Сходить с ума

Он не ожидал, что так выйдет. Никто не ожидал. Его механическая рука, бесчисленное количество раз спасавшая его жизнь и отнимавшая чужие, не могла всегда работать бесперебойно. Она на протяжении долгого времени была его лучшим - единственным - другом, и, как зачастую случается с друзьями, однажды его подвела. Когда-нибудь это должно было случиться. Но он, правда, не ожидал, что это произойдёт при таких обстоятельствах. Каким холодным и спокойным он бы ни выглядел снаружи, внутри него всегда бушевала буря, разгорались костры болезненно-сильных чувств. Агрессия, ненависть, недоверие, симпатия - всё это сжигало его изнутри, выматывая так сильно, что на внешнее проявление эмоций просто не хватало сил. А, может, он лишь заставлял себя в это верить, желая навсегда остаться для окружающих Зимним Солдатом - ледяным, равнодушным, чужим. Но иногда, несмотря на все старания, он срывался. Взрывался. В конце концов, он был обычным человеком. Обычным человеком, влюбившимся в своего лучшего друга, худшего врага. Он упустил момент, когда понял и принял это. Наверное, эти чувства, зародившиеся ещё до его становления Солдатом, дремали слишком долго и решили, что, наконец, пришла пора пробудиться. Это было резко. Так резко и неожиданно, что не сойти с ума было невозможно - и он сошёл. Стивен Роджерс, один из известнейших людей страны и мечта миллионов девушек, стал его личным безумием. Бак думал о нём чуть чаще, чем постоянно. Думал, раздражался, невыносимо злился из-за этого - и продолжал думать, не в силах что-либо с собой поделать. Эти чувства были сильнее его, сильнее стальной выдержки, вырабатываемой годами. Ненависть и любовь смешались, став неотделимыми друг от друга. Он сходил с ума вновь и вновь. Ему не нужна была фотография, чтобы представить. Черты этого человека прочно засели у него в голове, не позволяя думать ни о чем и ни о ком другом. Каждая деталь его внешности, каждая тень на его уставшем улыбчивом лице хранилась в памяти Бака, ревностно им охраняемая. Он хотел, чтобы это принадлежало только ему. Он знал, что это ему принадлежит, и отдавать никому не собирался. Стив, Стив, Стив. Что же со мной происходит, Стив? Учащённое сердцебиение, разрывающиеся лёгкие, прилипшие к вспотевшей коже волосы - сейчас он совсем не такой, каким его привыкли видеть. Таким он позволяет себе быть только наедине с самим собой - и с его лицом, застывшим перед глазами. Ему вполне этого хватает. Он, конечно же, никогда не признается. Он, естественно, никогда не скажет ничего, что разрушит столь тщательно отыгрываемый им образ равнодушного парня. Всё хорошо. Его всё устраивает. Стив, Стив, Стив. Резкий, громкий полувыдох-полустон. Слишком эмоционально для него, слишком неправильно, слишком привычно в последнее время. Все его чувства сейчас - одно сплошное "слишком". Эмоции обострены до предела, под кожей двести двадцать вольт, сумасшествие в каждой его клетке. Что ты со мной сделал, Стив? Рвётся натянутая струна нервов, сердце на пару мгновений забывает о необходимости стучать, рука сжимается чуть сильнее. - Стив... По телу пробегает волна обжигающего удовольствия, мышцы сводит болезненно-приятной судорогой, мелькнувшая перед глазами красная вспышка на миг лишает зрения. Это происходит с ним каждый раз, но он всё никак не может привыкнуть. Не может поверить, что кто-то способен вызвать в нём столь сильные чувства. Сбитое дыхание восстанавливается через несколько минут, и тогда Бак наконец открывает глаза. - Чёрт возьми, что я делаю? Встряхивает головой, отбрасывая упавшие на лицо волосы, и криво улыбается. Этот риторический вопрос вертится в его голове постоянно. Это единственное, о чём он может думать, кроме Стива. Он совсем не ожидает, что кто-то откликнется. - Чёрт возьми, что ты делаешь? Эта фраза эхом проносится по прохладному помещению. Глаза Бака распахиваются так широко, как не распахивались уже много лет. Он изумлён. Он смущён. Он зол. Поворачивает голову в сторону, откуда раздался голос - такой знакомый и такой неуместный сейчас. - Что ты здесь делаешь? - Я? - Стив, замерший в дверном проеме, прислонившись к косяку, хмыкает. - Я здесь живу. Как и ты, к слову сказать. Он выглядит... не так, как обычно. Глаза странно блестят, губа прикушена, торс, плотно обтянутый футболкой, напряжён. Барнс был уверен, что знает о нем всё, но таким он его ещё не видел. Только сейчас он понимает, что до сих пор сидит в достаточно компрометирующей позе. Тянется рукой к полуспущенным штанам и... - Твою мать, - сквозь зубы бормочет он. В последнее время его механическая рука стала недвусмысленно намекать, что нуждается в ремонте, периодически заедая. Каждый раз он откладывал починку на завтра, а потом - на следующую неделю, месяц... Но никогда ещё он так не жалел о своей непредусмотрительности, как сейчас. Обычно разобраться с рукой ему помогал Стив. Что-то подсказывало, что в этот раз он ему не поможет. - Проблемы? Бак прикрывает глаза, стараясь выровнять дыхание. Ярость клокочет в нём, пытаясь вырваться наружу, но он достаточно умён, чтобы понять - сейчас он не в лучшем положении, чтобы быть агрессивным. Только бы разработать руку, а дальше он разберётся. - Если тебе есть, что сказать, говори, - цедит он. Ответом становится молчание. Тишина нарушается только дыханием: прерывистым и хрипловатым - его, едва слышным - Стива. Это начинает напрягать. Бак не знает, сколько времени они провели в тишине. Он вообще забыл о понятии времени, молча проклиная самого себя. Наконец раздаются шаги. Стив, несмотря на свою внушительную комплекцию, всегда ходит мягко и осторожно, словно вышедшее на охоту дикое животное. Крайне полезная привычка, выработанная бесконечными армейскими тренировками. Вот и сейчас его легкая поступь улавливается лишь благодаря напряжённому слуху. - Мне нечего сказать. Но есть кое-что, что я хочу сделать. Он ждёт чего угодно. Ему кажется, что сейчас всё лучше, чем молчание - даже мощный удар, которому он не сможет сопротивляться. Лёгкое, едва ощутимое прикосновение чужой руки к окаменевшим бедрам становится не просто неожиданностью, а настоящим шоком. Он мгновенно раскрывает глаза и сжимает губы, борясь со рвущимся наружу стоном. Стив стоит перед ним на коленях. Такой знакомый, такой неуверенный - и, чёрт побери, такой сексуальный. Перекатывающиеся под тонкой тканью футболки мышцы, чуть приоткрытый рот, какое-то по-детски застенчивое выражение лица. Он не смотрит другу в глаза - взгляд прикован к его обнаженному телу, и Бак чувствует зарождающуюся где-то внутри неловкость. Всё так, как он представлял миллионы раз. Всё так, как только он мог мечтать. Всё... неправильно. - Я сплю. Я сплю. Повторяет эту фразу словно мантру, пытаясь убедить себя. Он просто не может поверить в то, что это действительно происходит. - Ты не спишь. Я докажу тебе. Стив обхватывает ладонью застывшую механическую руку, сжимает сильнее. Холодный металл, обжигающая кожа. Тело Бака выгибается дугой. Это совсем не так, как раньше. Совсем не так, как он себе представлял. От осознания того, что это с ним делает Стив - настоящий, - он возбуждается ещё сильнее. Кажется, он готов взорваться от одного прикосновения. И когда он чувствует горячий, влажный язык, медленно описывающий дуги на внутренней стороне его бёдер, он понимает, что ещё немного, и он свихнется. Это приятно. Так нещадно приятно, что он готов кончить прямо сейчас, но ему не позволяет гордость. Кончить так быстро - всё равно что признаться в любви, а на это он ни за что не пойдёт. - Зачем ты... Голос срывается, переходя в сдавленный стон, и он решает, что лучше даже не предпринимать попыток говорить. Он ненавидит себя за пошлые звуки, которые вырывают из его горла эти прикосновения. Он ненавидит себя за то, что эти звуки его возбуждают. Но больше всего он ненавидит Стива за то, что он с ним делает. За то, что сводит с ума. Все эти мысли разом испаряются, когда губы обхватывают его член. Он, не в силах сдержаться, охает и непроизвольно толкается чуть вперёд. Свободная рука давно уже переместилась на макушку Стива, с силой - наверняка крайне болезненно - сжимая короткие волосы. Впрочем, тот не жалуется. Судя по его лицу, всё его самообладание уходит на то, чтобы не сорваться и не застонать самому. Каждая клетка тела словно вопит от наслаждения, вся сущность молит о том, чтобы Стив не останавливался. Он не останавливается. Язык двигается всё быстрее и увереннее, и волны удовольствия захлёстывают Бака с головой. Он снова погружается в это сладкое безумие, забывая, кто он есть. Их стоны сливаются в один. Они улетают. Они сидят, прислонившись друг к другу, и молчат. Им нечего говорить - за них всё сказали их тела. Молчание - не холодное и мрачное, а уютное. - Баки... Хриплый смешок. - Какой к чёрту Баки? Он, конечно же, никогда не признается. Всё хорошо. Его всё устраивает, пока Стив - любимый? ненавистный? - сидит рядом, согревая его теплом своего разгорячённого тела. Всё хорошо.