Линктавия

      Он спускается по лестнице, перешагивая ступеньки. Он - это тот, кто берёг меня целых шестнадцать лет, пряча под полом. А потом в один миг отправил на какие-то жалкие танцульки, где меня и заметили. Не то чтобы я была против идти. Я в свои шестнадцать лет ни с кем не общалась, кроме мамы и брата, но просто это было не продумано. Из-за этого казнили мою мать, брата уволили, а меня посадили в тюрьму до совершеннолетия, а теперь отправили на необитаемую Землю. Но я не жалуюсь. Это в прошлом. Мне нравится моё настоящее! Вот она я, сижу, гордо уставившись вперёд.       Брат опускается на землю, обходит лестницу и, конечно, сейчас что-нибудь скажет мне, но я не хочу этого слышать. Я зла на него. Нет, не из-за тех танцулек, говорю же - это в прошлом. Я зла на него совсем из-за другого.       - Ты ещё здесь? - спрашивает Беллами меня.       Что за оригинальный вопрос? А то он не видит? Как же он меня бесит, как же я зла на него, не хочу отвечать, не хочу. Но язык так и чешется, так и велит выговориться и позлить темнокудрого парнишку, и я даю ему волю:       - Я не уйду, пока ты не пустишь меня наверх!       Я пытаюсь выдерживать спокойствие и грозность вида, но какое тут спокойствие, когда против твоей воли, против твоих просьб на твоих глазах зверски пытают твоего спасителя. Ведь он не заслужил такого! Если бы не он, где бы я была??? Аааа... как же ненавижу брата в эту секунду. Лучше бы он остался на Ковчеге. Или его поймали бы и казнили до того, как он успел скрыться. Меня даже посещала мысль, что когда Канцлер спустится сюда и убьет Беллами, я буду радоваться обретённой свободе.       - Тогда устраивайся поудобней, - саркастически отвечает брат. Он облизывает нижнюю губу и собирается уходить, но тут же останавливается:       - Я не убил его! Этого что, мало?       Он что, серьёзно? После этих слов я не могу строить грозную гримасу и смотреть в одну точку. Я оборачиваюсь в сторону брата:       - Он спас мне жизнь!.. И тебе...       - Это ты так думаешь!       - Так и есть - роняю я, закатывая глаза.       Брат все время смотрит по сторонам       - Он опасен! - почти кричит Беллами.       У меня ужасно чешется язык и кулаки, однако.       - Только из-за того, что ты с ним сделал!       - Какая бы извращённая связь у тебя не была с ним, забудь о ней! Ты его не увидишь. Разговор окончен! - с этими словами он направляется к выходу.       - Если я разрушила твою жизнь, - кидаю ему вслед, он останавливается, - то какая тебе разница! - он оборачивается и устремляет на меня свои глаза, полные ярости. - Ты наоборот должен меня туда пустить, - скалюсь я. - А вдруг повезёт и он убьёт меня! - не могу больше смотреть на этого подонка, возвращаю свой корпус на спинку стула, и устремляю взгляд в уже полюбившуюся точку. – И проблема будет решена!!       - Октавия, ты знаешь, что я... говорил не серьёзно.       Пытаюсь осмыслить бессмысленный разговор. Слышу, как брат уходит, но он не успевает дойти до выхода. В бункер входит Кларк. Наглая девка. Строит из себя святую, а сама разрешила пытать человека. Пусть он и землянин… Я сижу и думаю о нём. Совсем игнорируя завязавшийся диалог между Беллами и Кларк. До меня незначительно долетают её слова: "Я хочу его поискать, и мне нужна помощь!" Неважно, что это особа собралась искать. Мне даже не интересно. Важно лишь то, что брат уходит. У меня появится шанс. Маленький, ну уж больше, чем если бы он меня контролировал, я невольно поворачиваю голову в сторону этой бесящей парочки.       - Я соберу вещи, встретимся через десять минут! - роняет Беллами, и они вместе уходят.       Если они пойдут вдвоем, то эта шлюха могла бы оказать ему услугу, вот брат позабавится.       Я сижу и размышляю над планом, как пробраться к землянину. Спросите: «Зачем мне он, ведь он даже не знает языка?» Ошибаетесь, только я имею честь знать, что он говорит по-английски. И это мне на руку. Тем более мне надо помочь ему. Если не бежать, то хотя бы облегчить его участь пребывания в руках моего брата.       Прошло около десяти минут, я решаюсь выйти с корабля. Отодвигаю шторки и вижу, как брат с Кларк запасаются в дорогу. Он набивает целую сумку орешков. Они о чём-то разговаривают, и вскоре он замечает, как я с любопытством смотрю на них. Он стискивает зубы, разворачивается и уходит, у самого выхода оборачивается, но к тому времени я уже скрылась за шторами.       Я сажусь в углу бункера и начинаю мысленно прогонять различные действия, как пробраться к землянину. Доходит до того, что я задумываюсь: не убить ли охранника, оставленного моим братом? Заходит какой-то парнишка. Темнокожий. Я не раз натыкалась на него в лагере, но я слаба в запоминании имён. Он забирается на одну ступеньку:       - Эй, Миллер! - кричит он. - Тебя ждут родители Рома, чтобы поговорить, - он спускается и уходит.       Слышно, как Миллер открывает люк и шагает по ступенькам. В голове моей звучит только одно: "шанс", "шанс", "Ш.А.Н.С". Я прячусь в одеяло, чтобы он ненароком меня не увидел, а когда он удаляется из бункера, я бегу к лестнице. Перешагивая через три ступеньки, я открываю люк.       - Привет, - роняю я. - У нас мало времени…       Я вижу его. Землянина. Избитый темнокожий парень. Весь в татуировках-символах. Вряд ли мне когда-либо узнать, что они значат, но моя миссия ясна, я должна помочь всем, чем смогу. Как он помог мне. Я закупориваю люк. Парень поднимает на меня голову. Он привязан. Руки его раскинуты, ноги на ширине плеч. По-любому всё тело ломит и болит, а руки и подавно отекли, но я не в силах ему помочь справиться с этой болью. Пока…       Я заправляю прядь волос за ухо, и подхожу к нему, тяжело дыша. Мне как неловко находиться с ним в одной комнате, но я должна.       - Я принесла тебе воды! - говорю я и снимаю рюкзак со своих плеч.       Он не отводит глаз от моего лица. Возможно, он ищет в нём поддержку, но что я могу? Достаю кожаную рукодельную кружку. И подношу к его губам.       - Держи, - говорю я, и он жадно начинает глотать.       Он выпивает половину, и я отвожу самодельную поилку, чтобы дать ему отдышаться. Тыльной стороной ладони вытираю ему губы:       - Всё хорошо? - спрашиваю я.       Он жадно присасывается к моей руке.       - Извини, что не заходила раньше, - говорю я и вновь подношу воду к его губам. - Меня не пускал брат. Он полный засранец, но ты, наверное, это уже понял, - он усмехается и расплывается в улыбке.       Я вешаю на плечо сумку.       - Я знала, что ты меня понимаешь! - говорю я и оголяю свои зубы в ответной улыбке.       Отхожу от него, озираясь.       - Давай… я быстро промою твои раны, - и снимаю свой пиджак.       Я окунаю его в канистру с водой и отжимаю. А потом возвращаюсь к землянину. Я хожу вокруг него, протирая своим мокрым пиджаком, а он водит головой вслед за моими перемещениями. Пальцами пробегаю по его кровоподтёкам. Опускаю глаза:       - Это я виновата, потому что взбесилась, когда ты заковал меня в цепи, - я начинаю протирать его лицо. - Если бы ты знал, как я росла, ты бы понял... почему...       Рука с тряпкой водит по его подбородку и губам. Землянин смотрит мне в глаза своими подбитыми глазными щелями.       - Меня зовут... Линкольн, – произносит он.       - Линкольн… - повторяю я. - Я Октавия.       Я жду продолжения, но его нет. Наступает минута молчания. Кажется, что она длится вечно.       - Это всё? Всё, что ты скажешь?       - Разговаривать… для нас… не безопасно!       - Если нам нельзя говорить, зачем ты назвал своё имя?       - Я хочу, чтобы ты помнила обо мне, - говорит он, понижая голос, - когда я умру…       Я прихожу в бешенство:       - НЕ ГОВОРИ ТАК! ТЫ НЕ УМРЁШЬ!       - Октавия... из этой ситуации... только один выход…       - Поговори с ними, - молю я. – Скажи, что ты не враг! - я говорю ему это в лицо, расстояние между нами всё меньше.       - Но я враг!..       Он делает маленький шажок, насколько позволяют ему верёвки, и прикасается к моим губам. Я закрываю глаза. "Напряжение бьёт через край", - сказал бы романтик. Но нет, это что-то другое. Необъяснимое. Я слышу, как открывается люк, и отстраняюсь, отступаю на шаг и опускаю голову. Облизываю губы и отхожу вправо. Миллер смотрит на меня и продолжает подниматься:       - Октавия, выметайся отсюда! - спокойным голосом бросает он мне.       - Беллами же здесь нет! - переходя на крик, произношу я.       - Или ты уйдёшь.... - кричит он. - Или я ввалю ему по самое не хочу!!!       - Ладно… поняла, уже ухожу.       Непроизвольно наш диалог перешёл на территорию Линкольна, поэтому, когда я разворачиваюсь, я касаюсь его торса. В моей голове проскальзывает мысль, что это, возможно, в последний раз, но я заталкиваю её куда подальше и направляюсь к люку, забрав пиджак и напоследок кинув суровый взгляд на прислужника брата.       Я выхожу с корабля и сажусь у дерева, решаюсь что-нибудь сшить из оставшейся шкуры недавно убитого зверька. Моя голова пухнет от идей и мыслей. Через какое-то время меня от работы отрывает Джаспер, он подбегает ко мне, испуганный:       - Октавия! Октавия! – озираясь, орёт мне на ухо. - По-моему, я схожу с ума! - лепечет он. - Я видел здесь землян... или со мной что-то не так.       - Притормози! - перебиваю его я. - Скажи, что ты видел.       Он странно залипает в одну точку, глаза его наполнены страхом.       - Его... - роняет он.       Я смотрю в сторону его взгляда и ничего не вижу. До меня доходит, что он обдолбался.       - Джаспер, там никого нет!       - Он там! - орёт он. - Нужно бежать, сейчас же!!! Почему никто ничего не делает???       - Прекрати!! Ты что, под кайфом???       - Ты должна знать, что я люблю тебя, потому что мы все скоро умрём, - он касается лбом моего лба и тянется положить в рот орешек.       Я останавливаю его руку.       - Это всё, что ты сегодня ел?       - Да! - махает он руками. – Ну, а какая теперь разница??       - Тебя накрыло, - комментирую я его нервозное состояние. - Успокойся! - я наклоняюсь и поднимаю палку с земли. - Дружок, держи вот это!       В голове моей созревает план.       - Это палка! – то ли спрашивает, то ли восклицает он.       - Неееее, это оружие против землян! - с затаённым ехидством говорю я. - И пока ты сидишь с ней вот здесь - земляне тебя не увидят. Видишь?       - Это логично! Я останусь здесь.       - Логично, - повторяю я. - Сиди здесь.       Я отправляюсь к контейнеру с орешками и беру целую пачку. Дальше расклад понятен - я накормлю ими Миллера, да и весь лагерь впридачу. Значит, отправляюсь к люку.       - Убирайся! - слышу я, как только поднимаюсь по лестнице.       - Расслабься! Я принесла тебе еду! - с этими словами я кидаю ему орешки. - Предложение мира! Мне не следовало приходить сюда утром... Это было глупо и опасно... И он этого не стоит, - со злостью в голосе говорю я. - Я ничего не скажу Беллами, если ты не скажешь... - с этими словами направляюсь вниз по лестнице, оставляя Миллера наедине с орешками.       Через какое-то время весь лагерь сходит с ума. Мой план подействовал. Я хожу среди с ума съехавших людей и наслаждаюсь плодами своего труда. Кто-то танцует, кто-то упарывается со своих пальцев, многие снимают с себя одежду - чему я особенно рада. Я поднимаю её и несу Линкольну.       Как я и ожидала, Миллер ушёл сходить с ума к остальным. Я кидаю одежду в ноги землянину и начинаю резать верёвки. Его шатает. Он стонет, видно, руки серьёзно затекли. Он с трудом передвигается.       - Нам нужно идти, - говорю я, натягивая на него футболку.       - Зачем ты это делаешь?       - Одевайся!       - Они поймут, что это ты мне помогла…       Я натягиваю на него толстовку.       - Ты сам сказал: останешься - погибнешь, - я слышу, как он тяжело дышит. - Я этого не допущу!       - Со мной ты будешь в опасности.       - Мы должны идти, - всё, что я могу сказать.       - Ладно.... Меня увидят даже в этой одежде.       - Сейчас люди много чего видят, - констатирую факт. - Поднимайся! Идём!       Помогаю ему встать, он стонет. Хромая, он спрашивает:       - Что ты сделала?       - Раздала зимние припасы немного раньше.       У лестницы он останавливается.       - Орехи Джоби, что ты дала моему охраннику? Они вызывают видения, но это ненадолго.       - Постарайся уйти как можно дальше... и смотри, чтобы тебя не убили!       Он направляется к лестнице, но, немного подумав, оборачивается. Смотрит на меня, а потом наклоняется. Он кладёт мне руку на лицо, а свои губы прижимает к моим. Чувствую солёную кровь на его губах, но не отстраняюсь. Я понимаю, что ему надо идти, но я не могу его отпустить. Наверное, я эгоистка. Он отрывается от моих губ, но я набрасываюсь на него. Я чувствую его и не хочу, чтобы он уходил.       В голове проскальзывает мысль о пропорциях афроамериканцев. И я невольно улыбаюсь, насколько это возможно, когда твои губы сливаются с чужими.       Мои руки тянутся к его толстовке. Я слышу, как стонет от боли Линкольн, но ничего поделать не могу. Во мне бушует страсть. Как, впрочем, и в нём. Только вот его страсть заметна еще и внешне. А ещё она ощущалась на ощупь. У него встал. Из-за этого он так широко раскрыл глаза и на секунду отстранился от меня. Я невольно улыбаюсь.       Возможно, у него это впервые. Как впрочем, и у меня, но я-то хоть что-то знаю об этом, а вот рассказывала ли ему мама или там такие же дикие приятели? Что-то я не припомню, чтобы у него вообще были друзья, которые заглядывали к нему на чай. Скорее всего, он ведёт уединённый образ жизни и всё такое. "Ничего, я ему все покажу", - пронеслось в моей голове и от этой мысли мне захотелось себя ударить, но я продолжаю улыбаться идиотской улыбкой.       Мы переместились на пол. Я медленно стягиваю с него футболку, а в голове вертится мысль: "Я одела - я раздену". Он готов, а я всё так же сохну в одеждах, как капуста. Я отстраняю его и начинаю стягивать с себя пиджак и футболку, но он меня останавливает.       - Можно я? - спрашивает он так невинно, что вызывает у меня улыбку.       Я киваю. Я смотрю ему в глаза, а он стягивает ненужную ткань. Когда я остаюсь в лифчике, его лицо наполнено страхом, удивлением и интересом. Я подавляю в себе смешок, поворачиваюсь к нему спиной. Я расстёгиваю застежку лифчика, а потом вновь застёгиваю, жестами как бы говоря: попробуй и ты! Что он и делает.       Я стягиваю лямки бюстгальтера и отбрасываю его в сторону, повернувшись к нему лицом. Он странно смотрит на мою грудь и тянется губами к моим губам. Мы снова сливаемся воедино. Я думаю о том, что бы сказал брат, если бы узнал, что моим первым мужчиной будет землянин, но я посылаю этого засранца куда подальше. Я здесь и сейчас. С ним. Линкольном.       Незаметно для меня я оказываюсь сверху. Может быть, он хочет, чтобы я ему показала, а может быть, он в курсе всего и ему так больше нравится. Я задумалась о предохранении. И что, если мне не повезёт, я рожу какого-нибудь радиоактивного мутанта? Я опять улыбаюсь, как идиотка. Стягиваю с него подобие трусов. "А с пропорциями ты была права!" - кричит подсознание.       Стянув с себя оставшийся элемент нижнего белья, я позволяю возбуждённой плоти войти в меня. Я обнимаю его за плечи и медленно двигаюсь на его члене. Я испытываю легкую боль, но эта боль приятна, я растворяюсь в ней. Вскоре Линкольн входит в раж, возможно, он понял, что к чему, а возможно, понял, что не причиняет мне боль. Мы двигаемся с ним в такт. Мы наслаждаемся друг другом. Мы не можем дышать. Тайными уголками мозга я понимаю, что всё это неправильно и у меня с дикарём нет никакого будущего, но зачем мне будущее, когда я завтра могу умереть?       Не могу вспомнить, дошли мы до оргазма в одно время или же разное. Это мелочи не столь важны. Однако, если тебе это интересно, я попробую как-нибудь вспомнить на досуге, если буду жива и способна мыслить, чувствовать, вспоминать.       Мы лежим на голом полу. Я слышу, как он тяжело дышит через боль. Я беру его руку, ту, что была проткнута штыком, который вонзил мой брат. "Правая!" - подумала я. Надеюсь, он левша, ибо с проткнутой рукой вряд ли у него получится рисовать такие красивые рисунки, как тот... Я вспомнила о его блокноте. Я встаю и направляюсь к коробке, в которой лежит записная книжка Линкольна. Он смотрит за моими действиями, лёжа на полу. Я достаю ежедневник и возвращаюсь на прежнее место. Я начинаю листать его и смотреть в оба глаза, а Линкольн в свой один.       - Зачем вы нас считали? - спрашиваю я, дойдя до страницы исписанной палочками.       - Так было нужно... - только и отвечает он.       Я листаю дальше, пока не нахожу страницу со своим портретом.       - Ты мне сразу понравилась... там, в овраге, я не мог тебя убить. Прости... что причинил боль...       - Забудь, тем более ты обращался со мной не так, как наш народ с тобой. Уж спасибо, что не вогнал мне штык в руку и не бил электричеством.       Линкольн усмехается.       - Держи, - говорю я, закрывая блокнот.       - Оставь его себе, как память обо мне. Я найду, где мне учиться писать левой рукой.       - Прости... - я опускаю глаза.       - Ты не виновата, - с этими словами он целует меня в макушку.       Не знаю, сколько мы так вместе лежали, а потом стали собираться. Меня брали опасения, что все могли уже прийти в себя. Хотя тогда бы Миллер уже пришёл на свой пост охранника.       Я проводила Линкольна до поляны с бабочками. Все были настолько сумасшедшие, что никто даже не обратил внимания, разве что Финн, но он посмотрел нам в глаза и отвернулся. Как-нибудь надо попросить его о том, чтобы молчал. Иначе мне придётся убрать его как свидетеля. На поляне мы поцеловались на прощание. Меня брало чувство, что мы больше не увидимся. Но это уже другая история.