Желания и возможности

      Трудно испытывать ко всем сильные чувства. Любовь, дружба, привязанность, ответственность, страх, ненависть — всё это заставляет нас тратить свою жизнь на сплошные эмоции, из-за чего невольно становишься их заложником. В какой-то момент человек, к которому ты испытываешь что-либо, получает контроль над тобой, и ты уже не в праве что-то изменить. Единственное, что может защитить от разочарования — это контроль над своими чувствами. Как только начинаешь обращать внимание на раздражителя, положительного или отрицательного (ведь предмет воздыхания тоже является своего рода раздражителем), сразу позволяешь ему заполнить разум, а это значит конец былому психическому покою. Такое стоит обрубать сразу на корню, потому что больше всего в жизни мы боимся разочароваться. Так что, в конце концов, на ум приходит простая истина: меньше чувствуешь — крепче спишь, не чувствуешь вообще — хлопот не знаешь. Так всё и остается, до определенного момента, который наступает в жизни каждого человека.       Ривай Аккерман, для своих неполных тридцати, выглядел довольно молодо, поэтому у студентов N университета исторического факультета часто появлялись совершенно ненужные вопросы: «Что, только тридцать?» или «Как, такой молодой и уже профессор?». Это заставляло его как можно реже выходить из кабинета, ведь постоянная болтовня женского пола и дурацкие выходки, именуемые шутками, мужского, серьезно раздражали мужчину. Ривай искренне не понимал, почему его персоне уделяют слишком большое внимание в этом заведении. Ответ был прост: внешность и притягательность. Он был достаточно красив: сильное подтянутое тело, тонкие черты лица, чёрные, как смоль, волосы, запах, манера двигаться и говорить, взгляд. Практически никто из девушек не мог устоять перед этим холодным взглядом серых глаз, который пронизывает душу насквозь. Свою роль сыграла недоступность. Он был скрытен, из-за этого в нем была какая-то сила влечения, словно он — неизведанный океан, в котором все безнадёжно идут ко дну. Аккерман не любил обременять себя ненужными знакомствами или лишними обязательствами. Его редко заметишь беззаботно разговаривающим с кем-то из других преподавателей. Беззаботность — вообще не существующее слово по отношению к нему. Так уж получилось, что даже собственные коллеги быстро раздражали и надоедали. Поэтому он часто закрывался в своем кабинете в поисках тишины и покоя.       Но, как правило, ничто не может быть постоянным. И даже стена, которая так старательно оберегала мужчину, дала трещину. Виновником был никто иной, как самый нетерпеливый, самый заносчивый, самый раздражающий студент, какого Ривай еще никогда не встречал.       Эрен. «Э-РЕН» — два касания языка до нёба, четыре буквы, два слога, тонны харизмы и упорства, килограмм необузданных эмоций и энергии, цистерны наивности и оптимизма, радары внимания Ривая и персональная безлимитная карточка для потребления его драгоценного профессорского времени.       Джаггер. Необъятная по размерам коробка для выброса негативных эмоций, нецензурной лексики, раздражения, несильных подзатыльников, незаметных полу-томных взглядов, скрываемой привязанности и неосознанного беспокойства.       Абсурд, кошмар, враньё — как только Аккерман это не обзывал, но подлинное название — любовь. Что тут еще скажешь? Даже тысячелетние глыбы льда когда-нибудь встречают свое солнце. Все заключалось в том, что для Ривая это было слишком сложно. Слишком сложно после многих лет тренировок преобладания разумом над чувствами признаться себе, что вот он, человек, без которого ты не можешь спокойно спать. Да и скорее всего парнишка никогда не сможет быть с мужчиной. Хотя Ривай сам считал себя таковым. До определенного момента.       Как-никак, а выхода мужчина не видел, сколько бы ночей раздумий не было потрачено. Тупик. Пути закончились, а в голове полный развал. Сердце ноет, мир тускнеет. Он ужасно ненавидел жизнь именно за её дурацкую особенность не становиться проще, а наоборот все усложнять. Или же он сам все усложняет? Как ему объяснить все свои желания, а главное привыкнуть к ним?       Хотелось выйти за рамки дозволенного, хотелось целовать трепетно или же пылко, со всей горячностью; хотелось обнимать за плечи, когда стоит спиной, изучая расписание, слушать тихие вздохи или считать удары беспокойного сердца; прощать все глупые поступки, слушать небылицы или истории из детства, хотелось страсти, накалить тело до запредельной температуры, а после обнимать целую ночь со всей нежностью, которая только была подвластна; хотелось будить по утрам или быть разбуженным поцелуем за ушком; хотелось готовить завтрак вместе, крадя невинные поцелуи, наблюдать как слизывает вишневый джем с губ и снова возбуждаться; хотелось в спешке наматывать шарф на тонкую шею, награждая опять же легкими поцелуями и слушать ворчания, по поводу опоздания в университет из-за отсутствия контроля над желаниями; хотелось наблюдать в кафетерии, пока беззаботно общается с друзьями, а потом с серьезным видом подойти и попросить зайти после пар, отмечая недоумение и настороженность в глазах студентов; хотелось загнать в угол кабинета, затыкать поцелуями, подчинять, доставлять удовольствие, трогать, целовать каждый миллиметр, вдыхать запах кожи, любоваться лицом, когда достигает пика наслаждения, и медленно сходить с ума, затем помогать одеться, долго не отпускать у двери, а потом вечером делить ужин и разговаривать о прошедшем дне или же о недавно вышедшем фильме; хотелось чувствовать на плечах любимые руки, которые массирующими движениями расслабляли; хотелось обнимать обмякшее тело в теплой ванне, перебирая мокрые потемневшие пряди; хотелось делать счастливым, доказывать, влюблять и самим влюбляться с каждым днем все сильнее, и сильнее. Хотелось. Всего и сразу. Но получалось только изводить себя этими мечтами.       Эрен Джаггер на самом деле был очаровательным юношей. Вечно растрепанные каштановые волосы, как после сна, темно-зелёные глаза, которые завораживали своей глубиной и загадочностью, бледная сливочная кожа, хрупкое на вид тело — просто до безумия хотелось обладать всем этим. Эрен пользовался популярностью как у девушек, так и у парней. В вопросе секса и морали, он отвечал, что можно пробовать всё, но не делая из этого ежедневное ток-шоу. Постель — есть личное дело каждого, и никто в праве осуждать за него. Поэтому мало кто был в курсе, что Эрен «смешанной» ориентации (куда же профессорам было до таких подробностей?)       Студент Джаггер был на удивление очень способным в учёбе, хотя Ривай любил покричать на него за мелкие проступки, но тем не менее почти никто из преподавателей не жаловался. И как же было ненавистно видеть, как очередная первогодная молокососка липла к Эрену. Из серьезного и холодного профессора, внутри Ривай превращался в хищника, у которого пытаются отобрать добычу. Скольким студентам он испортил оценки, лишь по причине чрезмерного внимания к Джаггерской персоне? Хотя это был верх очень подло и нечестно, мужчина ничего не мог себе держать в руках. Но дело было даже не в безумии или тайной ревности Ривая, их отношения (если их можно было так назвать) застряли на стадии «профессор/студент», а ведь ТАК ХОТЕЛОСЬ БОЛЬШЕГО. Впервые Ривай не знал, как всё изменить. У него были отношения, и не раз, и не два. Он знал, как свести с ума, запутать, влюбить, подчинить, овладеть, как себя надо вести и когда всё прекратить. Но здесь совершенно иной случай. Здесь не игра, не «на время, поразвлечься» или «о, как я устал быть один, пора завести человеческую собаку», здесь любовь и собственные чувства. Здесь парадокс: душа просит страсти и горячности как в семнадцать лет, а ум твердит, что тридцать не за горами, а герой-любовник получится очень смешным.       Аккерман умел чувствовать, когда кто-то к нему неровно дышит, умел любить или хорошо играл роль идеального любовника, но к сожалению, по причине своей неопытности в настоящей, реальной любви, он упускал много вещей. Пребывая в постоянной задумчивости, он совершенно не чувствовал пристального взгляда тех самых зелёных глаз, не понимал, зачем Джаггер остается на его дополнительные занятия, хотя прекрасно отвечает ему на уроках, ему и в голову не приходило заглянуть в его скетч-бук и увидеть там кучу набросков с изображениями своего лица: Ривай что-то увлечённо читает, Ривай наклонился, проверяя чью-то работу, Ривай у кофе-аппарата, Ривай у доски, в машине, в очках, Ривай с недовольством на лице. Ривай. Ривай. Ривай. РИВАЙ.       Какая ирония: два идиота, способные лишь на враньё самим же себе. Кто мог разглядеть в Ривае среди вечного льда такое горячее сердце, способное на благородство, жертвы ради, казалось бы чуждого ему чувства, любви? Кто знал, что этот взрослый состоявшийся мужчина будет страдать из-за своей нерешительности? Во что только любовь может превратить человека. Еще вчера ты был гордым волком-одиночкой, который плевать хотел на других, ставя перво-наперво лишь свое эго, сегодня добровольно затянешь ошейник-удавку и будешь готов хоть на коленях ползать, если так пожелает твой возлюбленный. Смех да грех. Тут даже злиться на себя бесполезно. Как говорится, любовь — это уже заранее добровольно проигранный бой. Ну что за неудача?       Так прошло полгода.