое шампанское, нарядная елка, поздравление президента. Подарки. Все тогда было как всегда. И, казалось бы, как всегда прекрасно. Домашнее печенье, и такой родной прибалтийский дождь за окном. Я хорошо запомнил тот Новый Год.  С тех пор, первого января, где я только не засыпал, и где я только не просыпался. Как-то, я обнаружил себя где-то в сердце Нью-Йоркской подземки, в другой - на самолете до Занзибара. Но это был год, когда я в последний раз был дома. Нет-нет, с тех пор у меня было еще много мест жительства - дома, поместья, дворцы. Они все были абсолютно чарующи, с золоченными потолками и картинами маслом на стенах, но ни одно, до боли ни одно из этих мест не смог я назвать домом. Я всегда был будто бы в гостях у самого себя - и вроде бы, все хорошо, и куда уж лучше, но, казалось, все мысли мои устремлялись не в сторону бьющихся в агонии фейерверков, но куда-то за газовый занавес, к старому дому, с его зеленой крышей и красными стенами, а еще причудливым бассейном, похожим на теплицу.  Нам повезло больше других. Мы успели продать все, почти ничего не потеряв. Дом мы продали одним из последних - когда еще была надежда, что сможем туда вернутся. Помню, как в Рижском порту мы сгружали контейнер с вещами оттуда с корабля - огромные модели машин, номера от нашего первого Х5, мои детские грамоты. Мы увезли все, что могли увезти, от кошки до часов, но так и не смогли забрать все те воспоминания, которые приятные шлейфом тянулись с моего детства. В 2015'ом, мы уже встречали Новый Год совсем в другом городе и другой стране. Это было в Братиславе, и за стекленными дверьми нашей гостиной светила полная луна. И, наверное, где-то, во многих сотнях километров от нас, шумели волны такого родного моря, с которого стабильно дул свежий Балтийский бриз.  Мне как-то довелось побывать в нашем старом доме. Много ему довелось пережить, с тех пор, ее мы в последний раз закрыли внешнюю стекленную дверь и, с чемоданами в руках, сели в такси, чтобы отправиться в аэропорт, чтобы, как это часто бывало до этого, куда-то улететь - но, на этот раз, навсегда. Трудно сказать, кто жил в нем с тех пор. В любом случае, сейчас весь район был либо заброшен, либо отдан на откуп чиновникам. Становилось тошно, когда эти жирные туши, которые в свое время убедительно изгнали всю интеллектуальную элиту из страны, открывали своими мелкими, коротенькими ручками, двери наших старых домов. И еще тошнее, когда представляешь, как эта жертва ревматизма сидит на твоем кожаном кресле, теперь уже, наверняка, заляпанным жиром, на том месте, где когда-то давно в последний раз стояла наша зеленая елка, лесная красавица. Как они превратили спортивные площадки в огороды для своих тещ, а бассейн стал больше похож на грязную лужу посередине сада. Я не продержался там долго, и решил пройтись немного. Там я оказался на месте, где когда-то возвышался огромный, дивный дуб - но и там был лишь труп былого величия. Дерево, некогда могущественно возвышавшееся над всей округой, сейчас было завалено на бок, а рядом красовалось какое-то "доступное жилье" - вот и все, даже лесного великана бросили в расход.  Я так и не смог найти новый дом. Я успел пожить в Монте-Карло и Лондоне, Гонконге и Берлине - и все это время я так и хотел съедать из огромного, холодного дома, сесть в свою машину и умчаться в аэропорт - чтобы попасть в страну, которую я всегда любил, и государство, которое ненавидело всех, кроме себя, даже собственных жителей. У меня был то один дом, то много домов, то их не было вовсе. Я так и не смог нигде прожить больше года - слишком тяжело. Наверное, я и поныне проводу в своем самолете куда больше времени, чем в любом из домов, раскинутых по всему миру. Ох, как бы я хотел купить свой старый дом, с его заросшим садом и побитыми стеклами. Поставить в нем новые кресла, почистить бассейн. Сказать этому дому - "то был лишь страшный сон, мы снова вместе". Но мы не вместе. Мы отдельно. Наверное, навсегда. И я снова еду мимо границы со страной, когда-то бывшей и навсегда оставшейся моей Родиной - и понимаю, что мне надо свернуть дальше. Как это забавно - за времена изгнания побывать везде, но только не там, откуда ты был изгнан.  Позднее, нас назвали "пятой волной" - что ж, я не знаю, как чувствовали себя четыре первые, но вряд ли лучше нас. Мы, с прекрасным образованием, со всеми благами этого мира, будто бы созданные для новой, отдельной от Северо-Востока жизни - но так не можем к ней привыкнуть, все еще держа в шкафу в летнем доме соболиную шубу на случай пятидесяти градусного мороза.  Нет-нет, я люблю и Лондон, и Нью-Йоок, да и Берлин тоже - но это любовь ценителя к красоте, а не сына к матери. Я могу восторгался, чем угодным - но я хочу назад, в детство. И, что самое ужасное, даже за очень большие деньги не могу туда попасть.