«Земную жизнь, пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долин … Так горек он, что смерть едва ль не слаще» Данте Алигьери "Божественная комедия"
ГРЕХ
- Если уже кончил, то отваливай, придурок… - стоя «раком» и подметая волосами замызганный пол, я чувствовал, как от моих слов Мориса затрясло от злости. Резко отстранившись от моей задницы, он пнул меня. Непередаваемое ощущение, когда тебя бьют "гадами". Отлетев в сторону, я перевернулся на спину и отрешённо стал буравить взглядом пустоту. -Вали уже, а… - стиснув зубы, чуть тише, почти умоляюще повторил ему свою просьбу. Морис ушел быстро и, как всегда, со всей силы громко хлопнув дверью, от чего с потолка у выхода немного осыпалась старая штукатурка. Я уже не помню, когда наши прощания заканчивались мирно. Видеть его мрачную физиономию каждый раз для меня уже стало нормой, и был бы нонсенс, уйди он в бодром расположении духа хоть раз. А я всё продолжал лежать на полу, вслушиваясь в повисшую тишину. Мой взгляд беспорядочно скользил по потолку, пока не наткнулся на ползущую сороконожку. Мерзкое насекомое, хотя по сравнению с ней, сейчас я был куда более жалким... Под моим взглядом мелкая тварь проскользнула в щель между потолком и стеной, хах, даже у этой дряни есть дом, не то, что у меня - ни времени, ни места. Я не жалел себя, просто констатировал факты и приводил всё к какому-то выводу, хоть и не всегда полезному, но хотя бы так я понимал, что ещё могу здраво мыслить и, как там сказал какой-то умник, следовательно существовать. В конце концов, я поднял свое тело и медленно поплелся в ванну. Ступни неприятно шаркали и липли к давно не мытому холодному полу. Зайдя в небольшую комнату, я повернул ручку крана, где-то в сан. узле что-то прохрипело - и из него полилась струя ржавчины. Немного подождав, пока вода станет чище я встал под её прохладу и простоял так, не шевелясь где-то с полчаса. Я был совершенно один и, казалось, что даже мои мысли меня предательски покинули. В голове было пусто, а в душе темно. Бодрил только холод, струящийся по моей коже. Я ощущал, как грех стоял за мной, обвив своими щупальцами мою глотку и сдавливая её всё сильнее. Он засасывал, подобно чёрной дыре, он просачивался через покрытые грибком кафельные плитки ванной, стекал тягучей смолой с углов стен и скапливался в моих ногах, прилипая и заставляя их тяжелеть. Он струился дымом из под ванной, глядел на меня отовсюду, смеясь надо мной и с какой-то материнской любовью шептал мне: - «Ты – НИЧТО». В дверь позвонили. Я на секунду прислушался, не показалось ли мне, но звонок подтвердили настойчивыми стуками. Я знал, что это Лука. Но откуда такая уверенность? Возможно, уже за столько лет знакомства я научился отличать его стук от тысячи, какой-то сопереживающий что ли, будто он торопился убедиться в чём-то, и если я всё же открывал ему дверь, его лицо всегда озаряла улыбка. /Что за хрень ты несёшь?/ отдёрнул я себя. Звонок задребезжал вновь. Я обернулся полотенцем и прошел в прихожею, уставившись на дверь, которая то и дело содрогалась от ударов этого навязчивого дурака. - Вер! Ты дома? – с надеждой вопрошал Лука. Всё как я и думал, это он. - Это я, Лука! Верманд, открой, – ещё раз раздался звонок. Я не открыл бы ему, как сильно бы он не просил. Не хочу, чтобы он видел меня таким. /А какая разница ходячему трупу, что о нём подумают другие?/ усмехнувшись, подумал я про себя. Тем временем за дверью стало тихо, но я чувствовал, что Лука всё ещё там. /Нет, я не открою… уходи, скорее уходи. Прошу. Не будь ко мне таким… добрым…/ Развернувшись, я отправился в комнату, которая служила мне и гостиной, и спальней, и кухней. Немного помедлив, я приземлился на грязный матрац, замызганный пятнами крови, спермы и прочего, что лежал в углу комнаты у батареи. Рядом были разбросаны разные цветные пакетики. Порывшись в них, я взял шприц, подготовил нужную дозу смеси, руку и без замешательства вколол в вену раствор героина. Этой иглой пользовались уже много раз, но мне все равно. Я уже болен СПИДом. Наверное, мне следовало бы испытывать грусть, вспоминая, что эта болезнь с каждым днём убивает меня, но её не было. Страшно понимать, что ты ничего не можешь знать о своём будущем, я же его прекрасно предвидел и тысячу раз мысленно представлял свою смерть, но ведь изменить что-либо и винить кого-то я не мог. Потому, что точка "невозврата" уже была преодолена мной задолго до того, как я узнал, что болен. Мой последний шаг в пропасть сделан, остаётся только парить в пустоте и ждать, ждать своего конца. Мои руки ослабли и плетнями повисли вниз, шприц вывалился из руки и, прокатившись немного по полу, остановился у моей ещё мокрой от душа ступни. Тут я почувствовал, что тёплое что-то коснулось моей щеки. Неужели это были слёзы? Но я так этого и не понял, потому что всё вокруг исказилось и поплыло - моё сознание провалилось во тьму и фальшивый экстаз...