Красное и черное

1. Первый раз Себастьян замечает его на общем собрании: он сидит не в кругу, а почти у самой стены облокотившись об нее головой и закрыв глаза. Когда старейшина заканчивает монолог, он просто встает и уходит, получая вслед презрительный взгляд остальных. Старейшина тоже провожает его взглядом и произносит усталое: - Опять. Себастьян не может понять. Он никогда не видел его раньше. Мальчик не старше его самого, со светлыми волосами и голубыми глазами цвета океана. Когда он ушел, в воздухе опустилась серебряная пыль - но не такая как у остальных, она не отливала неестественным фиолетовым, а была просто серебристой и светилась точно солнце, которое отражается в крышах домов в летний день. Себастьян не может понять. Старейшины не называют его имени, они говорят "тот, который пришел последним", и быстро переводят тему, переглядываясь между собой и сцепляя в замок руки, давая всем понять, что не намерены больше говорить. Они редко приходят на общие собрания и особенно редко они приходили в их отделение, но сегодня был особенный день. Сегодня они отпускали троих. Они все - мертвые. Они - мертвые, выполняющие благое дело. Их отделение сейчас - самое новое и их было всего лишь пятнадцать. Сегодня они должны отпустить троих обратно, давая им второй шанс на более достойную жизнь. Себастьян ждет, прикусывая губы до крови, и водит пальцами по своей красной ленте на руке. Наступает тишина. Старейшина поднимается и достает пергамент. Его углы обгорелые и совсем обуглились. Он проводит по нему рукой, и все знают, что в этот момент на нем возникают три имени, написанные каллиграфическим почерком. Старейшина поднимает голову и тишина становится еще более оглушающей. - Джеймс Роберт Фландерс. Взгляды устремляются на щуплого мальчика с темными волосами. На вид ему не больше двенадцати. Он поднимается и на трясущихся ногах подходит к нарисованному на полу треугольнику и встает на первый угол. Шепоты, возникшие после первого имени мгновенно утихают. Себастьян, не замечая, так сильно дергает за красную ленту, что она оставляет на его коже небольшие рубцы. Старейшина вновь выдерживает эффектную драматическую паузу и медленно произносит: - Себастьян Теодор Смайт. Сердце Себастьяна ухает вниз, и он начинает медленно подниматься на ноги, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. На негнущихся ногах он подходит к треугольнику, встает на второй угол и закрывает глаза. Он так сильно кусает губы, что из нижней пошла кровь, попав на подбородок и запачкав белое одеяние. Ему кажется что его сердце остановилось. Казалось бы вот он - момент счастья. Вот он возвращается обратно, пусть и через пятьдесят пять лет вся его семья мертва, но он возвращается. Пройдет несколько минут перед последним именем и он снова будет живым человеком - будет ходить, смеяться, переживать те моменты, что когда-то утратил. Но он не чувствовал счастья. Лишь вязкое, мерзкое чувство в легких. Страх охватил все его существо. Себастьян плотнее зажмурил глаза и стал ждать третьего имени. Пауза в этот раз была намного длиннее, а тишина будто стала более оглушительной. В конце концов Старейшина вздохнул и, будто сожалея, изрек: - Курт Элизабет Хаммел. Себастьян распахивает глаза и снова видит его. Он появился в тот самый момент, когда его имя было названо. Появился из воздуха. Он медленно, в какой-то царской манере, проходит через круг к треугольнику и с непроницаемым лицом становится на последний угол. Сердце Себастьяна, так и не вернувшееся на место, сейчас провалилось еще глубже, а чувство в легких усилилось. В последний раз их глаза встретились и Себастьяну показалось, что в этот момент перед его глазами пронеслась вся его жизнь. Его глаза были не цвета океана. Они были цвета неба и Вечности. 2. Второй раз он видит его мельком, в главной библиотеке. Себастьян уже семь лет жил в Нью-Йорке и ему действительно не хотелось покидать этот город, но таковы правила. Он бросает взгляд на свою красную ленту на запястье. Он ненавидит красный цвет - цвет крови, вечных страданий и смерти. Каждый день он жалеет о том, что не может ее снять, как бы не старался. Он был готов отрезать себе кисть, лишь бы не видеть эту тошнотворное напоминание о том, что он мертвый. Себастьян думает, что это судьба. То, что они оба избрали этот город. Он не хочет окрикивать его, ведь просто не знает, что ему сказать. "Эй, привет, помнишь меня? Мы оба мертвые, отпущенные в вторую четверть!" Себастьян ухмыляется, но продолжает пристально следить за ним. Он подходит к стеллажу, берет "1984" Оруэлла и быстро уходит. Смайт смотрит ему в след и замечает красную ленту на запястье. Просто, чтобы не сомневаться. Он постоянно думает о нем. Собирая чемодан и крепко сжимая в своей руке билет до Огайо, Вестервилля. Прошло уже достаточно времени, чтобы он мог вернуться туда, где раньше жил, там его уже никто не помнит. Себастьян действительно хочет проучиться следующие года в его бывшей школе, потому что считает, что это правильно. Так и должно было быть. 3. Третий раз это происходит всего лишь через несколько месяцев. Он приезжает в Далтон, где Себастьян учится в предвыпускном классе. Он просто не может поверить в то, что это действительно происходит, пока не замечает красное на его руке. Он не знает, что делать, когда Курт Элизабет Хаммел подсаживается к нему на истории. Ему хочется провалиться сквозь землю, потому что он просто не знал, как себя вести. Что делать в таких случаях. Ему казалось, что его сердце за семь с половиной лет так и не вернулось на место, а в легких все еще зияла черная дыра. Первый раз они разговаривают в столовой, когда Себастьян спрашивает: "Здесь свободно?", на что получает утвердительный ответ и садится напротив. Он даже не успевает запаниковать, когда Курт говорит: - Давай просто забудем. Себастьян поднимает на него взгляд и кивает. Вот так просто. Это казалось неплохим решением проблемы. Курт улыбается в ответ и в тот момент Себастьян Смайт понимает, почему в его легких дыра, а сердце будто не бьется. Он никогда не сможет забыть. 4. Прошло сорок семь лет. Себастьян идет по каналу, спрятав руки в карманы и рассматривая звездное небо. Заворачивает в узкий переулок, собственно, узкий как и все переулки в Венеции. Он по прежнему молод - его виски даже и не думала трогать седина, он все еще выглядит на семнадцать, хотя прошло уже пятьдесят четыре года с того дня, как он вернулся. Он поднимается по крутой лестнице и заходит в темную комнату. Медленно стягивает с себя пальто, джинсы и футболку и осторожно, чтобы не потревожить сон спящего человека, ложится на вторую сторону кровати. Его осторожность не срабатывает и он просыпается, поднимаясь на локтях и хмуро глядит на Себастьяна: - Ты сегодня совсем поздно. - Прости, это последний раз. Завтра мы уезжаем. Ну губах парня появляется блаженная улыбка. - Это хорошо. Давай Рим? - Твоя очередь выбирать. - Тогда Рим, - он чмокает Себастьяна в губы и снова засыпает. А Себастьян думает о том, что в его легких больше нет дыры, а красный цвет больше не раздражает его так сильно.