Шутка

Они просто хотели подшутить над куратором. Куратора звали господин Делви, и он был скучнейшим волшебником в мире. Делви был чопорный, высокомерный, застегнутый на все пуговицы, мнительный данмер — что не мешало ему в прошлом быть одним из самых жестоких и изобретательных боевых магов Имперского города. Говорили, что он полукровка, полуэльф, что мать его была данмеркой не пойми какого происхождения, отец и вовсе чуть ли не орком; что он одно время служил Телванни, а потом повздорил со своей госпожой и сжег дотла какой-то приморский городок... Впрочем, в Университете его приняли с распростертыми объятиями — и на то были причины. Бретонцев эльфийской кровью не удивишь, поэтому Жеанна, маленькая Жани, рассматривая недовольное, с вечно поджатыми губами, лицо волшебника, ничего орочьего в нем не находила. Кожа светлая, светло-серая: не человек и не данмер, так, что-то среднее. Волосы, правда, с вороным орочьим отливом, но зубы, хоть и неважные — боевой маг не ел ни горячего, ни холодного, ни твердого, ни сладкого из-за донимавшей его зубной боли — вовсе не оркские клыки. Правая половина лица Делви была скучной и благопристойной, потому — совершенно не орочьей. Левая половина лица куратора представляла собой один сплошной глубокий шрам, как будто бы кто-то воткнул в него раскаленный кусок железа и с нажимом провел им от виска до подбородка. Глаз почти совсем закрылся, отчего создавалось впечатление, словно боевой маг вечно щурится от отвращения к безграмотности своих студентов; угол рта кривился вниз, как будто бы он видел всех насквозь и точно знал, что подготовка к экзамену проходила в последнюю ночь перед этим самым экзаменом. Рален Делви любил «валить» студентов. Никто из будущих магов не мог похвастаться тем, что сдал его предмет с первой попытки. — А давайте подсунем ему любовное зелье, — предложила веселая альтмерка Файре. У Файре было личико красивого, но хищного богомола — большие глаза, аккуратный маленький рот и небольшой острый подбородок. — Нет, ты что... А если... — одернула ее робкая босмерка Лиетте. — Что же вы, будет весело, — поддержала Файе Жани. Расквитаться с Делви и увидеть унижение влюбленного, как мальчишка, куратора — это звучало заманчиво. Вместе Жани и Файре легко уговорили Лиетте, и та, как лучшая по алхимии, сварила адский конкокт. Но когда зелье было готово и оставалось только бросить в него прядь волос, волос той, к которой их то ли данмер, то ли не данмер должен был воспылать «страстной страстью», никто локоном жертвовать не захотел. — Еще чего, — фыркнула Файре. — Чтобы эта образина за мной ухлестывала? Да никогда в жизни! — Нет, конечно же, только не я, — округлила глаза Лиетте. — Не буду этого делать, и все тут. И вообще, я помолвлена. — Зануды, — рассмеялась Жани — Вот как это делается! Отняв у Лиетты кинжал, она срезала прядь золотистых волос у себя с виска и бросила ее в котел, где булькало закипающее зелье. Волосы растворились в нем, и зелье тут же приняло цвет выдержанного ежевичного вина, которое они и налили во флягу, крепко закрутив крышку. Даже понюхав любовного зелья, можно не на шутку увлечься сварившей его: а вся сила эликисира предназначалась для того, чтобы посрамить сурового куратора. На следующий день, на раскопках айлейдских руин близ Лейавина, куда они телепортировались накануне, Жани поднесла господину Делви бокал с прохладным напитком. — Это что такое? — спросил Делви, взглянув на нее поверх последнего изобретения целительского корпуса — стеклышек в оправе из золоченой проволоки. Стеклышки назывались «очки», и должны были помогать уставшим глазам лучше видеть. — Это ежевичное вино, господин учитель, — сказал Жани, потупившись. — Я подумала, вы захотите освежиться в такую жару. Делви принял бокал из ее рук, посмотрел на вино, принюхался — и выпил, сухо поблагодарив. — Спасибо, очень любезно. Теперь вернитесь к работе. В три пары глаз Лиетте, Файе и Жани наблюдали за куратором. Но тот, стоя под жарким южным солнцем в глухой мантии под горло, даже не вспотел. И выглядел господин Делви не более влюбленным, чем древние руины, по которым он безжалостно гонял студентов вдоль и поперек. Но вот, кажется, любовное зелье начало действовать! Куратор побледнел, покачнулся и судорожным движением сероватых пальцев расслабил воротничок. Девушки торжествующе переглянулись. А к вечеру он вызвал Жани в свою палатку. — Давай! — велела Файре, заплетая ей волосы в сложные косы. — Заставь его носить тебя на руках от источника до самого входа, — сказала Лиетте, ее глаза заблестели. — Заставь его плести венки и петь песни! — Он у меня познает любовные муки, — пообещала Жани, лихо втыкая в волосы цветок шиповника. Она и сама могла соперничать красотой с цветком — белокурая, белокожая, с горящими азартом глазами и сочными губами. В палатке Делви упал к ее ногам, обнимая колени девушки жилистыми руками. Очки перекосились и съехали на одно ухо: — О, госпожа моего сердца! Будь моей! Позволь в знак нашей любви подарить тебе этот перстень! Дрожащими от страсти пальцами куратор натянул на пухлый пальчик Жани кольцо с играющим в неровном свете голубого огня походной университетской жаровни канем. Жани невольно залюбовалась игрой колдовского пламени в гранях увесистого изумруда, томно протянув: — Это мы посмо... Слова, слетавшие с ее губ, будто бы замерзали, покрываясь льдом и... попадали на землю, разбившись на мелкие осколки. Дар речи покинул ее: Жани с ужасом поняла, что не может пошевелиться. Делви поднялся с колен, отряхивая мантию — на его лице проступили обычная холодность вместе с некоторым злорадством. — Так-так-так, — сказал он. — Как вижу, вы считаете себя очень умной. Вы и ваши подруги. Жани не могла двинуться с места и, словно ожившая статуя, все понимающая, но недвижимая, с ужасом следила за расхаживавшим по палатке Раленом Делви. А куратор налил себе вина с водой и стал придирчиво перебирать ломтики сладкого рулета в клетчатой салфетке, лежавшие на столе. — Да будет вам известно, — полная нескрываемого удовольствия улыбка тронула тонкие губы Делви, — что я, рожденный полукровкой от мужчины людской расы, вырос в доме Телванни. В жизни моей меня столько раз пытались отравить, что у меня выработался иммунитет к большинству зелий. Такие слабые... недоварки, как ваш, не способны даже испортить мне настроение. А вы, моя милая, видимо так и не научились сопротивляться влиянию зачарованных предметов. Делви сложил руки на груди и вздохнул. — Вы ведь не послушались моего совета, не ходили на тренировки с отцом Тулом? Не изучали заклинания Подчинения? Нет? Прискорбно. О, я вижу, вы очень стараетесь. Смогли даже пошевелить пальцами. Но — что, это все? Жани стояла, красная от унижения: ее щеки и уши пылали, а глаза постепенно наполнялись слезами. Подло, как подло! — Ну, что ж, раз это все, — пожал плечами Делви. — Тогда, моя дорогая ученица, сейчас вы поможете мне приготовиться ко сну. Алая, словно маков цвет, от стыда и злости, Жани разувала своего учителя, делала ему массаж ступней, мыла ноги, причесывала и выполняла всякую унизительную работу, достойную грязной прислуги — выносила ночной горшок и оттирала золой в кастрюле с мутной речной водой грязные тарелки, покрытые прогорклым, подванивающим жиром. Но Рален посчитал, что все это будет недостаточным наказанием для нее. — Встань, — велел он Жани, битый час, верно, искавшей под столом оброненные им осколки найденной на раскопках айлейдской чаши. Все бы ничего, но чаша была разбита вдребезги — редкий осколок был размерами больше булавочной головки. — Вы с подругами хотели насладится моим любовным унижением, — сказал Рален Делви, глядя Жани прямо в глаза и усмехнулся, видимо, придумав что-то еще более низкое и коварное, чем все, через что бретонке пришлось пройти ранее. — Прекрасно. Поэтому сейчас ты насладишься прикосновением к моим покрытым шрамами губам. Поцелуй меня. Поцелуй меня так, как целовала бы любимого. И прежде, чем Жани успела воспротивиться ужасной силе перстня, она взяла обезображенное лицо своего учителя в ладони и подарила ему такой поцелуй, на который она и сама не подозревала, что способна. Делви дрогнул. Он коснулся ее локтя — ей показалось, что он весь горит, горит, словно в огне. — Теперь вы... — у него немного заплетался язык, но он смог взять себя в руки и продолжил сухо. — Теперь вы понимаете, что я хотел сказать. Идите и не возвращайтесь, кроме как для сдачи задолженностей. Дайте кольцо. Он взял ее за руку, за правую руку — но на пальце кольца уже не было. Жани вздохнула — она раскраснелась еще больше, чем тогда, когда поняла, в какую игру затеял играть ее куратор — и подняла к груди левую руку, раскрывая ладонь. В ладони лежало кольцо. — Может, Телванни и нечувствительны к зельям, не знаю, — сказала она раздумчиво. — Но мы, бретонцы, живем на землях, пропитанных магией. Наша кровь смешивалась с кровью эльфов столько веков, что мы и сами не помним, люди ли мы или меры. Кем бы я была, если бы это кольцо смогло подчинить меня? Делви выхватил у нее зачарованный перстень. — Когда прекратилось действие зачарования? — спросил он резко. — Ну, — сказала Жани, потупившись. — Вот если честно, господин учитель, хоть я и хвастаюсь, снять кольцо было совсем непросто. Даже я смогла избавиться от него только тогда, когда вы велели вас... Подарить вам поцелуй. — К чему тогда вся это комедия? — холодно поинтересовался Делви. Казалось, он был немного смущен — но, может статься, ей просто казалось. — Ох, — вздохнула Жани. — Знаете, господин учитель, по-другому я ведь никогда не смогла бы вас поцеловать.