Фронтир

Милая Фелиция! Я вынуждена рассыпаться в извинениях: и в самом деле преступно не подавать о себе вестей так долго, как это позволила себе я, но моей вины в этом нет. В первый же день, едва переменив дорожное платье на повседневное, я спешу с письмом на почту, а назавтра обнаруживается, что дилижанс, видите ли, разграблен шайкой индейцев! После этого мне оставалось только ждать, когда вернётся обратно поезд, что привёз меня — он ходит до какого-то тупичка милях в двухстах отсюда — и отправить письмо с ним. Поговаривают, что вожак этих индейцев безумен, но вряд ли настолько, чтобы бросаться с допотопными ружьями на паровоз. Если ты читаешь это, милая сестрица, значит, я кое-что всё-таки смыслю в вещах, не подобающих леди! Ты будешь удивлена, но даже в таком захолустье существует что-то, способное сойти за светскую жизнь. Я легко могла бы этого не заметить, но опять-таки в первый же день по пути с почтовой станции мне посчастливилось повстречать местного мэра. Мистер Кобблпот показался мне человеком несколько мелочным, но, без сомнения, предприимчивым. Кажется, я его совсем очаровала: он то и дело терял цилиндр, покуда мы беседовали, хоть это и заняло меньше четверти часа. Он-то и проговорился об индейцах — точнее, я случайно присутствовала при его разговоре с начальником станции мистером Стейном, который представляет здесь компанию «Старк Пасифик». Мистер Стейн настаивал на том, что следует истребить всё племя этих негодяев, тогда как мистер Кобблпот утверждал, что следует поймать их вожака живым и судить, а нового вождя подкупить. Джентльмены крепко повздорили, но вскорости помирились, и мистер Стейн даже согласился присутствовать на балу, который устраивал мэр на следующий день. Я тоже была приглашена и, похоже, стала настоящим спасением, потому что дам совершенно явно недоставало. Те, что присутствовали, были по большей части добропорядочными матерями семейств, реже — провинциальными невестами на выданье, которых пресловутые матери тем чаще стараются вывести в свет, чем более они дурны собой. Многообещающей выглядела только рыженькая девушка лет пятнадцати — ах, ты бы согласилась со мной, что через пару-тройку лет она расцветёт так, как редко цветут женщины в провинции! Танцевала она волшебно; останься я с ней наедине хоть на час, я сумела бы раскрыть её врождённый талант, но бедняжка смотрит в рот местному пастору и ловит каждое его слово, а больше ничего не желает и знать. Ждать ей приходится долго — отец Уэйн скуп на слова едва ли не больше, чем мэр на деньги. Представь себе угрюмого широкоплечего мужчину с тяжёлой челюстью, в вечно надвинутой на глаза шляпе и сутане, развевающейся за спиной, точно чёрные крылья, и скажи, есть ли менее подходящая компания для красавицы, едва-едва переступившей порог детства? Кажется, у пастора была в прошлом какая-то травма, которую он пытается исцелить служением Господу, и я прекрасно понимаю его скорбь — вспомни нас, сестрица, вспомни нас! — но какое он имеет право втягивать в свою тоску это юное создание, перед которым сейчас раскинулись все пути в жизнь? К счастью, у отца Уэйна есть то ли воспитанник, то ли племянник, весьма работящий и неплохо образованный юноша. Он — единственный молодой человек, которого пастор подпускает к девушке; впрочем, она и сама не стремится знакомиться с другими. Помимо них присутствовал некий профессор медицины, светило чуть ли не из самого Мискатоника — и тоже словно пришибленный мешком. Как выяснилось, на самом деле он человек довольно энергичный, но утром как раз пришла весть об ограблении дилижанса: в нём ехала на восток ассистентка профессора. В остатках кареты её следов не обнаружено; должно быть, индейцы прихватили несчастную с собой. Шериф выслал разъезды чуть ли не к самому стойбищу и, кажется, отправился лично, но девушки и след простыл. Какая жалость! Если верить профессору, она подавала блестящие надежды. Сама понимаешь, когда кроме таких новостей нечего обсудить, танцы не зададутся, поэтому я, скрепя сердце, сложила свои платья в сундук. В ожидании вестей с востока или от шерифа остаётся лишь баловаться пером и гимнастическими упражнениями. Надо будет, пожалуй, навестить одного из местных ранчерос и обзавестись лошадью. Поцелуй от меня Гвендолин и Мэри Джейн. Твоя до гроба, Селина.