По ту сторону.

Здесь всегда темно. Не как ночью конечно, просто что-то вроде вечных сумерек. Я здесь уже шесть лет, но все никак не привыкну. Я скучаю по солнцу и теплу. Мне хочется хоть раз в год выйти на улицу без теплой кофты и шапки. Здесь нет времен года, как это было в прежнем мире. Здесь нет дня и ночи, потому что здесь не спят, да и не бодрствуют. Только раз в двадцать четыре часа с площади слышится бой огромного колокола, оповещая всех о смене суток. Это все звучит мрачно, но на самом деле, не так уж и плохо. Жить можно. Хотя, говоря на чистоту, жить я перестал шесть лет назад, когда меня сбил автобус, и я попал сюда. Моя история здесь началась так же, как и история каждого: я очнулся посреди улицы, жутко замерзший и не имеющий ни малейшего понятия что происходит. Я сидел на холодной земле в полутьме больше часа, когда ко мне подошла какая-то женщина и велела подняться вверх по холму и найти себе дом. Как я узнал позже, домами здесь назывались хилые, деревянные хижины с двумя крошечными комнатками и только одним окном: мое и вовсе оказалось разбитым. Домов на холме было очень много, и большинство из них были в ужасном состоянии, но выбирать не приходилось. Люди здесь привыкли жить без каких-либо удобств и прелестей цивилизации, что было понятно. После смерти мы все изменились. У нас больше нет никаких людских потребностей: мы не спим, не едим и, как считают многие, не чувствуем. Люди здесь скучные, серые и замкнутые. Мы почти не разговариваем и даже смотрим друг на друга в исключительных случаях. Мы живем по давно установленным здесь принципам: если нашел что-то стоящее - прячь, если тебе что-то нужно - обменяй. Немного дико, но я привык. Живя этими принципами я неплохо преуспел: у меня был молоток, складной нож, несколько книг, плеер и теплое одеяло. Этими вещами я обходился уже долгое время и не планировал приобретать ничего нового, но планы имеют свойство срываться. Я сидел и читал книгу, когда услышал громкий детский плач с улицы. Детей в этом забытом Богом месте не бывает, поэтому я очень удивился. Я отложил книгу и вышел во двор: лежавшая на холодной земле девушка еще не пришла в себя, а вот маленькая девочка уже очнулась и рыдала у нее на груди. Раньше я с детьми не сталкивался, и не знал, как с ней заговорить, поэтому я молча опустился рядом с ней на колени и погладил её по спутанным темным волосам. Она вздрогнула, подняла на меня взгляд и сказала: - Моя мама кажется умерла. Я, все еще не говоря ни слова, поднял ребенка на руки и отнес в дом. Она все брыкалась и хотела вернуться к матери, но я убедил её подождать несколько минут. Завернув девочку в одеяло я вернулся за девушкой, все ещё лежащей без сознания и отнес её в дом тоже. Я положил её на кровать вместе с девочкой и та, сквозь слезы, мне улыбнулась. Так я познакомился с Евой. Время шло, Ева стала потихоньку приходить в себя и теперь мы с ней даже разговаривали: - Сколько тебе лет? - Когда я сюда попал было двадцать семь. - А мне пять. - Она показала мне ладошку с растопыренными пальчиками. - А еще мне давно пора причесаться. Мама бы была недовольна. Ева нахмурила брови и убрала с лица запутанные прядки. А потом она перевела взгляд на мать и снова заплакала. Она плакала почти каждый раз, когда её видела, поэтому я запер комнату с кроватью. - А теперь пойдем, добудем тебе расческу? - Я попытался улыбнуться. - И тебе надо расчесаться! - Рассмеялась Ева. - У тебя вон какие длинные волосы, почти как у меня. Минуту назад плакала, теперь смеется. Я поражался, как быстро дети отвлекаются и забывают все, что их тревожит. Ева была настоящим фонтаном эмоций, полной противоположностью всех вокруг, и когда мы с ней выходили на улицу, я замечал, с каким удивлением на неё все таращатся. Я и сам не мог понять что к чему. - Я готова! - с порога закричала Ева, отвлекая меня от своих мыслей. Я взял со стола нож и поспешил выйти на улицу.