Отчаянно зависимы

Я всегда думал, что являюсь тем человеком, который не знает ни слабости, ни чувства вины, ни страха или малейшего его проявления. Выстроив вокруг себя за последние несколько лет прочный каркас неприступной холодной и нелюдимой оболочки без души и сердца, я стал именно тем, кем хотел быть для всех, я сжился с этой ролью и уже не видел себя как-то иначе. Я ненавидел, когда лезли ко мне в душу, переворачивали всё вверх дном, а затем уходили — таких людей более не существовало в моём окружении с определённого момента. Все считали меня социопатом, сторонились, и я этому был чрезмерно рад. Но всегда в системе есть пусть мизерная, никчёмная, но погрешность, которая нарушит твои идеально-выстроенные устои, даст сбой: будь это какая-либо вещь или же чёртов человек. Сделав крупный глоток виски прямо из бутылки, я поморщился, устремив свой взгляд в окно, куда-то в чернеющий с каждой секундой горизонт. В голове было слишком много ненужных мыслей, и я решил, что бутылка хорошего элитного алкоголя поможет мне от них избавиться, но я глубоко ошибался, потому что напиток уже заканчивался, а думать о всякой хуете я не переставал. Полина Ларина — как же бесило это имя, вызывало неконтролируемую ярость и раздражение, но в то же время опасное, поглощающее с ног до головы, желание, которое я так же не мог контролировать. Это всё составляло гремучую смесь, которая окутывала меня в сраный кокон и рушила всё то, что я выстраивал годами. Нет, я никогда не признаю этого вслух. Но внутри себя я мог перекатывать это бесконечно, зная, что никто об этом не узнает, кроме меня самого. Я не мог признаться себе, что мелкая соплячка, сунувшая свой нос туда, куда не следует, появившаяся не в том месте и не в то время, заставила меня встрепенуться. Я никогда, чёрт возьми, не признаю это вслух. Я буду уверять себя до посинения, что она ничего не значит, что её присутствие не нарушало мой слаженный и отточенный режим, что её хрупкое тело не стоит перед моими глазами, что её блядские серые глаза не смотрят в мою душу, что её сладкий рот не произносит слова о том, что она беспокоится обо мне. Сука! Недопитая бутылка летит в стену и разбивается на множество мелких осколков, я тяжело дышу, словно пробежал ёбаный марафон на соревнованиях в школе, а внутри всё клокочет от бури неконтролируемых эмоций. Какого чёрта со мной творится?! Я всегда чётко смотрел на ситуацию, с точностью расставлял приоритеты, а сейчас превращаюсь в бешеного зверя, который не может себя контролировать. И это всё из-за какой-то девки, которая ничего из себя не представляет. Так почему же в моих штанах становится до охуения тесно после того быстрого траха в машине, что произошёл неделю назад? Я был её первым мужчиной, она была совершенно неопытна, но это возбуждало ещё больше, нежели девка, которая умеет в каждой позе и сосёт хлеще пылесоса. Почему я так адски хотел то, что ненавидел всеми фибрами души? Почему мне нужна была та, с которой я просто хотел развлечься, играя в собственную игру с моими же установленными правилами? Всё пошло к чертям, и я уже не знал, как это спустить на тормоза… Это напоминало уже какую-то болезненную зависимость. Хуже. Я свихнулся на ней. Но я никогда этого вслух не признаю. Никому и ни за что. — Ты похож на унылое говно, Туман. Обернувшись, я увидел в дверях своей комнаты Олега, который небрежно опирался на косяк. Он угрюмо, исподлобья смотрел в мою сторону, засунув все пальцы рук, кроме больших, в карманы джинсов. — От унылого говна слышу. И правда, мы сейчас оба напоминали два побитых мешка с костями и, наверное, было бы лучше, если бы это оказалось в прямом смысле этого слова, потому что в переносном, морально, это было тяжелее, нежели отбитые бока или синяк на пол лица. Я не стал вдаваться в подробности его настроения, точно так же, как и он. Воинов молча прошёл в комнату и брякнулся в кресло, устало потирая виски. Это было впервые за всё время, когда мы не стали интересоваться проблемами друг друга. Мы отдалились, и я прекрасно это чувствовал, и связано это было с единственной занозой в наших жизнях — его старшим братом, которого недавно выпустили из тюрьмы, и с которым нам предстояло провернуть дело для Главы. Олег был единственным человеком, после матери, за которого я был готов порвать любого, кто посмеет хоть как-то, хоть малейшим способом им навредить. Даже такой конченной мрази, как я, были свойственны подобные качества. Но, парадокс, я ничего не мог сделать со Змеем, потому что он находится под покровительством Емца, мы одна охуенная команда, и мы не имеем чёртова права перебить друг друга — «золотое» правило. Олег это тоже прекрасно понимал, поэтому, возможно, и был в таком настроении. Потому что, дай ему волю, он незамедлительно всадил бы пулю, да и не одну, в тело своего старшего брата, несмотря на последствия. Собственно, как и я. Закончится покровительство — оборвётся жизнь Кирилла Воинова. Олег этого ждал больше всего на свете. — По какой причине вызывал тебя Емец? — прямо спросил брат, пристально всматриваясь мне в глаза. — Ты неделю избегал этого разговора, будь добр, поделись, мы всё-таки работаем с тобой в паре. Его зрачки были слегка расширены, а губы плотно сжаты в одну тонкую линию. Рука нервно сжимала подлокотник кресла, и я прекрасно понимал, что в любой момент, Воинов был готов сорваться с места и натворить какой-нибудь хуйни. Мы поменялись местами — теперь я играл роль «заботливой мамочки». И да, я избегал этого разговора, потому что совершенно не знал, впервые в своей жизни, как преподнести желание Главы Олегу. Его же разорвёт от ненависти и ярости. И я за это его нисколько не винил. На то были причины и не только из-за его бывшей девушки. У них всегда были сложные отношения, а сейчас «сложные» — это уже мягко сказано. — У нас задание, и на этот раз будем работать группой из четырёх человек. Очередное новшество, прихоть или как ещё это можно назвать. Буквально пару часов назад я был на встрече с Главой. Он подробно растолковал, чего хочет от нашего задания, и с кем мы будем работать. Аид так же к нам присоединится. Он был профессионалом в своём деле: драться и вырубать противников на раз-два — было у него в крови, но его подкатывание яиц к Лариной-младшей я просто так не оставлю, обещая себе, что начищу его смазливое лицо при любой удобной возможности. И какого хуя я сейчас снова вспомнил о ней? Блять, грёбаная въедливая сука! Даже в такой момент, она умудрилась промелькнуть в моих мыслях. — И кто же эти двое? Воинов значительно напрягся: вытянул спину и сильнее вцепился в подлокотники. Думаю, он обо всё догадывался. — Аид и Змей. Следом за моим ответом, журнальный стол, что я стоял рядом с креслом, с грохотом был перевёрнут Олегом. — Он, сука, издевается надо мной! — заорал брат, яростно вцепившись в свои тёмные волосы. — Издевается! — ещё раз повторил он и начал метаться по комнате в поисках того, что ещё можно было перевернуть или разломать. В этом мы были с ним похожи — наша ярость не знала никаких границ, и всегда требовала своего выхода. Олег круглые сутки долбил «грушу» в спортзале, а я, помимо тренировок, долбил во все щели баб. Неплохая перспектива, но всегда была чревата эмоциональным опустошением, в конечном итоге. — Перестань вести себя, как подросток со скачущими гормонами, — спокойно начал я, но парень совершенно меня не слушал. — Олег, мать его! — уже громче. — Включи мозг! Я в один миг схватил брата в охапку и с грохотом впечатал в стену, сжимая его плечи. Картина, что висела на ней, свалилась на пол, а стекло в рамке разбилось, но сейчас меня это мало волновало. — Хочешь ты этого или нет, Стрелок, но выхода ни у тебя, ни у меня нет. Нам придётся работать вместе. Так решил Емец, и мы не в праве его оспорить. По крайней мере, на данный момент… — Я убью его… Убью! И сейчас было непонятно, о ком он говорил: о Змее или о Емце. Глаза парня налились кровью, а плечи начали подрагивать — скорее всего, он сейчас начнёт вырываться из захвата, чего я сейчас совершенно не хотел. Я снова тряхнул брата и впечатал в стену. Он моргнул и сосредоточил свой безумный взгляд на мне. — Мы придумаем, как выкрутиться из всего этого дерьма, Олег, обещаю… Только дай время… — Нам не выбраться из этой системы, она уже внутри нас, и мы ничего с этим не сделаем, — горько усмехнувшись, он расслабился в моей хватке, и я прекратил захват. — И это по твоей вине мы погрязли в этом дерьме, Глеб, по твоей! Емец не отпустит нас просто так, ты ещё не понял? Тут один вариант — снести ему башку… — Я знаю, — только и ответил я, отпуская и поворачиваясь спиной к брату. — Но всегда есть выход, — чёртов оптимист в данный момент был совершенно неуместен, но я должен был хоть как-то подбодрить его. Он был прав. Я привёл его к Главе. В этом была моя вина. Смерть обоих родителей в аварии, эта чёртова группировка, в которой он оказался из-за меня, потеря любимой девушки, куча страданий, и всё из-за моей эгоистичной задницы, которую он мог бросить, но не бросил. Он помог в самый трудный момент моей жизни, и я никогда этого не забуду. — Но, несмотря на это, я сделаю всё, чтобы избавить тебя от этого, Олег. Я тебе должен по гроб своей жизни. Не забывай это. Теперь я снова смотрел в его глаза, которые расширились от удивления. — Ты мой брат, Туман. Я не мог поступить иначе, хоть и ненавижу тебя за это… — Доверься мне и в этот раз. Пусть мы не выиграли партию, но, в конечном итоге, мы выиграем всю эту сраную игру.

***

Первая половина дня выдалась крайне тяжёлой: два серьёзных семинара по экономике организации и истории выбили меня из колеи и морально выжали, словно лимон. Знания совершенно не желали укладываться в моей голове, потому что все мои мысли были заняты Глебом Тумановым. И как бы я не отрицала, как бы я не оправдывала себя — я поняла, что влюбилась в него по уши, словно какая-то фанатичная школьница. Он оказался прав и в этом. Я прекрасно понимала, что этого допустить было нельзя, но перемотать некоторые события назад уже не являлось возможным. И я ненавидела себя за это. Я впервые чувствовала внутри себя этот непонятный трепет. И даже то, что я прекрасно знала, кем являлся на самом деле этот парень, не могло остановить меня и мои проклятые зародившиеся чувства. Я, словно мотылёк, летела к этому ядовитому огню, зная последствия, но ничего с этим не могла поделать. Он выиграл в эту игру. Безоговорочно. Затащил меня в постель, даже не получив в ответ никаких сопротивлений. И самое главное, что я об этом совсем не жалела. Тогда я хотела этого. — Чёрт! Я кинула тетрадь с конспектом в сторону и зарылась руками в свои волосы, жмурясь и не желая принимать всё то, что происходило на данный момент. Я отдала свою невинность Глебу Туманову, человеку, которого и язык не повернётся назвать данным определением — он был зверем, Дьяволом во плоти, и самое главное, что мне это понравилось. Где была та Полина, которую я знала всю свою жизнь. Во что она начинала превращаться? — Сукин сын! — ещё громче заорала я, откидываясь на холодную стену, сидя на лестнице. — Ненавижу… Но влюбилась, как конченная идиотка. Я сгорю, я точно это знала. Я сидела в тишине в «своём месте» — в заброшенном крыле университета и готовилась к предстоящей паре. Всё было, как обычно, как всегда, но так происходило только на первый взгляд. — Какая жалость, а я думал у нас всё серьёзно… Я резко вздёрнула голову, отчего шею свело неприятной судорогой. Передо мной стоял тот самый объект, из-за которого я не могла спокойно получать образование, и моя нервная система была сорвана ко всем чертям. Он саркастично ухмылялся, засунув руки в передние карманы своих чёрных джинсов. — Что ты здесь делаешь? — моему удивлению не было предела. Глеб игнорировал меня всю неделю после случившегося. Проходил мимо меня в коридорах, даже не удостоив взглядом, а сейчас он просто берёт и нарушает мой, и без того нарушенный, покой. Что же происходило в его голове? И почему мне так отчаянно хотелось залезть к нему в голову и понять, о чём же он думает? — Тебя это не должно волновать, малышка, — но почему же волновало? Он поднял мою тетрадь, которую я в порыве ярости выкинула пару минут назад и начал непринуждённо листать, облокотившись на подоконник. — Прекрасно, — только и ответила я, отвернувшись от него. Мои щёки покраснели, как только картинки произошедшего в его машине неделю назад обухом ударили по голове. — Дерзишь? Парень в мгновение ока оказался рядом со мной, позабыв о несчастной тетрадке, отчего я так же резко вскочила и вжалась в стену. Он стоял слишком близко, отчего меня бросило в жар. Спешу поклясться, что моё лицо сейчас напоминало спелый помидор. Что же он со мной делал? — Я тебе не разрешал этого делать. Глеб обращался ко мне, словно я являлась его собственностью, и я совершенно не понимала этого. Я таковой не являлась, так какого чёрта? — Я не твоя рабыня, — прошипела ему в лицо я. — Ты не имеешь никакого права мне указывать! И снова тумблер в моей голове на автомате переключался на «не следящую за своим языком дуру». Брови Туманова сошлись на переносице, а губы вытянулись в одну линию, глаза опасно потемнели, а его рука слишком быстро сжалась на моей шее. — Что ты… — начала я, но резко была прервана. — Забываешься, Полина, — он впервые за всё время назвал меня моим же именем. Мои глаза широко распахнулись. — Ты — моя собственность. Я говорю, что ты должна делать, а что нет, и ты должна слушаться меня. Куда же исчез твой страх? Забыла, что я могу с тобой сделать? Его левая рука опустилась на моё бедро и медленно поползла вверх, задирая юбку. Какого чёрта я решила её сегодня надеть, вместо привычных джинсов? А правая, разжав мою шею, переползла на затылок, больно хватая за распущенные волосы. Грёбаный садист! Он прекрасно знал, что причиняет мне боль, но продолжал свои с блеском отточенные телодвижения. — А сейчас я хочу трахнуть тебя прямо здесь, — горячо прошептал мне на ухо Глеб, отчего я ошарашенно на него вылупилась, словно видела впервые в своей жизни. Я шумно сглотнула подступившую слюну и прошептала: — Ты серьёз… серьёзно? — Заикалась, как ненормальная. — Именно. Его губы накрыли мои, а тело плотно прижалось к моему. Я чувствовала его возбуждение, которое явно прорывалось через его джинсы, упираясь мне вниз живота. Туманов целовал страстно, совсем не останавливаясь, кусал мои губы, а затем облизывал, и всё это было по кругу. Я сдавленно простонала, поддаваясь навстречу ему. И почему-то меня перестало волновать всё то, что он только что мне сказал, то, что мы находились в учебном заведении, и нас могли увидеть, то, что я, словно безумная, начала отвечать ему, и моё тело существовало отдельно от моей головы. — Уже такая мокрая, — его пальцы проникли в мои трусики, и я совершенно забыла, что такое дышать. Парень провёл ими по влажным складкам и начал массировать круговыми движениями клитор, ловя мои тихие стоны своими губами. Низ живота начало тянуть, на лбу выступила испарина, а я тяжело дышала. Что же он со мной вытворял? — Перестань… — прошептала я и охнула, когда два его пальца оказались во мне, делая поступательные движения. Я чисто инстинктивно развела ноги ещё шире, давая ему ещё большее пространство, и прикрыла глаза, позабыв о том, что хотела ему только что сказать. Глеб провёл языком по моей шее и втянул в себя нежную кожу, слегка прикусывая. Я плавилась в его руках, словно масло, принимала ту форму, которую он хотел. Туманов снова побеждал, а мне сейчас было совершенно без разницы. Послышался звук брякнувшей пряжки ремня и расстёгивающейся ширинки. — Мы не должны это делать здесь… — снова попыталась остановить его я, но была проигнорирована. Парень развернул меня к себе спиной и заставил слегка прогнуться в спине, аккуратно впечатывая меня правой щекой в стену и держа за волосы, наматывая те на кулак. Я ничего не могла поделать. Слабая Полина, которая откровенно хочет, чтобы её трахнули прямо в институте! Господи… — Я всегда получаю то, что хочу, не забывай это, — хрипло прошептал он мне на ухо, обдавая горячим дыханием половину лица, и, отодвинув трусики в сторону, резко вошёл в меня. Громкий стон сорвался с его губ, а я почувствовала лёгкий дискомфорт. Прошло слишком мало времени, и внутри ещё немного саднило после нашей последней ночи, но было вполне терпимо. Глеб начал уверенно двигаться во мне чуть грубоватыми толчками, а я шумно задышала. Его ладонь забралась ко мне под бюстгальтер и сжала грудь, перекатывая сосок большим и указательным пальцем. Я поддавалась ему навстречу, а он сильнее сжимал мои волосы, причиняя боль, но мне было всё равно. Было так хорошо… Какого чёрта ты творишь, Полина? Туманов сделал ещё несколько толчков и резко вышел из меня, кончая на бедро. — Не двигайся, — велел он. Он застегнул свои джинсы, а я послушалась его, закусывая губы и представляя, как сейчас выглядела, нагнутая и открытая. — Охуенное зрелище. Видела бы ты сейчас себя… Даже не хотелось. Мои щёки залил предательский румянец. Моего бедра коснулось что-то влажное и холодное. Я вздрогнула, а Глеб начал протирать кожу в том месте, где излился на меня. — Можешь приводить себя в порядок. Я выпрямилась, поправляя нижнее бельё и юбку. Застегнув рубашку и заправив её, я провела пальцами по волосам и шумно выдохнула, встретившись взглядами с шатеном. Его зелёные глаза внимательно меня изучали, а губы были чуть приоткрыты. Он снова впечатывал в себя мой образ, а, может быть, мне просто показалось. Затем, парень вздрогнул и натянул на себя привычную ледяную маску, и я увидела перед собой прежнего, уже привычного, Глеба Туманова. — Собирай свои вещи, пойдёшь со мной, — только и произнёс он. — Но у меня пара сейчас… Чёрт, пара! Я посмотрела на свои наручные часы и поняла, что опоздала на добрых пятнадцать минут. — Не ебёт. От прогула тебе ничего не будет. Максимум, все перестанут тебя считать примерной девкой, но ты давно уже потеряла этот статус. — И всё из-за тебя, — прошептала я, отворачиваясь и собирая сумку. Я закусила губу и зажмурилась. И, правда, я больше не была идеальной. Я была испорчена. Взяв все свои вещи, и я молча пошла следом за Глебом, снова задумываясь о том, что он имел нескончаемое влияние на меня, и это явно не кончится ничем хорошим.